переговорах. Когда дела в гору пошли, после первой же крупной сделки нанял проститутку и изменил своей Елене.
Казалось бы, свободен, никому не должен. Без кольца и свидетельства о браке. Но трахал ее и чувствовал себя предателем. Много месяцев провел без женщины, а получил свое — и стало мерзко.
Хоть к мозгоправу записывайся или начинай пить. Если бы не Костя, я бы, наверное, начал. Однако за одним проектом стартовал другой. Потом третий. Жизнь вернулась в прежнюю колею.
Со временем даже стали появляться женщины. Красивые, холеные. Теперь только мои. В груди почти не екало. И не придумай пиарщик идею с лицом «Империала», вероятно, я бы отпустил... вытравил из памяти сладкие картинки: девчонку с голубыми глазами, мою внезапную любовь. И дикий страх потерять это счастье.
Если бы не дурацкая рекламная кампания, я никогда бы не увидел свою княжну. И не узнал правду.
***
Голова взрывалась от мыслей. Елена рассказывала, как набирала мой номер до самых родов. Как пряталась в туалете, чтобы Мисюров или отец не застукали ее, а мне орать хотелось.
Держал ее в объятиях, такую красивую, легкую, плачущую, и чуть не выл.
Десять лет жизни.
Все детство сына.
— Девочка моя, родная... — Поцелуями стирал соленые капли с ее щек. — Хорошая моя...
Стискивал так, словно боялся, что опять отнимут.
— Ты не представляешь, что я пережила. — Лену потряхивало. — Папа до самых родов уговаривал избавиться от ребенка. Отдать в детдом. Обещал, что простит. Будто это не его внук, с ножками и ручками, а бракованный щенок. Слава и на день боялся оставить меня одну. Не доверял ни мне, ни отцу.
— Я не знал, клянусь. Даже подумать не мог.
Мои ладони скользили по гибкому телу. Изучали заново каждый сантиметр.
— Я бы простила твое предательство и побег. Я бы все тебе простила, если бы ты вернулся. За мной и Тимом.
Не позволяя целовать в губы, Елена уворачивалась. Плакала сильнее.
— Я не предавал тебя. Не уезжал...
— Ты сейчас придумаешь любую легенду, чтобы оправдать себя. Соврешь о чем угодно! — Она толкнула меня в грудь. — Однажды я уже поверила. Больше не хочу.
— И не нужно верить. Словам вообще верить нельзя. Сегодня я это окончательно усвоил.
— Тогда просто молчи. — Она прижала указательный палец к моим губам. — Ты спас меня. Забрал у Славы сына. Я не попрекну прошлым. Не встану между тобой и Тимом. Никогда. Обещаю.
— Я не бросал тебя. И не бросил бы. Ни за что!
Спорить было бесполезно. Не с этой Еленой. Трясущейся, вымотанной. Еле живой после всего, что пережила за два дня.
— Я докажу, что не виноват. Не словами. Документами. Потом ты сама решишь.
Наверное, нужно было поставить ее на ноги и отпустить в спальню. Но я не смог. Так, на руках, и понес. Сжимая, как самое дорогое сокровище. С остановками, чтобы подольше чувствовать рядом. Шизея от острого желания подмять ее под себя и заставить забыться.
У двери спальни Елена вдруг престала плакать, сама стерла слезы и заговорила:
— Лучше оставь нас в покое. Я помню условия сделки. От своих обязанностей не отказываюсь. Твои ночи будут твоими. Лишь умоляю, дай мне время.
— У тебя будет все что захочешь.
Я внес это чудо в спальню. Уложил на кровать. И сразу отошел к двери, чтобы не пугать еще сильнее.
Будто не поверив, Елена подтянула к себе одеяло. То самое, на котором мы занимались любовью два дня назад.
— Ты ведь не заберешь у меня Тима? — Распухшие от слез губы дрогнули.
— Никто не заберет у тебя сына. — Понадобилась вся сила воли, чтобы остаться на месте и не схватить княжну снова в объятия. — Никто не причинит вам вреда. — Я буквально вытолкал себя за порог. — Никогда!
***
Легче не стало. Ни через час, ни через два.
После того как отнес Елену, я подошел ко второй гостевой спальне — Тимура. Чтобы не разбудить, осторожно открыл дверь. Постоял несколько минут у порога.
Смотрел на этого уже взрослого мальчика. Не веря! Не понимая, что творится на душе. Совсем недавно не было у меня никакой семьи. Не хотел я ее. Не планировал.
От женщин, которых приводил в свою квартиру, нужен был лишь секс. Без гарантий и без будущего. Казалось, это удобно. Стерильные отношения.
Ничего не мешало заниматься своими делами. Развивать новые проекты. Бежать в том самом колесе, которое девять лет назад в качестве спасения подсунул мне Костя.
Сейчас даже смешно стало.
Все эти годы я бежал от Елены. От своего прошлого. Как в сказке о золотом гвозде, нажил во время бега и дом, и богатство, и известность. Протопал всю дорожку от самого низа до гребаной элиты. Поднялся выше всех тех, кто отправил меня за решетку.
И теперь остановился на прежней станции. Уже не только с Еленой — еще и с сыном.
Пожалуй, за такое Мисюрова следовало не просто убить. А убить, воскресить и снова отправить на тот свет. И так десять раз. За каждый прожитый во лжи год.
После исповеди прошло несколько минут, но злость не утихала. Смотреть на собственного ребенка было больно. В грудину словно кол вбили.
Не малыш уже — личность. С характером, привычками, мечтами, с любимыми фильмами, книгами и своим взглядом на мир.
Голова шла кругом от мысли, как буду знакомиться и завоевывать доверие Тимура. Не представлял, с чего начинать и, вообще, как вести себя с детьми. О чем рассказывать, какие игрушки покупать и как доказывать, что я лучше прежнего, ненастоящего отца?
Вопросов с каждой секундой становилось лишь больше, а дышать рядом с собственным сыном — все труднее. В груди пекло. Пока окончательно не свихнулся, впору было устроиться прямо здесь, на коврике, и отключиться до утра.
Мне бы еще пару минут рядом, и, наверное, так бы и поступил. Но кое-как собрался с силами. Закрыл дверь. Рухнул на ближайший диван как подкошенный. А через четверть часа, словно бригада реанимации, по мою душу явился Белов.
— Только тихо. — Я жестом приказал начбезу не шуметь. — Спят все.
— Это хорошо. — Он оглянулся в сторону спален и бесшумно прошел в гостиную.
— Случилось что?
Другой причины переться ко мне поздно вечером не было. Лишь очередное ЧП или важная информация. Первого не хотелось бы,