руку! Кто осмелится не исполнить волю Великого духа гор и лесов! Такого смельчака не найдется по всему обширному Шухаю! Я теперь уверен, что хунхузы не только пощадят тебя, но отпустят вас обоих с миром! Теперь ты, маленький Ван, находишься под покровительством Великого Вана, и судьба твоя обеспечена в будущем! Счастлив ты и счастливы твои родители!»
Долго еще старый таежник говорил на эту тему и мальчик слушал его, затаив дыхание, боясь проронить слово.
Дверь фанзы была открыта и в нее вливался аромат девственной тайги и доносились звуки волшебной, сияющей таинственными фосфорическими огнями, ночи.
Блуждающие огни эти, в виде летающих светляков, прорезывали своими мгновенными вспышками непроницаемую тьму дремучего леса, как миниатюрные молнии, или искры электрической батареи.
Из глубины таежных дебрей доносились крики японского козодоя; ему вторили болотные совы и лесные эльфы, лягушки-древесницы.
За зубчатым гребнем Тигровой горы показался яркий диск луны и бросил свои бледные голубоватые лучи в темные недра лесов, на склоны скалистых хребтов, в пади и ущелья.
В одинокой фанзе зверолова, озаренной луной, потухли огни и крепкий сон спустился на крыльях ночи на веки ее обитателей. Тун-Ли и маленький Ван спали рядом на теплых канах и обоим им снился чудный сон, навеянный песнями древней старухи-тайги и тихим шепотом листвы в вершине векового дуба, под могучей кроной которого стояла ветхая фанза.
На следующий день, едва только первые лучи восходящего солнца позолотили скалистые кряжи Тигровой горы, старик был уже на ногах и хлопотал у горящего очага с чайником.
«Вставай, вставай, маленький Ван! – тормошил он спавшего мальчика – солнце уже поднялось высоко и нам пора в путь-дорогу! Пей чай да снаряжайся! Отдохнешь потом, когда кончим дело!» Но маленького Вана не надо было подгонять, он заспался, вследствие чрезмерной усталости и напряжения. Все тело его болело и ноги распухли от ушибов и царапин.
Сбегав на речку и обмыв свои раны студеною водой, он быстро собирался в путь и был готов раньше старика, который долго еще копался по хозяйству, суетился, кряхтел и ворчал себе под нос непонятные таинственные слова.
Вскоре они вдвоем шагали по тропе, направляясь на юг, к подножью горы Татудинзы, конусообразная каменная вершина которой возвышалась над грядами темных лесистых хребтов, отрогов станового горного массива Лао-э-лина.
Тропа извивалась змеей по долинам горных ручьев и речек, пересекала крутые каменистые кряжи, тeрялась среди топких болот и кочкарников глубоких ущелий, взбегала на высокие горные перевалы и плоскогорья.
Наши путники останавливались для минутной передышки в фанзах звероловов, где их встречали радушно и напутствовали добрыми пожеланиями.
Погода им благоприятствовала. Небо было ясно и солнце светило ярко, бросая свои редкие лучи в лесную чащу. Дикие обитатели тайги попадались им на каждом шагу, но путники, стремясь к своей цели, мало обращали внимания на эти встречи и двигались безостановочно, имея перед собой, в виде маяка, вершину далекой Татудинзы.
В одной из фанз пришлось им задержаться, так как мальчик окончательно выбился из сил и до крови изранил себе ноги на острых камнях крутых гольцов и гранитных россыпях горных склонов.
После двухчасового отдыха и укрепляющего сна они снова зашагали по битой тропе и бодро подвигались вперед, приближаясь к заветной фанзе, расположенной в верховьях реки Хайлина.
Солнце стояло низко, когда они подошли к одинокому шалашу из кедровой коры, под навесом высоких береговых скал.
Это был сторожевой пост хунхузов.
Навстречу путникам из шалаша показались хунхузы. Их было трое. В руках у них сверкали стволы винтовок; на груди крест на крест белели патронташи.
Еще издали они узнали старого Тун-Ли и приветствовали его поклонами. Узнав о цели его прибытия, они с любопытством стали рассматривать маленького Вана и удивлялись его смелости и геройству. Когда же им стало известно о встрече его с Великим Ваном, удивление их перешло в восторг и преклонение. Каждый из них старался оказать мальчику что-нибудь приятное. Они наперебой угощали его папиросами, сахаром и сладкими пирожками. Отсюда путники, в сопровождении одного хунхуза, отправились в становище.
До главной фанзы, где стояли хунхузы, было не более пяти километров.
Через час Тун-Ли и маленький Ван, окруженные хунхузами, сидели в фанзе. Тут же, со связанными руками, находился отец мальчика.
Встреча отца с сыном была очень сдержанная, хотя мальчик и порывался броситься к отцу, но старый зверолов воспрепятствовал этому, из соображений чисто таежного сурового этикета, не допускающего внешнего выражения своих чувств и проявления душевных настроений.
Узнав, что мальчик явился для замены отца, хунхузы отнеслись к этому весьма сдержанно и осторожно; но известие о том, что сам Великий Ван пощадил его, произвело на них огромное впечатление. Они резко изменили свое отношение не только к мальчику, но и к его отцу, который сейчас же получил свободу, веревки на его руках были развязаны.
Посоветовавшись между собой, они объяснили пленнику, что никакого выкупа им теперь не надо, так как Великий Ван ясно выразил свою волю, которой они беспрекословно подчиняются.
Через полчаса, когда тихие вечерние сумерки легли на горы и леса и холодный туман окутал низины падей и болотистых лугов, у древней кумирни, на ближайшем горном перевале, совершалось моление Великому горному духу.
Все хунхузы, соседние звероловы и освобожденный пленник со своим сыном стояли коленопреклоненные перед алтарем кумирни.
Старый зверолов Тун-Ли произносил молитву, воздевая руки к вечернему небу, на котором загорались уже звездные огни.
«О Великий Ван! – говорил старик, обращаясь взором к далекой вершине Татудинзы, освещенной золотыми лучами заката, – мы здесь стоим перед тобой, покорно склонив головы, и приносим тебе благодарность за то, что ты пощадил нас, – малых и ничтожных людишек! Твоя воля исполнена и пленник освобожден. Надеемся, что и в будущем ты не оставишь нас своим покровительством!»
Каждую фразу старик повторял два раза и ударял палочкой в чугунный колокол, висевший на ближайшем дереве.
Густые рокочущие звуки колокола уносились вдаль и горное эхо вторило им в скалистых ущельях Татудинзы.
Великий Ван прислушивался к этим звукам, лежа на выступе горного утеса, и в круглой лобастой голове его бродили свои звериные мысли. Он знал происхождение этих звуков; они его не беспокоили, так как люди его не интересовали и присутствие их не вызывало в нем никаких опасений.
Он потянулся, зевнул, расправил свои могучие члены, взглянул на темное небо, с искрящимися на нем звездами, и медленно, бесшумно двинулся вдоль хребта и исчез в чаще.
В тишине таежной ночи глухо рокотал чугунный колокол. Горы и леса Шухая дремали, чутко прислушиваясь к этим звукам и