– Да.
Они смотрят друг на друга в неверном свете лампы, отчего неопределенность ситуации еще сильнее: мужчина не таит растерянности, она старается скрыть недоверие. Затем она подходит к письменному столу, открывает ящик, достает часы и другие подводные приборы и кладет их на стол. Он бросает на них беглый взгляд.
– Спасибо, – произносит он почти застенчиво.
Потом берет инструменты со стола и раскладывает по карманам куртки.
– Я собиралась ужинать, – замечает Елена.
Мужчина смущенно моргает и неловко, нерешительно поводит рукой, будто вспомнил нечто важное. Лампа освещает половину его лица, другая половина в темноте.
– Конечно… Не буду вас больше беспокоить, извините. Я сейчас же ухожу.
Елена поворачивается к нему спиной и непринужденно направляется в кухню, унося корзинку с продуктами.
– Да ладно, тут хватит на двоих, – говорит она, зажигая еще одну лампу. – Вы любите фрикадельки из тунца?
– Очень, – отзывается он из комнаты.
– Составите мне компанию?
– Вы приглашаете меня поужинать?
Он появляется на пороге кухни; кажется, он удивлен. Елена кивает, зажигает плиту и ставит кастрюлю с фрикадельками разогреваться.
– Ну да.
Она поднимает глаза, смотрит на него и впервые за этот вечер видит, что он улыбается. Белая полоска на смуглой коже – как в тот день, когда он бросал камешки в море, – удивительным образом подчеркивает и его уверенность в себе, и наивность. Или ей так кажется. Никогда раньше, думает она, я не видела ни у кого такой улыбки.
– С большим удовольствием, – слышит она его слова.
– Можете снять куртку, если хотите. Здесь тепло.
– Спасибо.
Елена расстилает скатерть на кухонном столе, ставит тарелки, кладет приборы, открывает бутылку вина, и они ужинают почти в полной тишине, то поглядывая друг на друга, то, наоборот, отводя глаза. Дают электричество; Елена встает из-за стола и гасит лампы. Потом итальянец помогает ей вымыть посуду, и они возвращаются в гостиную, где закуривают по сигарете.
– Могу предложить только сладкое вино из Малаги. Вы его уже пробовали, хотя, возможно, и не помните.
Он снова улыбается:
– Большое спасибо, но в этом нет необходимости… Я почти не употребляю алкоголь.
Они молча курят. Он сидит на диване, она в кресле-качалке, между ними низкий столик. Он снова внимательно оглядывает комнату, как будто на этот раз она кажется ему другой.
– Я совсем не помню дом, – говорит он.
– Естественно. Вы были без сознания, когда я вас сюда дотащила.
Его взгляд останавливается на фотографии в рамке, которая стоит на письменном столе.
– Это ваш муж?
– Был.
– Да, конечно, извините… Мне про вас говорили. Я знаю вашу историю.
– Интересно узнать, когда и кто вам про меня говорил.
Итальянец молчит. Он смотрит на дым от сигареты и, наклонившись, аккуратно гасит ее в пепельнице.
– Вы представляете собой проблему.
– Для вас или для других?
Он выпрямляется и кладет руки на колени. Сейчас в его улыбке есть что-то виноватое.
– Для меня. Это я и хочу сказать.
– Что ж, вы даже не представляете, как я вам сочувствую. Надо же, я для вас проблема.
– Я неудачно выразился, простите меня еще раз. Это не ваша вина.
Он умолкает, в смущении разводит руками и опять кладет их на колени.
– У меня в Испании довольно деликатная миссия, – тихо произносит он наконец.
– Я догадываюсь.
– И я не сам по себе. У меня есть товарищи. И они беспокоятся.
– Я понимаю. – Голос Елены звучит жестко. – Они хотят знать, может, я сплетница и болтунья? Из тех, кто слишком много говорит.
Похоже, эти слова приводят его в крайнее возмущение.
– Ради бога, – протестует он. – Я никогда не стал бы утверждать…
– А вам не кажется, что у меня была масса возможностей рассказать кому угодно кое о чем, но до сих пор, однако, я этого не сделала? Вы и ваши товарищи хотите получить от меня письменные заверения? Хотите, чтобы я дала вам гарантии своего молчания?
– Умоляю вас, не обижайтесь.
– Вы говорите, не обижайтесь? – Она встает, резко затягивается и тушит сигарету в пепельнице. – Вы пришли предложить мне деньги?.. Или угрожать мне?
Итальянец тоже встает, он смущен.
– Умоляю вас, поймите…
– Я понимаю гораздо больше, чем вы думаете, и позвольте мне это доказать.
И дальше громко и запальчиво Елена рассказывает обо всем, что знает и предполагает: операции итальянских военных водолазов, атаки на Гибралтар с суши, а не с подводных лодок, сговор с местными тайными агентами, ее уверенность в том, что водолазы укрываются на судне, пришвартованном к молу в Альхесирасе, на «Ольтерре».
– Все это мне безразлично, – заканчивает она. – Идет война, и мне не за что благодарить англичан – скорее, наоборот. Мне все равно, даже если вы вместе с немцами потопите весь средиземноморский флот… Доходит до вас?
– Доходит, – подавленно отвечает он.
И тут, повинуясь иррациональному порыву, она шагает к нему так стремительно, что он невольно отступает.
– Однако, – продолжает она, – признаюсь, мне любопытно. Я хочу задать вам вопрос, и от вашего ответа будет зависеть, продолжим ли мы разговор или на этом закончим… Вы готовы на него ответить?
Он снова моргает, в его зеленых глазах такая робость, что это трогает ее сердце. Мне хочется его поцеловать, вдруг думает она, удивляясь себе. В щеку или в губы. Да. Прямо сейчас.
– Да, я готов, – говорит он почти торжественно.
Опять эта его наивность, думает она. Дойдя до этого предела, уже невозможно притворяться, если только он не гениальный актер. Интуиция подсказывает ей, а потом и разум подтверждает: все это время он говорил правду.
– Вы участвовали в атаке позапрошлой ночью?
Итальянец, похоже, обдумывает ответ. Он наклоняет голову, отводит взгляд, но потом снова вскидывает глаза.
– Может, и так.
– Говорят, там погиб итальянский водолаз.
Он опять выдерживает паузу.
– Такое возможно.