лошадей не сможет бежать дальше, повозка встанет. Мы не успеем распрячь лошадь прежде, чем нас догонят твари.
Солнце слепило глаза. Я глотал обжигающий воздух пустыни и вымерял минуты, прежде чем в очередной раз хлестнуть лошадей. Дотянуть, нужно дотянуть… Но за пару километров до скал путь перегородил огромный бархан. Я не стал объезжать холм, а направил повозку в гору: слишком широким был бархан, а волна монстров медленно, но неотвратимо догоняла нас. Я не видел тварей, в которых безостановочно пускал стрелы Грай, но думаю, адепт отстреливал самых резвых.
Животные с трудом подняли повозку на вершину бархана, а затем у той, которую Грай хлестнул несколько часов назад, подкосились ноги и лошадь повисла в упряжи, хрипя и разбрасывая пену.
— Грай! — заорал я, — Остаток пути придется бежать!
Меня услышали. Судя по всему, Грай предупредил ребят в повозке: как только я закричал, все ломанулись к скалам. У меня не было желания забрать плащ: когда я соскочил с козел и наконец увидел, от чего именно мы бежали, то шустро помчался по бархану вниз без всякой глупой мысли. К скалам, так к скалам.
Опаленные солнцем пески напомнили мне Ильмсхур, дом. Когда я увидел дюны, когда мой сапог погрузился в горячий песок, я понял: ненавижу дом.
Меньше, чем через минуту до нас донеслись предсмертные визги лошадей. В этих протяжных и жалобных звуках было столько боли, что я подавил желание зажать уши. Я понимаю, когда стоит выбор, умереть лошадям или людям, то каждый здравомыслящий человек бросил бы животных. Но если бы у меня была возможность самостоятельно убить лошадей, я бы сделал это, потому что монстры убивать добычу не спешили…
Мы бежали, перескакивали через погребенные в песках повозки и скелеты лошадей. Я заметил у скал единичные фургоны: компактные облегченные повозки с широкими колесами, но костяки были и возле них. Своеобразная плата за проход по пескам — пущенные на корм лошади.
Спустя километр бега подростки жадно хватали воздух и походили на выброшенных на берег рыб. Думаю, я от них не сильно отличался: такой же грязный, уставший.
— Не растягиваемся! — орал Грай. Мужчина бежал в самом конце, подгонял отстающих подзатыльниками и пинками. Адепт не выглядел уставшим, но с его характеристиками это нормально. Когда остальные задыхались и выдергивали ноги из песка, Грай находил время и кричать, и стрелять. Наконец мужчина отбросил арбалет и пустой колчан.
— Нильям Тернер, Эрам Рсаев! Замедлитесь! Поможете отразить нападение!
Дьявол, что за невезение! Я хотел добежать до скал в центре толпы, прикрываясь тушками будущих соучеников, но приказ мало того, что похерил эту возможность, так теперь мне придется прикрывать неорганизованную толпу, которая могла прикрыть меня. Если адепт попытается заставить меня идти в самую гущу боя с учетом драки с пауками, то ну его нафиг, пусть идет в пустыню.
Грай вытащил из ножен меч и остановился. Основная масса чудовищ рвала коней и дралась за мясо, к нам бежали хилые одиночки, которые побоялись вступить в драку. Монстров было не так много, по сравнению с основной массой: десятка три. Уже знакомые пауки соседствовали с сегментированными червями, волосатыми мясными шарами. Стремные твари завывали, скрежетали и пищали, подбираясь ближе к нам.
Я смотрел на приближающуюся мерзость и не понимал, как и куда ее бить, чтобы лишить жизни. Если анатомию пауков я примерно представлял, то куда, к примеру, нужно ткнуть мясной шар? На какую дистанцию можно приблизиться к червю, и чем этот червь атакует?
— Я видел, вы неплохо сражаетесь, — подмазал нас Грай, — Нужно продержаться пару минут, чтобы неофиты достигли скалы, а потом отступить.
Я еще не видел, как творят магию адепты, которые сопровождали повозки. Сейчас был идеальный вариант испепелить или иначе прогнать нападающих существ, но Грай всем видом показывал, что не отступит от роли мечника, хотя слабое магическое воздействие по типу используемого Севером воздушного толчка пришлось бы как нельзя кстати.
— Осторожнее там, — пожелал Апелиус и добавил, — Помогать не буду.
Три тысячи дьяволов!
Монстры накатили на Грая и Эрама. Я отступил назад и принимал тех, кто стремился зайти с боков и со спины. Хорошо, что монстров мне досталось три: два паука и червь.
Разница между пауками, с которыми бился Грай и теми, которые атаковали сейчас меня, была четко заметна. Эти монстры действительно отбросы своего племени.
Я отсек лапку, которой паук пытался меня пронзить и подсмотренным у Апелиуса движением вонзил клинок между глазами монстра. Рывок меча на себя, отскок, пока туша бьется в конвульсиях. Первый готов…
Дальнейшая битва походила на конвейер. Я перестал просчитывать ходы: на это тупо не было времени. Тянется что-то? Увернуться, отбить, отсечь! Червь изготовился плюнуть? Срочно приблизиться по дуге к нему и несколькими ударами рассечь мягкую тушу пополам.
Я спотыкался на кишках и воняющей требухе, но резал, рубил, колол…
Наконец Грай скомандовал отход: монстры не атаковали, им хватало пищи, которую мы настрогали. Из той толпы, что бежала к нам, в живых осталась лишь половина. Мы побежали к скалам. Точнее, Грай и Эрам бежали, я же едва тащился. Забил на правильное дыхание: хватал ртом воздух, задыхался.
— Я от тебя большего ждал, — сознался адепт на подходе к скале, — Думал, ты на себя половину возьмешь.
Шутник блин.
— Я сам от себя ждал большего, — выхрипнул я, — Видимо, не восстановился до конца.
Наконец мы на заплетающихся ногах дотянули до каменистого плато. Точнее, дотянул я, Грай и Эрам добежали вполне бодро.
Я шагнул на шершавый каменный монолит, согнулся и упёрся ладонями в коленки, пытаясь отдышаться. Я думал, что привык бегать, и тренировки уже мало что дадут, но стоило между короткими спринтерскими рывками помахать мечом, и я выбросил из головы всякие глупости. Физическая подготовка хромает, мне ещё развиваться и развиваться.
— Почему нельзя было купить хорошую повозку, чтобы дотянуть сразу до школы? — раздался рядом взвинченный голос, — Зачем вообще Утренней звезде находиться за пустыней, если по пути через пески можно подохнуть?
Я был шапочно знаком с каждым неофитом в караване и с каждым хоть раз перекинулся словом — другим. С неофитами школы Утренней звезды я контактировал дольше и чаще. Про некоторых из тридцати четырех человек я составил свое впечатление: к примеру, об этом пареньке. Его звали Амир. На поясе пацана висела шпага в позолоченных ножнах, и обращаться ею он умел. Но не любил. Постоянно жаловался на плохую готовку, но только когда рядом не было слуг, которые и готовили еду. Брюзжал по поводу ужасного запаха в фургоне, но спал только в нем. Противный, скользкий, невыносимый