происходило всё недалеко от города, куда-нибудь, да выйду. И пошла. Запел телефон, Исаев на проводе. Фиг тебе. Тренькнуло оповещение: «Лиза, немедленно проявись, ты обещала не делать мне нервы». Ну что вы, мадам Романова закусила удила!
Я добралась домой далеко за полдень. С порога узнала от папы много нового о себе, о Мишке, вообще, об основах бытия. Рано улеглась спать, утром на работу. Мой любимый боксёр не проявлялся. Обиделся, видать. Я тоже. Оставаться недоразумением не хотелось, и я вечером позвонила ему. Вне зоны. И так три дня. Да что такое? Не охраняет меня, не помогает в деле Сони. Страшное беспокойство накрывало всё больше и больше. Может, Гуля что-то знает?
— Где Миша? — Я, не поздоровавшись, пошла в наступление.
— Как где? У тебя, разве нет? Он же помчался за тобой. Высказал родителям своё фи и ушёл, хлопнув дверью. Они, оскорблённые, сидят в своей берлоге и холят свою обиду, совсем из ума выжили. Что вы там натворили?
— Гуля, умоляю тебя, не скрывай ничего, его нет три дня, не звонит, не приходит, вообще, никак не проявляется. И в клубе его не было, Витька Цветков со своей Алинкой замучились уже. Да и не бросил бы он их на произвол судьбы, без него ж и муха не пролетит в клубе. А если куда приземлится, то обязательно разуется. Что происходит? Опять ваши шпионские завихрения?
— Нет, ничего такого. Я загружена по уши, голову поднять некогда. Так, пошли-ка в кафешку, поедим и поговорим.
Она выспросила всё об инциденте в доме Исаевых и последующих событиях, уточнила время последней смс от Мишки, куда-то звонила, с кем-то ругалась, кого-то просила помочь. Бесполезно, мы не продвинулись ни на йоту, Исаев пропал бесследно. Я подыхала, ощущение беды накрывало меня своим чёрным покрывалом…
Лес около элитного посёлка был прочёсан, изучены все последние передвижения, звонки, встречи Исаева. Ничего.
— Да, может чуть пораньше бы начать поиск. Ещё этот вчерашний дождь. — Сокрушался полицейский капитан.
А я находилась в состоянии выдавленного тюбика из-под зубной пасты: что-то ещё осталось на дне, ещё пахнет, но уже неприемлемо для использования. «Чуть пораньше…»: — звенело самым большим колоколом у меня в башке!
Домой ноги не несли, опять слушать о своём недостойном поведении? И я пошла к Мостовым. Мы попили чайку с Алевтиной Сергеевной, обсудили очередной приход попечителей и решили. Я решила.
— Вы не бойтесь ничего. Я завтра же подам встречное заявление на опекунство Олежки. И пусть повоюют со мной, посмотрим, кто кого. Скажите, а за это время вам не звонил Исаев, или кто-нибудь из друзей Павла? Есть какие-нибудь новости?
— Нет! А у вас?
— Кое-что начинает проясняться. И я очень прошу вас, постарайтесь вспомнить, с кем Мостовой последнее время общался более плотно, что ли? Или кто-то новый появился у него на горизонте. Вспомните всех, пожалуйста. И держитесь, мы вытащим Соню, она ни в чём не виновата, это же очевидно!
И я опять начала действовать самостоятельно. Почему-то страха не было совсем. Его выдавила тоска и постоянное, изводящее чувство неизвестности, боязнь услышать что-то плохое об Исаеве.
— Лиза! — Не выдержал отец. — Мы с матерью дождёмся, наконец, внятного объяснения о происходящем вокруг тебя.
— А что вы рассчитываете услышать? Михаила около меня нет, разве вы не этого хотели? На работе всё прекрасно, аппетит есть, соплей и кашля — нет, давление в норме. Вечерами гуляю с Гердой, она, слава богу, тоже здорова. Что ещё?
— Да, собака здорова. Спасибо маме, она её периодически таскает к Руслану, вам же некогда, мадемуазель. И почему этот собачий доктор перестал к нам приходить? Вы поссорились?
— Папа, это уже невыносимо. Женитесь с мамой на нём сами, оставьте меня в покое. Я что — старая дева? У меня последняя попытка выйти замуж? Да и не ругались мы, равно, как и не женихались.
— Но он хотя бы…
— …Докладывал вам о моих телодвижениях, да? У меня всё хорошо, папа!
У меня всё очень плохо, Мишка! Я не понимаю, как ещё дышу. Самобичевание побило все рекорды, не могу простить себе последнюю выходку. Но почему я такая идиотка? Когда уже повзрослею? Ведь сказал же человек: «Моя любимая Лиза Романова…» Вот и всё, держись за него. Куда тебя понесло? Зачем? Сказано, только вместе, что непонятного? Но на фоне разрушающего меня треволнения, где-то в глубине души теплилась уверенность, что мой родной жив. Даже угнездилась, зацепилась острыми коготками, давая возможность как-то жить дальше…
Дни, серые, безрадостные, тянулись и тянулись. Скоро осень. Я решила съездить ещё раз в тот лесок, около дома Исаевых. За грибами, вроде как. Мне казалось, что я прошла его вдоль и поперёк раз сто, машинально закидывая рыжики и лисички. Не собирают их здесь, что ли? Наверное, это обстоятельство и сохранило мою находку. В жухлой траве пристроился Мишкин ручной эспандер, синее резиновое кольцо, с которым он не расставался. А рядом, лоскуток синей майки, мой боксёр очень любил этот цвет. И клочок этот, лежащий под большим листом лопуха, был вымазан чем-то коричневым. В душе похолодело, ноги подкосились, и я уселась прямо на землю. Как искали? Как прочёсывали? Как не нашли сразу? Мишка, что с тобой, родной мой, единственный, жизнь моя?
Не знаю, сколько я так просидела, холод уже пробрал до костей, надо было что-то предпринять. Я собрала находки в носовой платок, полазила окрест, и в расщелине коры увидела клочок волос, светлых, не Мишкиных. Взяла и это. И уже идя на выход, под крепким боровичком, невесть откуда здесь взявшимся, нашёлся окурок. И его, на всякий случай прихватила доморощенная сыщица, т. е. я. Позвонила Гуле, она обещала дождаться меня на работе.
Вывалив все свои «сокровища», я во все глаза уставилась на офицершу.
— Не примут, как улики. Придётся самим. Ничего не понимаю, как не увидеть такое яркое кольцо? Это точно там было, где ты показывала?
— Я только определила точку, где входила. Не по азимуту и карте передвигалась, уж простите! Но место пометила, только после дождей там всё смыто. Наши дальнейшие действия?
— Ты — домой, там тебя ждёт Руслан. Чай пьёт с твоими родителями.
Но я пошла к Сониной маме и мальчику Олежке, с ними чаёвничать куда приятнее. И Алевтина Сергеевна рассказала, что ей удалось вспомнить.
— К Павлу несколько раз приходил очень неприятный человек, после общения с которым мальчик возвращался как туча. В дом он его не приглашал, не знакомил ни с кем. Причём происходило это тогда, когда дети