— Да… здравия желаю, Иннокентий Всеволодович… хорошо… жду…
«Вот так так! Князь Мирский желает аудиенции. Что ж, посмотрим, что скажет».
Начальник Азиатского департамента МИД России не заставил себя долго ждать. На этот раз он появился один. Ладыженский предложил ему сесть. Заняв место в кресле напротив, князь неторопливо достал папиросу, постучал о крышку портсигара и с удовольствием затянулся.
— У меня для вас, Александр Петрович, плохие новости: англичане знают о каждом шаге вашего человека в Ялте. Судите сами: из перехваченной шифрограммы нам стало известно, что мой предшественник — Клим Пантелеевич Ардашев — по странному стечению обстоятельств тоже находится в Ялте. Более того, как следует из сообщения, на него было совершено покушение. Однако жертвой стал сам нападавший — агент Кадберт Борнхил. Исходя из того, что шифрованная телеграмма была передана английскому атташе уже после смерти Борнхила, можно заключить, что это сделал его сообщник. Он же и организовал не совсем удачное покушение на Распутина.
— Вы хотите сказать, что среди нас затесался предатель?
Князь кивнул.
— Только мне по нраву другое слово — двоедушник. Так славяне называли существо, которое имело две души — человеческую и демоническую. После смерти двоедушника человеческая душа уносилась на тот свет, а вторая, демоническая, превращалась в упыря.
— Как его ни называй, а от этого не легче.
— Скажите, ваш человек сотрудничает с Ардашевым?
— Да. Кстати, капитан Мяличкин передал ему от вас привет.
— Вот как? — усмехнулся Мирский. — Ну что ж, это неплохо. Тогда следует подключить к делу коллежского советника.
— Простите?
— Клим Пантелеевич Ардашев ушел в отставку коллежским советником. — Князь затушил папиросу и, глядя в глаза Ладыженскому, спросил: — Извините за неприятный вопрос, Александр Петрович, но в нашем деле, как известно, неуместного любопытства не бывает: вы доверяете своему помощнику?
— Капитану Мяличкину? — от удивления у полковника округлились брови. — Безусловно.
— Хорошо, — Мирский слегка поморщился. — Тогда пусть он введет в курс дела присяжного поверенного. Только о том, что Клим Пантелеевич займется поиском изменника, должны знать всего четыре человека: вы, я, капитан и сам Ардашев. Будем надеяться, что известная пословица — рыбак рыбака видит издалека — весьма точно отразит то, что мы от него ждем. Эх, Александр Петрович! Если бы он согласился вновь вернуться в наше ведомство, мы бы такого купоросу англичанам в джин добавили!
— Так чего вы ждете? Поговорите с ним.
Покачав головой, Мирский сказал:
— Откажется. Я его слишком хорошо знаю. Он человек увлекающийся и целиком поглощен адвокатской практикой; вижу, что она ему нравится. Однако, если, упаси Господь, начнется война, мы вновь позовем его. Вот тогда, я в этом нисколько не сомневаюсь, он согласится к нам вернуться. Впрочем, и сейчас ему волей-неволей пришлось включиться в эту шпионскую игру. И результат налицо: Кадберт Борнхил отправился к праотцам.
— Да. Но угроза нового покушения осталась.
— Это так. Но ведь с момента нашего последнего разговора прошло не так много времени, а ситуация значительно прояснилась. Смотрите: кроме ликвидации упомянутого Борнхила мы знаем, что в Ялте есть еще один английский агент, который нацелен на террористический акт в отношении Григория Распутина. Кроме того, нам совершенно ясно, что где-то поблизости сидит британский информатор.
— Вдобавок ко всему господин Ардашев сообщил капитану Мяличкину, что одновременно занят расследованием убийства полковника Левицкого — начальника штаба 83-го пехотного Самурского полка, дислоцированного в Ставрополе. Полковник, судя по всему, изобрел некое устройство — оно называется «автомат перекоса», — с его помощью можно поднять в воздух любой геликоптер.
— Да, — Мирский наморщил лоб, — я что-то читал о неудачных опытах французских изобретателей автожиров. Думаю, в военное время этот летательный аппарат мог бы оказать неоценимую помощь при эвакуации раненых.
— А представляете, какая паника начнется у неприятеля, если на геликоптере рядом с пилотом посадить стрелка и установить пулемет Льюиса или Максима?
— Страшно подумать, — согласился князь.
— Вот-вот. Прознав об этом, англичане начали охоту за его чертежами, но в дело вмешался Ардашев…
— Клим Пантелеевич верен себе — за все берется сам. Мог бы и в жандармерию обратиться, и в полицию. Но нет, уж коли ему бросили вызов, ни на шаг не отступит, до конца дойдет. — Мирский поднялся. — Если появятся новости, Александр Петрович, звоните. Я подъеду, обсудим.
— Непременно, Иннокентий Всеволодович.
Полковник проводил гостя до двери и снова сел за стол. Он достал лист почтовой бумаги, обмакнул в чернильницу перо и вывел всего одно слово: двоедушник. А рядом поставил большой вопросительный знак.
25
Сон в руку
Генерал-майор Думбадзе ехал на заднем сиденье «Руссо-Балта» в штаб дивизии. По-хозяйски осматривая улицы Ялты, он механически отмечал упущения местной управы, которые по обыкновению дополнял, а иногда и отменял собственными распоряжениями.
«У рюмочных и трактиров грязища! Лоточников давно пора выгнать из центра города на окраину. Ишь, расчирикались, точно воробьи на току! Шуму много, а проку мало», — рассуждал Иван Антонович, но мысли снова возвращались к странному дурному сну, от которого до сих пор сердце стучало динамо-машиной.
Грезилось старому вояке, что на груди у него, будто на солнечной полянке, пригрелась гадюка. Серая чешуйчатая мерзавка шипела, высунув жало, и, раскрывая пасть, заглядывала ему в глаза. А взгляд у нее был умный, человеческий. Хотелось тотчас же сорвать эту нечисть с тела и отшвырнуть подальше, но руки, словно чугунные, отказывались повиноваться. Вот и мучился он, отворачиваясь от наглого пристального взора двух немигающих глаз, и слушал длинное и бесконечное шипение наглой твари. От бессилия и безысходности он заплакал… А проснулся от того, что супруга, разбуженная судорожными, почти детскими всхлипываниями мужа, ласково, нежными поцелуями разбудила его. «Ах, милая моя супружница, почему же раньше я не встретил тебя? — улыбнулся своим мыслям генерал. — Недаром говорят в народе, что третья жена — самая любящая».
«Руссо-Балт» пофыркал и остановился около длинного одноэтажного здания. У входа во фрунт вытянулся часовой, а внутри дежурный офицер, чеканя шаг, сделал утренний доклад. Все, как обычно, да вот только в глазах у штабс-капитана блеснули недобрые искорки. «Да что это я? — пронеслось в голове. — Старею, что ли? Пора взять себя в руки».