Читать интересную книгу Убийство от-кутюр. Кто подарил ей смерть? - Мойес Патрисия

В двенадцать сорок пять в ресторан зашел Годфри Горинг. Он кивнул Генри, проигнорировал Олвен и направился к своему обычному столику, где погрузился в чтение «Файнэншл таймс».

Был почти час, когда Генри услышал знакомые голоса, доносившиеся из-за соседнего столика. Говорившие были скрыты от него — или он от них — занавесью темно-оранжевого бархата и кадкой с апельсиновым деревом, но он не мог ни с чем спутать акцент Хораса Барри и высокий, громкий голос Николаса Найта. Генри показалось занятным то, что они вошли не через парадную дверь, с которой он не сводил глаз. Он вспомнил маленькую лестницу, ведущую вниз из ателье Найта, и решил, что оттуда, должно быть, есть проход в ресторан.

Говорил Барри, и, кажется, он был взволнован.

— Я всегда с вами честно, нет? — возмущенно спросил он. Эмоции, судя по всему, мешали ему грамотно выражать мысли. — Тогда почему вам не быть честным со мной, а? Или я мало вам плачу?

— Говорю вам, я понятия не имею, о чем вы. Ни малейшего. — Найт почти кричал. — Зачем вы слушаете сплетни этих ужасных людей из «Стиля»? Даже Годфри на что-то намекал вчера вечером… не думайте, что я не в курсе.

— Слухи тут ни при чем. — Низкий голос Барри звучал решительно. — Я просто держу уши и глаза открытыми, вот и все.

Их беседу прервало появление официанта. Оба сделали заказ. Как только официант удалился, Найт опять заговорил.

— Кто вам сказал? — нервно взвизгнул он. — Вот что я хочу знать. Кто распространяет эту ужасную ложь? Как будто мне мало того, что у меня показ на следующей неделе, половина заказанной ткани еще не пришла, а кругом кишат полицейские… Этого достаточно, чтобы довести человека до нервного срыва.

— Никто мне не говорил, — ответил Барри, — разве что вот…

Прозвучал хлопок, как будто на стол с силой бросили газету или журнал.

— Это Америка, — более спокойно произнес Найт. — И при чем тут Лондон?

— Послушайте, мой друг. — Барри откашлялся и принялся читать: — «Существует ли противозаконное копирование парижских моделей? Это интересный вопрос, который вызван настойчивыми слухами о том, что некоторые производители продают точные копии парижских моделей, не покупая туалей, причем еще до появления официальных фотографий. Наш журнал, однако, не распространяет сплетен и считает, что этот вопрос должен обсуждаться открыто и освещаться со всех сторон». Тут много пишут о морали американских производителей и так далее… о том, что нет никаких доказательств… потом… ага, вот оно. «Мы считаем, что некоторые случаи, имевшие место в последнее время в Нью-Йорке и Лондоне, трудно объяснить. Тем не менее мы придерживаемся мнения, что с модельеров и производителей в обоих городах могут быть сняты все обвинения по причине невозможности скопировать в модных домах Парижа модель достаточно детально, чтобы копию можно было использовать. Из-за того что некоторые швеи могут поддаться искушению дополнительно заработать, крупные модные дома ввели настолько строгие проверки на выходе, что воровство туалей стало физически невозможным».

Барри закончил читать. Оба молчали. Затем Найт заметил:

— Ну и из-за чего вы беспокоитесь? Там же пишут, что это невозможно и мы избавлены от подозрений.

— Там пишут… — Барри говорил так тихо, что Генри едва мог разобрать слова. — Там пишут, что это невозможно. Но видите ли, я знаю, что это не так.

— Что вы имеете в виду? — нервно взвизгнул Найт.

— Не так громко! — оборвал его Барри. — Я не собираюсь больше об этом говорить. Запомните одно: я не потерплю скандала. Вы работаете на меня, я использую ваше имя, значит, ваша репутация — это репутация «Барримода». Я вас не обвиняю и не допрашиваю. Но я требую: больше никаких скандалов и никаких слухов, иначе…

В этот момент Генри увидел, как через зал к нему идет Вероника в сопровождении свиты улыбающихся официантов, которые всегда, стоило ей войти в какой-нибудь ресторан, кафе или паб, появлялись рядом с ней, словно материализовавшись из воздуха. Она весело помахала и крикнула:

— Привет, дядя Генри! Прости, что опоздала. Я кое-что вынюхивала для тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

За столиком в углу Годфри Горинг отвлекся от газеты и наградил Генри и Веронику долгим тяжелым взглядом. Его лицо не выражало никаких эмоций. Олвен Пайпер, однако, отреагировала более эмоционально. Она осеклась на середине фразы, а ее квадратное лицо покраснело от гнева.

По всей видимости, не сознавая, какой фурор произвела, Вероника упала на стул и громогласно заявила:

— Господи, как я хочу есть! У меня выдалось то еще утро с этим извращенцем наверху.

Не обращая внимания на предупреждающие жесты Генри, она намазала хлеб маслом, откусила большой кусок и продолжила:

— Тут происходит что-то не то, дядя Генри, можешь мне поверить. Я пока не знаю, что именно, но скоро выясню.

— Вероника, — тихо произнес Генри, — Бога ради, говори тише. Николас Найт сидит прямо за тобой.

— Господи, правда? Сам Николас Найт? Где? — переспросила Вероника, не снижая голоса. Генри мрачно подумал о том, какую шутку сыграла природа, наградив племянницу его жены и такой красотой, и таким убогим умом одновременно.

— Пожалуйста, тише, — пробормотал он, — закажи себе обед и ешь его молча. Поговорим после обеда у меня.

Вероника улыбнулась:

— Ну ладно, в любом случае я не собиралась сегодня рассказывать тебе, что выяснила, поскольку еще не уверена, но на следующей неделе…

— Вероника! — строго одернул ее Генри.

Она взяла огромное меню и, скрывшись за ним, исподтишка подмигнула Генри, который чрезвычайно обрадовался приходу официанта, прервавшего их разговор. Вероника заявила, что не голодна, но его сердце упало, когда она сообщила о желании заказать тарелку копченого лосося и суфле. Тем не менее решительно отодвинув винную карту, отказавшись от кофе и ограничившись холодным цыпленком, он сумел покинуть ресторан с фунтом и шестью пенсами в кармане, а его гордость не пострадала.

Примерно в разгар обеда Генри заметил, что голоса Барри и Найта стихли. Вероятно, они удалились через ту же дверь, откуда вошли. Горинг исчез перед ними, не удостоив Генри и Веронику даже взглядом. Олвен все еще горячо спорила со своей знаменитостью с телевидения за бесконечными чашками кофе, но отвлеклась, чтобы взглянуть на Веронику. Генри вновь не смог понять, что именно выражало ее лицо. Гнев? Одобрение? Возмущение? Или все это одновременно?

Вернувшись в свой кабинет в «Стиле», Генри продолжил излагать племяннице свои взгляды на ее поведение. Он поговорил о нелепой храбрости, из-за которой она оказалась причастна к чему-то криминальному, о полном отсутствии у нее такта, граничившем с умственной неполноценностью, и о неприятных последствиях, к которым может привести ее поведение. В итоге он потребовал, чтобы Вероника отказалась от попыток содействовать расследованию, и запретил участвовать в показе Николаса Найта. Кроме того, Генри несколько раз поинтересовался, что, по ее мнению, сказала бы по поводу всего этого ее мать.

Вероника смиренно слушала, опустив глаза. Когда Генри замолчал, желая перевести дыхание, она грустно сказала, что ей очень жаль и больше такого не повторится. Она согласилась подчиниться всем требованиям Генри, кроме одного — отказаться от участия в показе.

— Всю одежду уже подогнали по моей фигуре, — объяснила она. — Я не могу подвести Найта. Это непрофессионально.

Никакие доводы Генри не смогли убедить ее изменить свое решение, но она так искренне раскаивалась, что он больше не настаивал. Затем перешли к разговору о Париже и чемодане Рейчел Филд. Вероника была возмущена:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не прикасалась к ее чертову чемодану! И если она говорит что-то другое, то просто врет.

— Она не говорит, что ты это сделала, но считает, что ты могла.

— Это ничего не доказывает.

— Послушай, Ронни, — обратился к ней Генри, — я тебя ни в чем не обвиняю. Уверен, все, что ты делала, было абсолютно невинным. И все-таки, если кто-то попросил тебя подкинуть что-то в чемодан мисс Филд, ты должна мне об этом сказать. Обещаю, у тебя не будет проблем.