у порога в надежде, что на том импровизация Василисы завершится.
– Убирайся.
Феликс вздрогнул (не то от злости, не то от неожиданности) и пошел в коридор одеваться.
– Ты странная, – произнес он и вышел из квартиры.
Василиса резко выскочила в коридор, хлопнула дверью и закрыла ее на щеколду.
Флейман отошел от квартиры и замер у кнопки лифта, не решившись ее нажать. Рука пылала еще сильней пощечины на лице. И было странно ощущать два противоречивых чувства одновременно: счастья от прикосновения и расстройства от непредвиденного исхода.
Не решившись вернуться, он все же вышел на улицу. Отойдя от здания метра три, Флейман поднял голову и посмотрел на окна шестого этажа. Она стояла на балконе в одном нижнем белье. Правая рука была поднята и приложена к уху – в ней находится мобильный.
– Так странно: я стою почти голая, а рядом нет моего фотографа, – дозвонившись до Феликса, проговорила она в трубку.
– Ты безумна. Отныне я вне игры.
– Ты уверен? А я уже хотела предложить тебе суперигру.
– Мне это уже не интересно.
– Выполнишь задание, и я пересплю с тобой.
Флейман умолк, пытаясь осмыслить услышанное.
– Ты издеваешься надо мной.
– Почему ты такого плохого мнения обо мне?
– Разве не очевидно?
– Очевидно то, что я тебя хочу. Просто рыцарь должен постараться, чтобы заполучить принцессу.
– И что от рыцаря требуется?
– Какой же ты глупый. Поразить дракона, конечно же.
– Какого еще дракона?
– О, ты сам это знаешь – того, что живет в пещере у Южного автовокзала.
– И как, по-твоему, я должен поразить ее?
– Как и в любой сказке – пронзить своим мечом. Если ты понимаешь, о чем я.
Флейман бросил трубку. Дальнейшие объяснения были излишни.
XIV. Камень
– Боже, неужели по мне не видно? – возмущенно спросил Феликс, согнувшись у окна табачного ларька.
– Так положено. Без паспорта не продам, – прозвучал хмурый голос из глубины.
Флейман принялся раздраженно шарить по карманам сумки. За его спиной собралась уже приличная цокающая очередь.
– Вот, довольны?
Женская, покрытая между пальцев язвами, рука протянула коробок с жутким изображением и надписью «импотенция». Феликс с радостью принял этот дар и закинул его в задний карман джинс вместе с паспортом.
От табачной лавки до Жениного дома было рукой подать. Однако Феликс все не решался к нему подойти, и оттого обходил его стороной. Подсознательно он хотел отсрочить встречу с девушкой и находил разные варианты, как это сделать: сначала сидел в кофейне с чашкой американо, затем отправился разглядывать витрины вблизи стоящего молла, и, наконец, зашел купить сигареты. Закончив последнее «развлечение», он бросил взгляд на часы – стрелки едва ли приблизились к девяти утра. Появились еще большие сомнения насчет того, стоило ли назначать встречу на такое раннее время.
На горизонте вновь появился ее дом. Феликс уж было хотел развернуться и поехать обратно, когда завибрировал телефон.
Василиса(9:02): Ты уже у нее?
Раздался сигнал передачи изображений. На трех новопришедших фотографиях Воскресенская была запечатлена в бежевом нижнем белье, дополненном панталонами на подвязках.
Василиса(9:03): Не знаю, как ты, но я уже готова.
Мечась между вожделенным порывом и холодным рассудком, Феликс подошел к стальной двери и замер у ледяных кнопок домофона. Примерзая подушечками пальцев, он еще раз спросил себя – действительно лиэтогохочет. Ответ не последовал, но цифры «шесть» и «девять» уже были набраны. Чувства, каких не превозмочь, стали обуревать в области его груди, в глубине солнечного сплетения.
Через минуту Флейман стоял уже у порога знакомой квартиры. Представшая перед ним Женя была одета по-домашнему: в хлопковые темно-зеленые штаны с узором бута (или, как чаще говорят, с «огурцами») и в серую кофточку с длинными рукавами. Уже отросшие волосы торчали в утреннем беспорядке. Глаза казались еще сонными.
– Прости, что встречаю тебя в таком виде. Проспала, не успела собраться.
– Милый «наряд», – обводя глазами девушку, произнес Феликс.
– Это пижама, – без каких-либо явных выражений эмоций произнесла она. – Если хочешь, могу её снять.
– Зачем? Оставайся в ней, тебе идет, – слегка смутившись от фразы, ответил Флейман.
Возникло неловкое молчание. Он посмотрел на нее, она подхватила его взгляд и ответила тем же. Он отвел глаза – она тоже. По коже Феликса прошла мелкая дрожь.
– Я еще не завтракала. Будешь чай? – развеяв молчание, сказала Женя.
– Пожалуй.
– Угощу тебя малиновым чизкейком. Я его сама сделала.
Сняв и повесив промокшую от талого снега куртку на крючок, Флейман прошел в гостиную, и расположился, как обычно, на диване. Женя принесла поднос с чайником, кружками, сахарницей и тарелкой творожного десерта, и села рядом. Ее лицо, повернутое к нему в профиль, было полностью сосредоточено на процессе разливания кипятка и заварки. Внутри молодого человека стало совсем спокойно. Ее забота, естественный вид и искренность в поведении пробудили в Феликсе ощущение лампового уюта.
– Знаешь, ты давно мне не рассказывал удивительные факты.
– В последнее время было слишком мало времени, чтобы подумать.
– Активная социальная жизнь?
– Типа того.
– И что, совсем нет никаких открытий за полгода?
– Есть одна мысль, но я ее еще сам не до конца додумал.
– Поделись? Может заодно и додумаешь.
– В последнее время мне все чаще кажется, что любовь – это не одно конкретное чувство, но всеобъемлющее явление, которое включает в себя целую гамму разных и непохожих ощущений.
– Предположим.
– Вообще, я раньше часто размышлял о том, что возможно фильмы и книги о любви все врут. Просто давным-давно сложилась традиция, шаблонное представление, и каждое новое поколение людей принимает его за чистую монету. Но когда я сам начинаю перебирать в своей памяти, как был влюблен в первый, второй, или любой другой раз, то не могу избавиться от мысли, что со мной происходили совершенно разные явления.
– Кажется, я тебя понимаю. Сейчас я вспомнила, как сильно была влюблена впервые, и как все было непохоже, когда я влюбилась через пару лет снова. И еще через пару лет снова и снова, и как ощущения с каждым годом становились все слабей и слабей… Слушай, даже как-то грустно стало. А может вся суть не в разности чувств? – Женя притихла в своих размышлениях. – А в силе новых ощущений? Когда я целовалась впервые, мою голову кружило сильнее, чем от карусели. А теперь от всего этого даже мурашки не бегают. Считай, что все приедается.
– А если мы предположим, что ты всю свою жизнь попадалась на один и тот же тип ощущений, который никакого отношения к любви не имеет?
– В таком случае, я огорчена несправедливостью и обделенностью судьбой.
– Разве тебя не радует возможная перспектива?
– Меня скорее пугает возможная обреченность.
– «Сейчас», – подумал Феликс и чуть приблизился к Жене.
– Не нужно, – произнесла она и отпрянула чуть назад.
– Почему? Мы же оба этого хотим.
– Скажи, тебе ведь нет дела до нашего театра?
– С чего ты взяла?
– Я чувствую, что ты напросился не от желания играть. И уж тем более не из-за меня.
– Ладно, ты права. Я хотел сблизиться с…
– Можешь не называть ее имя. Я уже знаю.
– Но…
– Не