Я дома! — кричит она.
− Уже пришла? — женщина выходит наружу и заботливо смотрит на племянницу. — Понравилось работать?
− Понравилось, − произносит девушка. — Мария помогала.
Тут тетка глянула на тяпку, на которую опирается девушка.
− Люда, а сапа-то не моя. А дэ моя?
− Не знаю. Когда после работы садились в машину, скинули тяпки в кучу. Я взяла ту, что осталась последней, − виновато произнесла Людка, глядя на инструмент.
− Вот шельмы! — воскликнула Мария. — Увели сапу! Она такая удобная!
− Я завтра ее поищу! — пыталась успокоить Марию незадачливая работница.
− Вряд ли найдешь. Умыкнул кто-то ее, − вздохнула женщина. — Да ладно, что о ней горевать. Умывайся, да идем вэчэряты, трудивныця!
Тяпку Людка так и не нашла: не было ее ни у кого из сельчанок. Да и продержалась в бригаде овощеводов недолго: никак у нее не получалось двигаться по полю быстрее. Что поделаешь? Такой уж была дочь Никитиных: делала все на совесть, даже во вред себе. «Ну как можно не освободить маленький росток от сорняка! — горячо говорила она Марии. − Ведь трава забьет его! Не вырастет большой кукуруза! Плохим будет урожай!» Мишкина жена на эти слова ничего не отвечала и продолжала помогать Людке.
Но, очевидно, женщины не вытерпели и нажаловались председателю на такую помощницу: тянет, мол, бригаду назад, ничего мы с ней не заработаем. Руководитель колхоза не прогнал нерасторопную девушку: молодые руки сейчас очень нужны − идет уборка озимой пшеницы. Поэтому через неделю Никитина получила наряд на ток. Вот пусть там и потрудится гостья из Узбекистана.
Смена места работы любопытную девицу не огорчило совершенно. На ток, значит, на ток. Наоборот, она даже обрадовалась. Ее давно интересовал один вопрос: почему девушки на току плотно оборачивают голову платком, повязывают концы вокруг шеи, оставляя открытым только лицо? Теперь у нее есть возможность это выяснить.
Заведующий током, Степан Федорович, жилистый мужчина пятидесяти лет, глянул в бумагу, с которой к нему явилась Людка, подвел ее к кареглазой симпатичной девушке и, обращаясь к той, сказал:
− Милка, оцэ вам з Грышею поповнення у вашу брыгаду «Ух». Покажи дивчыни, що трэба робыты. — И пошел восвояси.
− Як тебе зваты? — обратилась с вопросом к Никитиной Милка.
− Людмила, − ответила Людка.
− Откуда ты? — уже по-русски спросила девушка, услышав русскую речь.
− Я из Узбекистана, племянница Яценко Марии Афанасьевны.
− Решила в наш колхоз вступить или как?
− Я работаю лаборантом на нефтеналивной эстакаде. А здесь хочу познакомиться с жизнью колхозников.
− Значит, познакомиться? Ну что ж, приступай. Вон видишь, машина на ток въехала. Сейчас остановится, и вы с Гришкой возьмете вот эти совки и будете скидывать пшеницу на землю. А я пока погляжу, как у тебя это получается. Гришка! Ты дэ?
− Я тут! — проговорил голый по пояс в закатанных по колено штанах худощавый парень примерно такого же возраста, что и Людка. — Що такэ?
− Це Людмыла, − представила она Никитину. — Буде працюваты з намы.
Грузовик приблизился и, прорычав напоследок, заглох. Из кабины вылез водитель в клетчатой рубахе и серой кепке. Усмехнувшись, он молча глянул на девушек и парня, открыл боковой борт — облюбованная солнцем пшеница с шелестом посыпалась на землю − и басом проговорил:
− Розвантажуйте, неробы!
− Мыхайло, може це ты нероба? — игриво засмеялась Милка. — Бачу, не поспишаеш на ток. — И скомандовала Людке и Гришке: − Совки взяли? Не стойте столбами, лезьте в грузовик, разгружайте, да буртом чтобы было.
− Буртом — это как? — взобравшись в кузов грузовика и утонув выше колена в зерне, поинтересовалась Людка.
− Длинным холмом, − ответила Милка. — Начинайте! Вперед далеко не бросайте!
Жестяными совками с двумя ручками Людка и Гришка начали проворно скидывать зерно на землю: «Ших, ших» − слышалось девушке, когда она вонзала в золотистый податливый ворох пшеницы незамысловатое орудие труда, поднимала на нем выхваченные из глубины насыпи подвижные зерна и рывком отправляла их к таким же на землю, уже ссыпанным молодыми руками ее и хлопца. Людка смеялась: работать было здорово! И когда последние порции зерна были сброшены с деревянного настила машины, Гришка прыгнул в бурт. Конечно же, Людка последовала за ним. Погрузившись до пояса в прохладный злак, хлопец и девушка захохотали. Глядя на них, подали голоса и Милка с Михаилом, и полетел над зерновой площадкой задорный смех счастливых тружеников.
Кроме разгрузки машин, поработала Людка до вечера и веятелем: подгребала деревянной лопатой на конвейер зерно, и оно, очищенное от мусора и шелухи, сухим потоком летело на землю, образуя холм. В это время ветром раздувало слетевшую с зерна колючую шелуху, разносило над землей, бросало на тела и в лица веяльщиков. И когда девушка возвращалась на последней машине домой, пошевелиться не могла: жутко кололо все тело. Теперь поняла она, зачем колхозницы на гумне закутывались в платки — худо-бедно защитить себя от всепроникающей пшеничной пыли.
− Тетя Маруся! Есть горячая вода? — быстренько прошагав в густеющих сумерках по двору и заглянув затем в дверь кухни, спросила она.
− А что случилось? — отозвалась женщина.
− Ой, не могу пошевелится: все тело колет.
Женщина засмеялась и подала ей чайник с горячей водой. Людка мгновенно исчезла в холодной бане. Смыв колючую пыль, вздохнула свободно и отправилась ужинать.
− Ну что, сбежишь с тока? — спросила тетка, улыбчиво глядя светло-голубыми добрыми глазами на умытую племянницу, аппетитно поедающую жареную картошку.
− Мабуть, втомилась? — улыбнулся и Федор, нарезая хлеб.
− Нет, конечно! Мне там очень нравится. Подружилась с Милкой и Гришкой. И заведующий Степан Федорович хороший — на нас не кричит, только подсказывает.
− Работай, работай! А в воскресенье в кино пойдем. Я тебя с сельскими ребятами познакомлю, − пообещала тетка.
В клуб все трое пришли незадолго до начала. Людка вошла в зал следом за Марусей и Федором. Тетка и дядька шли по проходу в поисках свободных мест и по пути здоровались со знакомыми. Людка, продвигаясь за родственниками, оглядела