— Я не хочу быть… сложной… и остроумной.
— Неужели? — переспросил он.
— Мне… нечего дать тебе… кроме любви.
— Неужели ты думаешь, будто мне нужно что-то еще? — вымолвил маркиз, обнимая ее за плечи.
Губы его прикоснулись к ее губам, и Торилье передалось сжигавшее Хэвингэма желание.
Потом он хлестнул коней, и фаэтон помчался как ветер.
Прежде всего они отправились в Дувр-Хаус, расположенный в дальнем конце парка, окружавшего замок.
Грумы бросились к коням, маркиз помог Торилье спуститься и повел ее в дом.
Она почувствовала смятение: ей предстояла встреча с матерью маркиза.
Что, если она не сочтет ее подходящей партией для своего сына? Что, если у нее появились собственные планы по отношению к нему теперь, когда он снова свободен?
Маркиз открыл дверь; в комнате возле освещенного солнцем окна сидела женщина, напомнившая Торилье ее собственную мать. Лицо ее казалось таким же ласковым, та же доброта светилась в глазах, губы приветливо улыбались.
Маркиза посмотрела на сына с надеждой.
— Мама, я привез к тебе Торилью, — сказал он, не скрывая гордости :за невесту.
— Я так долго ждала этого мгновения, моя дорогая, — ответила вдова, протягивая обе руки к девушке.
Торилья рука об руку шла с мужем по саду, среди великолепия дивных цветов, наполнявших воздух благоуханием.
Солнце припекало, и маркиз увел Торилью в тень деревьев, окруживших лужайку.
Дорожка вилась мимо серебристых сказочных буков. Лес становился все гуще, и солнце оставляло на земле крошечные золотые пятнышки.
— Куда ты ведешь меня, дорогой? — спросила Торилья.
Голос ее был полон нежности, каждое слово казалось признанием в любви.
— В совершенно особое место, — ответил маркиз. — Мама рассказывала, что там они с папой проводили полуденный отдых в свой медовый месяц.
Дом, где поселились молодые, они получили от маркизы в качестве свадебного подарка.
— Мы с мужем провели там медовый месяц, — объяснила маркиза причину такого решения. — И мы были так счастливы, что потом купили этот дом у друзей, сдавших его нам; мы нашли в нем наш собственный уголок, где так хорошо быть вдвоем.
Воспоминания затуманили ее взор.
— Когда отец Галлена уставал от множества дел, мы отправлялись туда вдвоем. — Она улыбнулась.
— Мы говорили только о любви и о нас двоих. Это для меня самое чудесное место на земле.
Спрятавшийся в саду старинный дом из теплого, приветливого красного кирпича, пленял своей райской красотой и дышал любовью.
Впервые увидев его, Торилья поняла, что он будет значить для нее не меньше, чем для родителей мужа.
Они провели здесь первую брачную ночь после того, как обвенчались в замке.
А потом уехали в свадебное путешествие, и маркиз сам правил своими резвыми гнедыми.
Каждая проведенная вместе минута была незабываемой. Если вечером Торилье казалось, что она просто не в сипах крепче любить маркиза, то на следующее утро обнаруживалось, что накануне она ошиблась.
Однажды, гуляя по лесам, они добрели до глубокого лесного озерца; в нем отражалась листва деревьев и покоились лилии.
На берегу, покрытом золотыми цветами, стояла заросшая жимолостью и розами беседка; Торилья увидела там уютный диван с горой подушек.
— Очаровательное место! — воскликнула она. — Здесь совсем не жарко.
Она опустилась на диван, положив на подушки усталые ноги.
Маркиз в это время стащил с себя облегающий сюртук, бросил его на землю и стал разглядывать рыбин, скользивших под листьями лилий.
Грудь его была прикрыта лишь тонкой летней рубашкой, и Торилья любовалась широкими плечами мужа, торсом, узкими бедрами, обтянутыми палевыми панталонами.
» На свете нет более привлекательного мужчины, — решила она, — он мой… и я принадлежу ему «.
Как всегда, словно прочитав ее мысли, маркиз подошел к жене и присел возле нее.
— И к какому заключению ты пришла? — спросил он.
Торилья рассмеялась.
— Я не хочу, чтобы ты зазнавался.
— Я — самый счастливый и гордый человек в мире, потому что ты любишь меня.
— Я не говорю это… я это… чувствую.
Я вся твоя.
— Моя дорогая, милая женушка!
Растроганный маркиз, взяв руку Торильи, припал к ней губами. Он прикоснулся к каждому пальцу и наконец остановился на мягкой ладони.
Вокруг царили вселенский покой и тишина, слышно было только жужжание пчел, собиравших взяток с роз и жимолости.
— Разве найдется более совершенное место?! — промолвила Торилья.
— То же самое можно сказать и о тебе, моя дорогая, — ответил маркиз. — Ты идеальна во всем. И я боготворю тебя! Ты единственная достойная женщина из всех, кого я знал.
— Не говори так, — возразила Торилья, — и совсем я не хорошая. Ты не представляешь, как тяжело было отказаться от твоего предложения убежать вместе, ведь без тебя жизнь моя превратилась бы в тоскливое прозябание!
— Но ты отказала мне, — укорил ее маркиз.
Вспомнив о письме, порванном среди ночи, Торилья сказала:
— Это было невероятное… искушение, и я едва не сдалась.
— И все же ты не сделала этого, считая, что так будет не по совести.
— Но я… так хотела тебя… отчаянно хотела.
— И я, — ответил маркиз. — Но все же сердце говорило мне, что ты поступаешь правильно, ибо не можешь иначе.
— Нам так повезло, так невероятно повезло, — улыбнулась Торилья. — А поэтому, мой удивительный муж, мы должны помогать другим людям найти свое счастье, как мы обрели наше. — Помедлив, она спросила:
— Счастлив ли ты?
— Я не стану отвечать на твой дурацкий вопрос! — усмехнулся маркиз.
Приподнявшись на локте, он пристально посмотрел на жену.
— Почему ты… глядишь на меня… так?
— Я пытаюсь понять, чем именно ты отличаешься от знакомых мне женщин, — ответил он. — Ты невероятно прекрасна, моя дорогая, но дело не только в этом.
Маркиз прикоснулся пальцем к ее лбу.
— Какая мудрая маленькая головка!
Потом он провел пальцами по ее бровям.
— Словно крылья, — пробормотал он, — несущие благую весть тому, у кого есть уши, дабы слышать.
— Какую же весть? — спросила Торилья.
— Весть вдохновения и, конечно, надежды.
— Мне казалось, что я навсегда расстаюсь с ней, когда шла за Верил по собору.
— Я тоже испытывал адскую муку, — сказал маркиз. — Но винил только себя самого, зная, что всеми своими прегрешениями заслужил подобное наказание.
— Какими… прегрешениями?
— Ты о них не узнаешь. Все они в прошлом, а в будущем я стану образцом добродетели; и это будет нетрудно, потому, что я хочу быть таким, каким ты хочешь видеть меня.
— Я обожаю тебя… таким… какой ты есть.