В эту ночь Марк долго не мог заснуть: сначала все размышлял о Тамаре и Айвазовском, об Ильке, Лиде и Патрике, а потом оказалось, что он думает о Вике. Целый день он словно носил в ладони ее поцелуй, да и сейчас его чувствовал. На самом деле он давно приметил Вику, но старательно обходил стороной – боялся. Словно зимой, в жуткую стужу, увидел жалкого брошенного котенка или щенка, который уже не скулит, а только смотрит в глаза каждому прохожему, постепенно теряя надежду. Увидел и прошел мимо, потому что не мог – ну, никак не мог! – забрать щенка себе. Сжал зубы и закрыл глаза, надеясь: кто-нибудь подберет и спасет. А он не мог. У него своих забот хватало.
Какое, собственно, ему было дело? Да никакого! Мамина ученица, и все. Если бы не высокий рост, может, и вообще не замечал бы – девчонки эти, они все на одно лицо. Он и не вспоминал о ней от встречи до встречи. Хотя каждый раз было странное ощущение, будто Вика чего-то ждет от него. А он может это дать, но… не хочет. Марк даже не сразу понял, что чувствует Вику на расстоянии. Шел, например, по улице и вдруг – словно толчок в спину! А это Вика стоит и смотрит. Потом стал замечать, как резко портится настроение, а потом обязательно встречал Вику – или почти сразу, или в конце дня, но обязательно!
И когда мама стала за нее просить, первая мысль была: нет, ни за что! Но разве мог он маме отказать? Когда стали вместе работать, Марк первое время был настороже, а потом привык. Да и Вика держалась скромно – тише воды ниже травы. Она казалась ему такой безнадежно юной, что Марк относился к ней примерно как к маленькому Илюше. Она глазела на него и краснела, и Марк старался поменьше с ней общаться, чтобы не смущать. Конечно, Шохин не мог не замечать, что Вика влюблена. Это было приятно, что скрывать, но… зачем? Зачем ему нужны такие сложности? А то, что с Викой все будет непросто, он понимал. Это не легкая интрижка, это – серьезно.
Но сейчас…
Сейчас, когда он остался совершенно один…
И даже Александра его предала!
Может быть, попробовать?
А что такого?
Хоть кто-то будет счастлив…
Но на самой грани сна промелькнула мысль о том, что все это один раз уже было: и страх одиночества, и желание осчастливить женщину, и невыносимая потребность быть любимым. С кем, когда это было…
Может, во сне?
А сон ему снился странный. Марк бегал по собственному дому от одного зеркала к другому. В каждом он видел не собственное отражение, а лицо Лиды – она что-то быстро, взволнованно и беззвучно говорила, стуча по стеклу изнутри. Но Марк никак не мог разобрать, что именно, – и бежал к следующему зеркалу, где повторялось то же самое, пока, наконец, в последнем зеркале не увидел вместо Лиды Вику. Она улыбалась, а потом ударила кулаком по стеклу – Марк отпрянул, окровавленные осколки посыпались на пол. А в разбитом зеркале царила полная тьма. Марк проснулся.
Черт, приснится же такое…
И подумал: может, позвонить Артемиде?
И что сказать? «Вернись, я пропаду без тебя»?
Поздно, Шохин. Поздно.
С утра Марк попробовал еще поискать Айвазовского, но безуспешно, только потерял время и сильно опоздал на работу. Вика тут же стремглав к нему ринулась, и Марку не осталось ничего другого, как распахнуть ей объятия.
– Ну что ты! Куда ты так торопишься… Подожди…
Вика дышала ему в ухо, ее ресницы щекотали кожу. Она повернула голову и посмотрела Марку прямо в глаза:
– А чего ждать?! Пока ты подцепишь еще кого-нибудь? Или пока мы состаримся? – Порассматривала его некоторое время и жалобно спросила: – Может, ты меня наконец поцелуешь?
И он поцеловал. Прошло примерно лет двести, когда он смог от нее оторваться – отцепил от себя и держал подальше на вытянутых руках. Вика медленно моргала, и взгляд у нее был совсем потусторонний.
– Вика? Ау!
Она пришла в себя и увидела Марка – он улыбался.
– Все. Хватит. А то это вообще черт знает что такое!
Марк усадил Вику и сам сел напротив, взяв ее за руки. У него все как-то путалось в голове, потом вспомнил:
– А у тебя почему-то вкус вишни!
– Это я жвачку жевала… вишневую…
– Жвачку! Господи, с кем я связался!
– А ты со мной связался?
– Получается, что так.
Они еще поулыбались друг другу, и Марк, наконец, опомнился:
– Послушай, тут у нас некоторые неприятности, и я сейчас уйду по делам. Ты выживешь?
– Выживу…
– Вот и хорошо. Я вечером приеду за тобой. Я пошел?
– Иди…
На пороге он обернулся и признался:
– Всю ночь о тебе думал.
Вика долго сидела, улыбаясь, пока вдруг не пришел завхоз, который ни разу еще у них в мастерской не был. Работал он совсем недавно, Вика почему-то слегка его опасалась и не верила простецкому виду, который тот так ловко умел на себя напускать. Завхоз полез осматривать крышу – «на предмет протечки», как он выразился. Потом задержался у разложенных на столе картин:
– Да-а, стихия, одно слово! Это ж надо, как оно. Поправить-то можно?
– Конечно, Марк Николаевич все исправит.
– Марк Николаевич, говоришь? Ну, он-то исправит, не вопрос! – И, окинув ее на прощание жестким взглядом прищуренных глаз, ушел.
Во дворе Марк выкурил сигарету, потом зашел к Александре – вчера он ей звонил в ночи, так что в основном Саша была в курсе событий. Она тоже не теряла времени даром и облазила весь Интернет в поисках хоть какой-нибудь информации: а вдруг их Айвазовский продавался где-нибудь на аукционе?
– Ты знаешь, я еще позвонила в Третьяковку и Русский музей! Никто ничего не слышал о подобной картине. Так что, похоже, наш «Всадник» где-то лежит припрятанный! В Третьяковке на экспертизе была похожая вещь – «Берег Отузской долины», но она по размеру больше и всадников там двое…
Александра быстро говорила, посматривая на Марка искоса – она все еще чувствовала неловкость. Но ведь она извинилась! Так в чем же дело? Марк какой-то странный сегодня…
– А ты знаешь, сколько сейчас Айвазовский стоит на аукционах? В 2007 году в Стамбуле «Парусник у берегов Крыма в лунную ночь» потянул шестьсот с лишним тысяч долларов – по размерам они с нашей почти одинаковы. А в Швеции один лесоруб нашел картину Айвазовского «Битва за Бомарзунд»! Не то чтобы нашел – она всю жизнь висела у него дома на стене, представляешь? За миллион долларов ушла на аукционе! А рекорд для Айвазовского – три с лишним миллиона! В 2006 году на торгах Sotheby’s в Лондоне была продана его картина «Варяги на Днепре», но она большая, раза в четыре больше нашей. Очень много, конечно, подделок и копий, еще прижизненных, но они стоят намного меньше. Тамарина копия, я думаю, тысяч на сто потянет. Ну, на двести…