сразу не увидела? Все становилось на свои места. Имея подозреваемую, скрывшуюся с места преступления, полицейские эксперты не очень щепетильно отнеслись к осмотру квартиры. Скорее всего, они подумали, что эти вещи здесь давно.
– Гражданка Никитина, прошу дать показания о том, как развивались события в этой комнате. – Максимович подозвал к себе полицейского с резиновой куклой, от одного вида которой мне снова стало не по себе.
Тем временем приглашенная в качестве понятой женщина что-то стала шептать на ухо своему дружку. Оперативник с камерой, продолжая снимать меня, посмотрел одним глазом на часы. Все торопились…
Я повернула голову в объектив камеры и, громко и четко проговаривая каждое слово, заговорила:
– Я отказываюсь от всего, что сказала здесь и написала в чистосердечном признании! Более того, заявляю, что оговорила себя с целью оказаться на месте преступления…
– Никитина! – предостерег Максимович с тревогой в голосе.
Но было поздно. Более того, в меня будто бы вселился другой человек. Уверенный, хладнокровный и рассудительный, он продолжал вещать, подобно диктору из программы «Новости»:
– Обратите внимание, я настаивала на том, чтобы следователь Максимович проверил мою версию о присутствии в день убийства моей подруги в этой квартире еще одного человека…
– Ты чего несешь?! – возмущался Максимович.
– Да-да! – Я развернулась к понятым: – И вас прошу обратить внимание на вопиющее безобразие! Если вы потом не подтвердите того, что я здесь говорю, то ответите по всей строгости закона!
На лице мужчины появилась растерянность, а женщина испуганно округлила глаза.
– А вы что думали? – торжественно проговорила я и перешла к самому главному: – Под диваном презерватив, которого здесь в день убийства не было. Более того, он использован! Так что можно провести генетическую экспертизу, и она подтвердит мою версию!
– Ну и что? – спросил побагровевший от негодования Максимович.
– На стуле лежит записная книжка! – Я рванула за собой оперативника и подошла к столику. – Вот!.. И самое главное, я даже могу предположить, что амулет, который сейчас лежит в вазочке для украшений, принадлежит дружку брата моей подруги!
Спустя час я сидела в кабинете следователя, который говорил кому-то в трубку:
– …В связи с вновь открывшимися в ходе следственного эксперимента обстоятельствами прошу изменить сроки расследования…
Глава 32
Неприветливая свобода
Итогом проживания моих неполных девятнадцати лет стало, кроме всего прочего, приобретенное мною убеждение, что посадить человека за решетку гораздо легче, чем выпустить. За воротами следственного изолятора я оказалась лишь на следующий день, вернее сказать, вечер, после допроса уже в прокуратуре и последовавшего вслед за этим суда. На него меня вызвали по итогам заявления. Хорошо, хоть со следственного эксперимента в камеру я больше не вернулась. Меня перевели в «одиночку», и я проспала целые сутки. Сказалось перенапряжение всей этой недели и разрешение вопроса. Я чувствовала себя человеком, который разгрузил вагон камней. Давало о себе знать и мытье полов, вернее, имитация этого действа. Надо сказать, что я и так не любила этого дела, а теперь и вовсе возненавидела.
– Ну что, Марта Александровна, – тожественно произнес грузный мужчина, оказавшийся в одном кабинете с Максимовичем, – примите наши извинения!
На его погонах были три большие звездочки.
– Нужны они мне больно! – выкрикнула я, больше от того, что мне льстило, как они теперь передо мной пресмыкаются.
– Зачем вы так? – волновался Максимович, перекладывая с одного места на другое лежавшие на столе документы. – Полковник Кривоносов специально пришел… – И добавил вмиг ставшим тусклым голосом: – Вы имеете полное право подать соответствующую жалобу.
– Ничего я подавать не собираюсь, – успокоила я его. – Лучше скажите, вы нашли настоящего убийцу?
– Благодаря вам он уже в камере и дал признательные показания, – ответил мне полковник. – Причиной его поступка стала банковская карта, которая оказалась у Сальниковой. Он решил завладеть ею и убил вашу подругу.
– Вот видите! Еще чуть-чуть, и я бы поехала за седой Урал! – Я специально вкрутила про Урал. Мне казалось, что это определение, подслушанное в камере, придает мне взрослости.
– Мы бы все равно разобрались, – попытался заверить Максимович, но я лишь брезгливо скривилась…
Лязг дверей, грохот решеток, окрики надсмотрщиков и звяканье ключей вместе с эхом шагов в коридорах остались за моей спиной, где-то в прошлой жизни. На город падал снег. Я оглядела безлюдную улицу и достала телефон. Хорошо, что догадалась, когда сдавала его на хранение полицейским, отключить батарею. Однако зарядки оставался и так мизер. Сейчас, едва экран засветился, окрестности стал раздирать звук посыпавшихся сообщений. Кто только за это время не пытался до меня дозвониться! Только от матери не меньше двух десятков звонков и эсэмэсок. Замучаюсь отвечать. Но это потом. Вдруг батарея сейчас разрядится окончательно и я не смогу дозвониться до Антона?
Я быстро отыскала его номер в списке абонентов и надавила на «вызов». Как бывает в таких ситуациях, абонент оказался вне зоны доступа. Оно и понятно, время позднее, и Антон уже в кругу семьи. А я еще от Наташки знала, что номер своих подружек он в таких случаях отключает. Тогда я набрала номер Вадика. Причем, несмотря на обстоятельства, делала это скрепя сердце. Ну, не нравился он мне, хоть убей. Все в нем было в точности «до наоборот» моему идеалу.
– Привет! – отозвалась трубка.
– Здравствуй, Вадик! – чувственно произнесла я, пытаясь по голосу определить, рад он или нет моему звонку.
– Ты куда пропала? – набросился он на меня. – Я звонил и к Наташке ездил…
– Долго рассказывать, – заторопилась я. – У тебя сейчас как со временем?
– А что? Почему спрашиваешь?
– Я могу приехать, – скромно сообщила я и, тут же вспомнив, что даже не пыталась запомнить адреса на первой встрече, спохватилась и поправилась: – Точнее, можешь встретить меня.
– Слушай, зайка, – удивил он меня, – не могу сейчас…
Сказать, что я расстроилась, значит, не сказать ничего.
– Почему? – прохныкала я.
– Только выехал из Питера! – сообщил Вадик. – Буду утром. Ты поезжай ко мне…
Не успела я спросить, как добраться до злополучного поселка, как он отключился. Я еще раз набрала его номер. Но телефон на этот раз оказался вне зоны доступа.
«Он либо действительно едет в машине, либо попросту у какой-нибудь женщины и отключил телефон, чтобы доделать с ней свои дела», – решила я и направилась по тротуару, размышляя, что делать дальше.
Мне уже точно предстояло где-то искать прибежище на ночь, и я всерьез задумалась над тем, чтобы пойти на вокзал. Конечно, денег, которые мне вернули, могло хватить и на недорогую гостиницу, только я понятия не имела, где такую искать. Идти в ночной клуб, чтобы провести время до возвращения Вадика в город, в таком виде и самой противно, да и другие не поймут. Глеб отпадает. Я, конечно, на принципы плевала с высокой колокольни, но мне претило оправдываться перед ним и его мамой и признаваться во лжи. Пусть до конца своих дней думают, будто я действительно ушла от них беременная. Умнее будут и впредь не станут пускать на порог кого попало. Заодно Глеб пересмотрит свой образ маменькиного сынка. Глядишь, станет мужиком и достанется какой-нибудь хорошей бабенке, которая на него не нарадуется.
И вдруг я с ужасом осознала, что идти мне, собственно говоря, совсем некуда. Сзади послышались чьи-то шаги. Я непроизвольно отметила, что этот человек вышел из стен следственного изолятора почти сразу следом за мной.
Что-то екнуло в груди, и я обернулась. Не может быть! Это оказался Артурчик. Я едва не закричала от радости, но вовремя спохватилась и продолжала