обед на более ранний час. Кучер слышал, как она перед уходом сказала мужу несколько самых обычных фраз и пообещала не задерживаться. Потом она зашла в соседнюю виллу за своей молодой соседкой мисс Моррисон, и дамы вместе отправились на собрание. Оно продолжалось сорок минут. Вернулась миссис Баркли в четверть десятого, распрощавшись с мисс Моррисон у порога ее дома.
На вилле Лэшин есть гостиная, где хозяева обычно проводят утро. Она находится со стороны, обращенной к дороге; застекленные раздвижные двери выходят на лужайку. Ширина лужайки – тридцать ярдов, от дороги ее отделяет только невысокая стена с железной оградкой поверху. В эту комнату и направилась миссис Баркли после собрания. Шторы были подняты, потому что хозяева редко бывают там вечерами, но миссис Баркли сама зажгла лампу и позвонила в колокольчик, чтобы Джейн Стюарт, горничная, принесла чашку чаю. Все это шло вразрез с обычными привычками хозяйки. Полковник сидел в столовой, но, услышав, что жена вернулась, присоединился к ней в утренней гостиной. Кучер видел, как он пересек холл и вошел в комнату. Больше полковника живым не видели.
Горничная принесла чай через десять минут, но у двери ее подстерегала неожиданность: хозяин и хозяйка ожесточенно пререкались. Горничная постучала – ответа не последовало; она даже попробовала повернуть ручку, но обнаружила, что дверь заперта изнутри. Джейн Стюарт, разумеется, кинулась звать кухарку, обе женщины вместе с кучером поднялись в холл и стали прислушиваться к ссоре, которая продолжалась с прежним неистовством. Все они свидетельствуют, что слышались два голоса – Баркли и его жены. Баркли говорил приглушенно, и его краткие реплики было невозможно разобрать. Яростный голос жены, напротив, поднимался до крика и тогда звучал вполне отчетливо. «Ты трус! – повторяла она вновь и вновь. – Как теперь все поправить? Как? Верни мне мою жизнь! Не хочу больше даже дышать с тобой одним воздухом! Трус! Трус – вот ты кто!» Разговор завершился отчаянным воплем, шумом падения и пронзительным женским криком. Не сомневаясь, что произошло нечто ужасное, кучер кинулся к двери и налег на нее плечом; женщина продолжала кричать. Кучеру, однако, не хватило сил взломать дверь, а от испуганных служанок не было никакой подмоги. Внезапно кучера осенило, он через дверь холла выбежал наружу и, обогнув дом, добрался до лужайки, куда выходили остекленные двери. Проникнуть в комнату ничего не стоило – одна из створок была распахнута (летом, как я понимаю, их обычно не закрывают). Хозяйка больше не кричала, она без чувств покоилась на кушетке, а несчастный вояка без признаков жизни лежал в луже собственной крови. Задранные ноги опирались о край кресла, голова – на полу, вблизи угла каминной решетки.
Убедившись, что хозяину уже ничем не поможешь, кучер, естественно, сразу кинулся открывать дверь. Но тут он столкнулся со странным и неожиданным препятствием: в замочной скважине не было ключа, не обнаружился он и в комнате. Кучер поэтому вышел тем же путем, что и вошел, и вернулся в сопровождении полисмена и медика. Даму (которую, естественно, заподозрили в убийстве) перенесли в ее комнату; сознание к ней не вернулось. Тело полковника положили на диван; помещение, где произошла трагедия, тщательно осмотрели.
Смерть несчастного ветерана вызвал удар по затылку: рваная рана длиной около двух дюймов была нанесена, очевидно, каким-то тупым предметом. Что послужило орудием – догадаться было нетрудно. На полу рядом с телом валялась необычного вида дубинка из твердого резного дерева, с костяной рукояткой. Полковник владел разнообразной коллекцией оружия, привезенного из стран, где ему довелось воевать, и полицейские предположили, что дубинка принадлежит к числу его трофеев. Слуги утверждали, что прежде ее не видели, но они могли просто не обратить на нее внимания, так как подобных диковинок в доме было полно. Больше ничего существенного полиция не обнаружила, хотя оставалось загадкой, куда делся ключ: ни у миссис Баркли, ни у жертвы, ни в комнате его не было. Дверь в конце концов вскрыл слесарь из Олдершота.
Так, Ватсон, обстояли дела во вторник утром, когда я по просьбе майора Мерфи поехал в Олдершот, чтобы помочь полиции в расследовании. Думаю, вы согласитесь с тем, что уже тогда случай представлялся не лишенным интереса, но после первых наблюдений я понял: он куда поразительней, чем я мог ожидать.
Перед тем как осмотреть комнату, я расспросил слуг, но узнал от них только то, что уже пересказал. Лишь горничная Джейн Стюарт вспомнила один любопытный факт. Как вы помните, она, услышав возбужденные голоса, сходила вниз за остальными слугами. По ее словам, пока она была одна, хозяин с хозяйкой разговаривали негромко; слов она не разбирала, о ссоре догадалась только по тону. Однако я настаивал, и она вспомнила: хозяйка дважды произнесла имя Давид. Это крайне важно для выяснения причин внезапной ссоры. Полковника, как вы помните, звали Джеймс.
Одно обстоятельство произвело очень глубокое впечатление как на слуг, так и на полицию. Лицо полковника было искажено гримасой страха. По их рассказам, на нем был написан ужас, какой только способны выразить человеческие черты. Кое-кто из свидетелей даже лишился чувств. Было ясно, что полковник предвидел свою судьбу и отчаянно ее страшился. Это, конечно, не противоречило версии, принятой полицией: полковник понимал, что жена собирается его убить. Не опровергал эту версию и тот факт, что рана находилась на затылке, поскольку жертва, вероятно, пыталась уклониться от удара. Сама дама показаний не давала: из-за воспаления мозга она временно была не в себе.
От полиции я узнал, что мисс Моррисон, которая, как вы помните, сопровождала в тот вечер миссис Баркли, уверяла, что не имеет понятия, отчего ее приятельница вернулась домой в таком расстройстве.
Собрав эти сведения, Ватсон, я выкурил за размышлениями несколько трубок. Нужно было отделить существенные факты от случайных. Безусловно, главное внимание в этом деле следовало сосредоточить на странном исчезновении ключа от двери. Его в комнате не нашли, как ни искали. Следовательно, кто-то этот ключ взял. Но совершенно ясно, что этого не могли сделать ни полковник, ни его супруга. Значит, в комнату входил кто-то третий. И войти он мог только через застекленную дверь. Мне представлялось, что при тщательном осмотре комнаты и лужайки я обнаружу какие-нибудь следы этого загадочного персонажа. Вам известны мои методы, Ватсон. При расследовании я использовал их все до одного. И следы в конце концов нашлись, но совсем не те, которых я ожидал. В комнате побывал некий мужчина: пришел он с дороги, пересек лужайку. Мне попалось пять достаточно отчетливых следов: один на дороге у того места, где незнакомец перебрался через стенку, два на лужайке и