Я сопротивляюсь, кричу на него и ругаюсь. Прошу его честно ответить, что в конце концов происходит, но охранник отводит меня на кухню, усаживает за стул и просит помощницу по дому заварить для меня крепкий кофе.
— Мне нельзя крепкий кофе, — отрицательно мотаю головой, только сейчас вспомнив, что волноваться мне нельзя, как и пить крепкие кофейные напитки.
Я беременна от Куратова. Я его жена. И я должна беречь нашего с ним ребёнка, чтобы сейчас не происходило.
Внезапно мне становится страшно, что Руслан может не узнать о моём положении. Вдруг с ним случится непоправимое? Вдруг я больше не увижу его? Не скажу, что на самом деле он дорог мне и я… чёрт, я не хотела навредить ему. Не сейчас. Вся моя ненависть к нему осталась в далёком прошлом. Все мои искренние чувства прямо сейчас: до слёз и острого жжения в области сердца, только лишь потому, что я к нему неравнодушна.
— Что будете пить? — спрашивает Алина голосом робота.
— Сок. Апельсиновый сок.
Она кивает и приступает к приготовлению. Включает соковыжималку, опускает туда несколько очищенных апельсинов, половинку грейпфрута и выливает полученную жидкость в прозрачный стакан.
Я делаю мелкие глотки и понемногу прихожу в себя. К сожалению, я не могу изменить ситуацию. Увы, не могу повернуть время вспять, но могу делать то, что Куратов просит — сидеть дома и его ждать.
* * *
Ближе к вечеру, устав дёргаться от каждого постороннего шороха, я собираюсь с духом и набираю номер сестры.
Ира всегда была той, на кого я могла положиться, поэтому мой мозг упрямо игнорирует все сигналы, которые подтверждают причастность сестры к перехвату грузовых машин, везущих оружие. Интернет молчит и с утра там не появилось ни единой информации о том, что происходило дальше. Полиция поймала преступников, но кем они были и что с ними будет одному Богу известно.
— Алло, — голос сестры звучит глухо, поэтому я убираю трубку от уха, чтобы убедиться в том, что точно набрала её номер.
Наверное, я до последнего не желаю осознавать и принимать тот факт, что она просто не хочет разговаривать со мной.
— Этой ночью случилось какое-то недоразумение, — захлебываюсь от негодования, ощущая, как в уголках глаз начинает болезненно щипать от выступивших слёз.
Это беременность делает меня сентиментальной или я просто чертовски боюсь за него?
— Я всё знаю, малыш, — произносит Ира спокойным голосом.
Хорошо, что в этот момент я сижу, иначе точно рухнула бы, утратив равновесие.
— Ты знаешь, потому что…
— Став матерью ты обязательно меня поймешь, Ева, — перебивает Ира. — У Вани появился шанс. Мы с ним летим в Израиль в клинику Зика, где его за считанные месяцы поставят на ноги. Сумасшедшая сумма за лечение. Сама бы я её не вытянула.
Как бы мне не хотелось порадоваться за племянника — я не могу. Ужасное чувство, ведь Ваня… он совсем не виноват. Тело будто одеревенело, а эмоции, которые я могла раньше испытывать по отношению к нему и сестре — заморозили на неизвестный мне срок.
Я беззвучно ловлю губами воздух, чтобы не задохнуться от нехватки кислорода и почти не слышу, что говорит мне в трубку Ира. Кажется, она убеждает меня в том, что Руслан плохой. Испоганил ей жизнь, разрушил все её планы и амбиции, и она ни капли не жалеет о том, что сделала.
— А что будет со мной? — перебиваю её. — Что будет со мной, ты подумала? С нами? С моим малышом?
Поглаживаю плоский живот, эгоистично жалея себя и моего ещё неродившегося сына. Мне так хочется, чтобы сестра тоже нас пожалела. По-настоящему, как в детстве, а не так как в прошлый раз, искусно манипулируя мной.
— Деньги напополам, Ева, чтобы ты не говорила, что я не забочусь о тебе.
— Я их не просила! Не просила, ясно тебе! — кричу на неё, должно быть впервые в жизни.
В детстве мне казалось, что в нашей жизни не будет ни единого повода для ссор. Я всегда уступала, даже если чувствовала себя правой, но сейчас произошло то, что сломило мою уверенность в нашей взаимной сестринской любви.
— Удачной вам реабилитации, Ира, — произношу в трубку. — Жаль, что память об отце была для тебя всего лишь словами.
— Ты была его любимицей, Ева. Ты и только ты.
Последующие три дня я нахожусь будто в бреду. Поднимаюсь с кровати лишь для того, чтобы вкинуть в рот немного еды. Для него. Для ребёнка, которого ношу под сердцем, потому что я не имею никакого права и его потерять.
Дни и часы слились в нескончаемый тягучий поток, которому не видно ни конца, ни края. Я сплю урывками. Часто просыпаюсь, потому что жду его. Жду, что рано или поздно от него будет хоть какая-нибудь весть, хоть один звонок.
Ночь третьего дня особенно сложная. Я мельком смотрю на себя в зеркало, когда расчёсываю волосы перед сном и понимаю, что больше похожа на зомби — под глазами темные круги, кожа лица бледная, а губы потрескались и кровоточат.
Проворочавшись в постели, я закрываю глаза и засыпаю. Это единственное, что у меня получается делать лучше всего. Мне снится солнечная Испания, наша вилла, океан и теплый песок. Постелив плед на берегу мы долго и чувственно занимаемся любовью с Русланом. Наши обнаженные тела переплетаются, я жадно ловлю его поцелуи, ощущаю теплые касания к своей коже и плюю на то, что, возможно, на нас опять кто-то смотрит. Я живу так как чувствую, только своими инстинктами и эмоциями, понимая, что именно это правильно и надежно.
Не знаю, что будит меня среди ночи, но я резко прерываю сон и открываю глаза. В комнате слабо горит ночник, хотя я точно помню, что не включала его.
Резко отрываю голову от подушки и сажусь на кровати. Голова ватная, тяжёлая, а кожа горит от приснившихся мне касаний Куратова.
Прищурившись, я замечаю в кресле его. Пытаюсь ущипнуть себя за руку, но не могу и пошевелиться от шока с каждой секундой и так понимая, что это не сон. Руслан сидит в высоком кресле широко расставив ноги и положив руки на подлокотники. Он сильно хмурится, глядя на меня и я осознаю, что за те три дня, что мы не виделись что-то изменилось в нем. И дело даже не в отросшей чёрной щетине на его лице, не в усталости, которая читается между строк, а во взгляде, который вновь смотрит на меня холодно и отстранено. Будто мы откатились на самое начало нашего знакомства, где ничего хорошего между нами никогда и не было…
Глава 37
* * *
В комнате внезапно становится так холодно, что я кутаюсь в одеяло и не могу пошевелиться. Натягиваю плед до самой шеи и мелко под ним дрожу.
Сколько сейчас времени? Два часа ночи? Три? За окнами темно и ничего не видно, значит, что Руслан вернулся поздно. Но зато живой. И вообще вернулся.
Он сверлит меня своими глазами-магнитами. Чёрными, тягучими, беспросветными. И я опять никак не могу понять, что у него внутри. Он уже возненавидел меня за то, что я пошла против него? Сможет ли когда-нибудь простить?
— Ты вернулся… — произношу почти шёпотом.
Мне страшно начинать разговор первой, но тишина между нами уж слишком затягивается. Давит, гнетёт, уничтожает. Хочется, чтобы он начал говорить, чтобы не смотрел на меня так холодно и пусто. Лучше бы кричал, бил кулаками стены и выплескивал то, что у него накопилось внутри.
— Я ненадолго, — отвечает Куратов стальным голосом.
Он по-прежнему сидит в кресле не двигаясь. Выглядит расслабленным и спокойным, глубокая морщина между бровей постепенно разглаживается. Мне хочется встать с кровати, коснуться тепла его кожи, чтобы поверить, что он настоящий, но я понимаю, что сейчас не время.
— Ты опять пропадешь? — спрашиваю каким-то особенно несчастным голосом.
Мне не хватало его всё это время. Я изводила себя от незнания и сходила с ума от неизвестности. Хотелось получить от него хоть какую-нибудь весточку, но я понимала, что не заслужила её. Но также верила, что Руслан Куратов не сдастся и обязательно выпутается из любой, даже совсем сложной ситуации.