Скай ясно представил себе, что сказал бы герцог, если бы увидел, как он украдкой уносит из дворца столовое серебро.
— Не будь таким глупым, Ник! — одернула его Джорджия, рассердившись не на шутку. — Ты же знаешь, что Ская этому не учили — только талийские Страваганты приносят талисманы из одного мира в другой.
— Но ты это делала для меня, — возразил Николас.
— Это совсем другое, — раздраженно ответила Джорджия.— То было кольцо для бровей, которое я все время носила с собой в Талии, Но, если уж об этом зашла речь, я сделала это, потому что ты безумно хотел попасть сюда, помнишь?
Скай никогда раньше не видел, чтобы они так злились друг на друга. Еще немного — и они могли поссориться. Николас покраснел и сжал кулаки, а Джорджия смотрела на него так, будто хотела ударить.
— А теперь я безумно хочу вернуться ! — Упрямо заявил Николас. — Согласись, что и ты тоже!
Лучано не спал всю ночь. Он запутался в покрывалах, строя планы и думая о том, что бы он сделал, если бы Арианна хотя бы притворилась, что уступила просьбе герцога, Он доводил себя до исступления, представляя, как она, став великой княгиней Никколо, каждый день будет носить платья вроде того уродливого, усыпанного драгоценными камнями, которое ей прислал Никколо ди Кимичи.
Став Duchessa, та Арианна, которую он знал и с которой исследовал беллеццкие каналы, казалось, все больше отдалялась от него. Она по-прежнему была добра к нему, относилась по-дружески, иногда даже кокетничала, но ее многочисленные служебные обязанности и образ жизни, где роскошь была необходима, делали ее как будто чужой. А кем был он, Кавалер Беллеццы, который ждал, когда придет пора поступать в университет. У него не было настоящего аристократического титула, как уди Кимичи, или даже работы, которая могла бы сделать его богатым.
Лучано очень хотелось приехать верхом в Беллеццу, схватить Арианну за руку, повести ее, смеясь, в весельную шлюпку и поплыть с ней в Мерлино, к ее молочным братьям — опустошать банки с омарами, или в Бурлеску — есть торты в доме ее бабушки и дедушки.
Но это было невозможно. Через несколько дней Duchessa прибудет сюда, в Джилию, в сопровождении Детриджа, а также Сильвии, которая никогда не могла находиться далеко от места, где что-то происходило, или от Родольфо. И здесь Арианна должна быть настоящей Duchessa — с собственными горничными, собственными портнихами, собственным парикмахером, собственными лакеями и собственными телохранителями, а Лучано — всего лишь еще один поклонник, которого ей придется включить в свой список.
Он встал, оделся и спустился вниз, где увидел Родольфо, который уже сидел за ранним завтраком, поданным хозяином квартиры.
— Так ты тоже не мог заснуть? — спросил Родольфо. — Меня это не удивляет. Мы с тобой попали в беду и будто очутились в глубоких водах, которые окружают нас со всех сторон.
Услышав последние слова, хозяин дома сказал:
— В самом деле, господа, воды Аргенто не поднимались весной так высоко почти сто лет — люди в городе говорят примерно так. Это потому, что зимой шли сильные дожди. Полагают, к Пасхе и вправду может начаться паводок.
— В таком случае я надеюсь, что герцога затопит, — мрачно заключил Лучано.
Хозяин был потрясен, услышав такие бунтарские слова в своем доме.
— Не обращайте внимания на моего юного друга, — успокоил его Родольфо. — Вчера на приеме у герцога он выпил слишком много вина. И теперь ему нужны яйца и кофе.
Мужчина поспешно вышел.
— Будь осторожен, следи за своими словами, Лучано, — предупредил Родольфо. — Город полон шпионов.
* * *
Свадебное платье Франчески было готово — легкий наряд с белыми кружевами по всей поверхности сатинового лифа и широкой нижней юбки, в котором она будет выглядеть настоящей принцессой. Она примеряла его в гостиной бабушки Арианны. И молодые женщины, и старушка восхищались впечатляющим нарядам.
— Гаэтано — счастливец, — улыбнулась Арианна. — Никто не глянет ни на одну невесту, кроме тебя.
— А что наденешь ты, Арианна ? — спросила Паола Беллини, которая слышала о подарке герцога.
— О Nonna[9], не знаю, — ответила Арианна. — Если бы только я могла делать то, что мне нравится, забыв о дипломатии!
— Тогда ты, наверное, надела бы одно из своих старых хлопчатобумажных платьев и пришла на свадьбу босиком, — засмеялась Паола.
— Твой дядя прислал мне платье, Франческа, — объяснила Арианна. Раньше она не упоминала об этом в разговорах с подругой.— Но оно слишком роскошное и дорогое, чтобы я приняла его, не оказав ему в ответ какую-нибудь услугу. А услуга, которую он от меня ожидает — это подписание договора, я в этом уверена.
— Но ты этого не сделаешь, правда ведь? — спросила Франческа,
— Нет, я не могу так поступить. Это то, чему моя мать противилась всю свою жизнь, и мой долг перед ней и городом — продолжать борьбу, — заявила Арианна. — Но, тем не менее, если я не надену платье, герцог обидится, а это тоже нежелательно,
— Понимаю, — кивнула Франческа. — Ты оказалась в сложном положении.
— Мне слишком трудно самой решить этот вопрос, — сказала Арианна. — Я не хочу надевать это платье, но я и так больше не могу делать то, что хочу. Я спрошу у отца и у Дотторе Кринаморте, что они об этом думают.
«И у матери», — подумала она.
* * *
Вскоре после того, как Скай прибыл в Джилию, Лучано пришел в монастырь. Они оба не выспались. Чтобы погреться на солнышке, они сели на стену Большого монастыря. Лучано посмотрел на свою тень, которой у Ская не было, и вздохнул.
— Иногда я жалею, что мне дали блокнот, — с болью произнес он.
— Блокнот? — переспросил Скай.
— Это был мой талисман — вещь, которая привела меня в Талию, — объяснил Лучано.
— Но если бы его тебе не дали, ты бы тогда ... — Скай не решился говорить дальше.
— Тогда я бы умер — продолжил за него Лучано. — Да, Но я думаю, что, возможно, так или иначе к этому все идет. Не знаю, как мне выйти из создавшегося положения живым, Если герцог попробует жениться на Арианне, я убью его. Я мог бы сказать: «Или умру сам, пытаясь это сделать», как какой-нибудь слащавый герой, разве что в моем случае, по-видимому, будет «и», а не «или», ведь я не герой.
— Ты так сильно ее любишь — спросил Скай, — Так сильно, что умер бы за нее?
Лучано ответил не сразу.
— Ты можешь себе представить, что я чувствовал, отказываясь от своей семьи и своей жизни в твоем мире? — наконец сказал он.— Оставить все, что я когда-то знал, и быть отброшенным на четыре столетия назад, чтобы жить в этом мире?