– Здесь много людей и кораблей, Ун-Амун. Трудно выбрать подходящий.
Это не было вопросом – скорее, напоминанием. Возможно, подсказкой, так как после слов Феспия подумалось мне, что в людях я разбираюсь лучше, чем в кораблях. Как я уже говорил, такое искусство необходимо привратнику, дабы львов проводить с поклонами, а овец – с хлыстом и палкой. Здесь, рядом с гаванью, тоже были свои львы и овцы, а кроме них – хитрые юркие шакалы.
Я отхлебнул пива и, не глядя больше на корабли, принялся рассматривать людей, толпившихся на пристанях. Большей частью это были корабельщики и грузчики, полуголые, приземистые, потные, с растрепанными бородами – словом, точно такие же, как мореходы Мангабата. Кто таскал мешки и корзины, кто готовился отплыть, устраиваясь на скамьях гребцов, кто орал песни, сидя за кружкой вина, кого уже сморило – эти храпели в тени, задрав бороды к небу. Торговцы, окруженные слугами, неторопливо и важно прохаживались в толпе, стояли у судов и складов, наблюдая за грузом, о чем‑то толковали со своими кормчими. Их бороды были ухожены и заплетены в косички, яркие цветные одежды спадали до самой земли, голоса звучали уверенно и громко. Были еще нищие и мальчишки, водоносы и погонщики ослов, содержатели харчевен и воины у городских ворот, даже пара жрецов, возносивших молитвы у большого судна. Должно быть, этот корабль плыл в далекие страны, а потому нуждался в особой милости Мелькарта.
Но был тут и другой народец. Повсюду, у кораблей и причалов, у харчевен и складов, шныряли хитроглазые молодчики, одетые небогато, но все же не в такое рванье, как мореходы. Многие из них крутились около торговцев, что‑то предлагали, о чем‑то спрашивали, а временами пускались бегом в город или к только причалившему судну. «Не купцы, не мореходы и не воры, – подумал я. – Кто же тогда?..» – и тут же заметил, что один хитроглазый кружит у нашей циновки. Возможно, его привлекали запахи пива и рыбы.
Наконец он подошел и, склонив голову, представился на языке Та-Кем:
– Хирам, посредник. Да будет с вами милость Мелькарта и Баала, чужестранцы! Вижу, вы из Египта?
Догадаться об этом было легко – наши белые одежды так непохожи на цветное платье Джахи, как лен непохож на тяжелую шерсть.
– Садись, добрый человек, – сказал я. – Садись и выпей пива. День сегодня жаркий.
Приглашать еще раз не пришлось – Хирам быстро опустился на циновку и присосался к кувшину. Брюхо возмущенно всплеснул руками. Допивать остатки было его привилегией.
– Принеси еще кувшин, – велел я рабу, протягивая Хираму лепешку. Она исчезла скорее, чем голубь клюет зерно.
– Благодарствую, господин, – произнес хитроглазый и повторил: – Я Хирам, посредник. Готов тебе служить.
– Хирам… – с усмешкой протянул Феспий. – Значит, Хирам… Княжеское имя!
– Матушка моя думала, что я выйду в настоящие князья, – сообщил Хирам. – Не получилось, но я не жалею, ибо в своем ремесле я – князь. Не то что эти недоумки. – Он ткнул пальцем в пробегавших мимо хитроглазых. – Такой посредник, как Хирам из Тира, – только для египетских господ.
– И чем же ты занимаешься? – спросил я.
– Оказываю помощь в разных делах и – видит Баал! – беру за услуги совсем немного. Возможно, ты хочешь что‑то купить, или продать, или встретиться с нашим владыкой Уретом либо другими знатными людьми… Возможно, ты путешествуешь и ищешь надежного кормчего и прочное судно… Или тебе нужна женщина, а может, красивый нежный мальчик… Говори, и желание сердца твоего исполнится! И стоить это будет маленький кусочек серебра.
– Не серебра, а меди, – произнес Феспий. – Дай, Ун-Амун, одно кольцо этому мошеннику. Одно кольцо и пиво, а там посмотрим.
– Как пожелают господа, – согласился Хирам и протянул руку к кувшину.
Я задавал вопросы, он отвечал, и между глотками пива поведал нам о торговцах Тира, их кораблях и богатствах, женах и наложницах, пороках и пристрастиях, их городских домах и усадьбах на большой земле, о том, кто из них стар, кто молод, кто жаден и злобен, кто отличается мотовством, кто в чести у владыки Урета, к кому тот склоняет ухо свое, а кого не жалует. Что сказать об этих людях, цвете Тира?.. Ловкачи и хитрецы, скупцы, стяжатели и развратники, не львы, но гиены! Не было средь них такого, кто не продал бы мумию матери, лишь бы цена была сходной, не было мудрых и щедрых, не было тех, чьи пути прямы! Амон всемогущий! Воистину был полон этот город змей и скорпионов! Так что совет правителя Дора уже не казался мне насмешкой и словами нечестивца и разбойника. И правда, разбойник ли тот, кто грабит грабителя?..
Выслушал я Хирама и, показав на гавань, произнес:
– Вот большие корабли, и вот те, что меньше. На малых не увезти много зерна и плодов, не увезти кедровые бревна, и для скота они тоже непригодны. Скажи, Хирам, каков их груз?
Хитроглазый прищурился. Солнце светило ему в лицо, на губах пузырилась пивная пена, в бороде застряли крошки.
– Возят они пурпурную краску, тонкие ткани, жемчуг, ожерелья и прочий дорогой товар. Малы, зато легки и быстры, не догонят их в море разбойники. Выйдет такой корабль утром из Тира, а вечером он уже в Библе.
– В Библ мне и надо, – сказал я и положил в ладонь Хирама медное кольцо. – Найдешь мне легкий и быстрый корабль с надежным кормчим, дам еще.
– Дай сейчас, господин, и я отведу тебя к кормчему Гискону. Судно его из самых быстрых и плывет в Библ, а кормчий – слуга богатого купца. Баал-Хаммон его имя, и сидит он у ног правителя нашего Урета.
Я бросил Хираму второе кольцо и велел:
– Веди!
И привел он нас к кораблю без палубных настилов, чей груз укрывали прочные кожи. Невелик оказался корабль, но с высокой мачтой и просторным парусом, а весел было шесть по каждому борту. Пересчитал я людей на том корабле, пока Хирам торговался с кормчим, и было там шестнадцать мореходов. Пересчитал я их и бросил взгляд на Феспия, а тот дал мне знак, кивнув и приложив ладонь к груди. И вспомнился мне тогда рассказ Тхути про ливийцев, усмиренных Феспием, о драчунах, что подползали к нему на коленях, посыпая голову песком. Десять буйных ливийцев куда опаснее этих корабельщиков, подумал я и успокоился.
Подошел Хирам и сказал, что кормчий Гискон возьмет с нас пять серебряных колец: по два – за меня и Феспия, и одно – за раба. Столько у меня и было. Я отдал серебро Гискону, мы взошли на корабль и отправились в путь еще до полудня.
* * *
Когда мы миновали Сидон, полдень уже прошел. Этот прибрежный город лежит к северу от Тира, в дне пешего пути, но на колеснице туда можно добраться гораздо быстрее. Расположен Сидон не на острове, а на скалистом мысу, вытянутом в море точно палец; скалы невысоки, но защищают гавань от бурь и ветров. Город спускался по склонам утесов к воде, к бухте, полной торговых судов и рыбачьих лодок. Мы прошли в полутысяче локтей от мыса, и я хорошо разглядел город с его храмами, кварталами ремесленников и большим кладбищем. Сидон такой же тесный и скученный, как Тир; пожалуй, это кладбище было самой просторной его частью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});