Читать интересную книгу Меловой крест - Вионор Меретуков

— Что-то не припомню…

— Как же так?! — приходит он в изумление. — Скольких баб мы с тобой вместе перетрахали, сколько водки выпили!

— Вот тут ты прав. Я бы никогда тебе об этом не напомнил. Но ты меня вынудил. Пил ты всегда за мой счет. Да и баб твоих я не трогал. А вот ты…

— Ну вот, я и дождался! И ты еще смеешь меня обвинять, свинья ты этакая! О, я всегда знал, что вы, господин Бахметьев, бездарный ремесленник и неудачник. Вам никогда не выбиться в люди! Максимум на что вы способны со своими убогими талантами, это за ежедневную бобовую похлебку тереть краски у Ильи Лизунова! Вы вечный подмастерье! Вот так-то, уважаемый маратель стен и обоссанных заборов! Значит, ты не хочешь мне помочь? — уже не сдерживаясь, взревел Шварц.

— Друзей — настоящих друзей — не продаю…

Очень у меня это красиво получилось. Чрезвычайно я себе понравился, когда произнес это. Но, боюсь, Шварц этих слов не услышал. Мой пафос был потрачен напрасно. Раньше раздались короткие гудки. Мой собеседник бросил трубку. Последнее слово, как всегда, осталось за Шварцем.

Но "свинью" я ему не прощу. Придется при встрече отвесить ему оплеуху. Или подзатыльник. Можно два… Хорошо бы набить ему морду, но эта дохлятина, скорее всего, не выдержит и от простого удара кулаком вполне может загнуться.

Странно, но почему-то он забыл сказать об одном происшествии, напоминание о котором действительно могло бы меня пронять. Много лет назад он, рискуя в те времена для себя очень многим, помог мне замять историю, в которой фигурировали автомобиль, трезвый пешеход и пьяный водитель.

Пьяным водителем был, естественно, я. Так вот, Шварц ночью примчался в отделение милиции, где с меня снимали показания, и все уладил. Он уже в то время был знаменитым художником, и тогда это еще кое-что значило.

Поступок, согласитесь, не слабый. И не только для такого труса, как Шварц.

Но самое интересное это то, что, случись со мной опять нечто подобное, Сема повел бы себя точно так же, как и тогда — той злополучной ночью. В этом я совершенно уверен.

Господи, как все перемешано в нашей жизни…

Глава 13

…Целую неделю я работал, как в лучшие времена. С упоением и одержимостью.

Через несколько дней из Италии должна была прилететь Дина. Я очень ждал ее… И это ожидание не шло мне на пользу: Дина стала мне сниться по ночам. А это, согласитесь, нездоровый знак.

…Весна шумела прохладными дождями. По ночам громыхали далекие молодые грозы.

Уставшие за долгую зиму от пудовых шуб москвички с удовольствием переоделись в легкие и смелые одежды, надменно демонстрируя представителям противоположного пола умопомрачительные коленки, похожие на известные своим сладким ароматом дыни сорта "Колхозница", а также подчеркнуто независимую походку от бедра.

Молодые мужчины перестали бриться, полагая, что таким образом автоматически превращаются в мачо.

…В тот вечер я, смертельно усталый, но почти счастливый, вернулся домой, твердо зная, что сегодня победил. Победил свои сомнения, свое несчастье, свои беды, свою грязную совесть, свою любовь к зловонным рекам, протекающим по самому дну моего "я", свои бессонные похмельные ночи, свое равнодушие и свои далеко не невинные слабости.

Маленькую картину, городской пейзаж, шедевр! — я знал, что это так, — я поставил на пол, прислонив к стене, и опустился перед ним на колени.

Да, это было попадание в "яблочко". Простенький сюжет… Да нет! И сюжет отсутствует. Москва. Серенький переулок у Покровских ворот. Торопливо бегущие фигурки прохожих… Слабый свет, падающий откуда-то сверху и как бы извне… Женщина с зонтом, рядом мальчик, мужчины, прячущие затылки за поднятыми воротниками пальто…

Я испытывал удивительное чувство. Оно было похоже на восхищение чужой удачей. Будто это и не я написал. Будто не моя кисть касалась холста, который сейчас стоял, прислоненный к стене с драными обоями. Неужели это моя работа? Как же божественно она хороша!..

И тут улица на картине ожила. Задвигались фигурки, стал мерцающим серо-голубой, почти пепельный, свет. Люди раскрыли зонты. Пошел дождь… Мальчик протягивал руки к женщине, и его губы что-то шептали… Молодые мужчины столкнулись и пристально посмотрели друг на друга.

Я почувствовал, как слезы текут по моим щекам.

Так я еще никогда не писал… Во мне билось и рвалось наружу страстное желание рассказать всему миру о своей победе…

…Вдруг я услышал шорох. Я хотел обернуться. И уже начал это делать, успев изобразить на лице недовольную гримасу, как что-то со страшной силой опустилось мне на голову.

Я почувствовал мгновенную ослепляющую боль, мне показалось, что мир расплющился и стал тонким, как лист бумаги, и вместе с ним расплющились мое тело и мое сознание.

Я летел в черную пустоту, которая всасывала мое сердце, мои легкие, которые перестали вдыхать воздух, мою сморщенную, как у черепахи, кожу и мои слепнущие глаза. Все наполнилось кровью и гулом, который был почему-то связан с болью…

Потом я превратился в одинокий старинный корабль; сквозь кровавую пелену я видел белые, наполненные ветром паруса на своих мачтах и одинокого капитана, который стоял на мостике и что-то кричал срывающимся голосом, с тоской глядя в небо.

Парусник, скрипя снастями, кренясь на правый борт и проваливаясь в волны, стал быстро удаляться и скрылся в сиреневом мареве за горизонтом…

Перед тем, как потерять сознание, я увидел скрывающую чье-то лицо черную маску и холодные глаза, сквозь прорези в маске вглядывающиеся в меня.

"Писатели разных времен и разных мастей придумали немало выражений, которые намертво обосновались в лексиконе не одного поколения литературных халтурщиков.

Ну, например, кто был тот не лишенный таланта писатель, который, в задумчивости слюнявя кончик гусиного пера, первым написал: "женщина со следами былой красоты на лице"? Или — "изумрудная поляна"? Или — "бирюзовый небосвод"? Или — "кружится голова"? (Ах, как кружится голова!.. От любви? Нет, от успехов у него закружилась голова… И почему так сильно голова кружится? Вертеться надо меньше перед зеркалом! И не будет голова кружиться…)

Конечно, легче брать готовые рецепты, чем изобретать новые. Допустим, спешит некий автор описать внешность какого-нибудь безликого персонажа. Что может зародиться в недрах серого вещества под сморщенным лобиком этого современного "властителя дум"?

"Властитель" напрягает свое беспомощное воображение, и выползает из-под его пера следующий шедевр: "на голову убитой женщины был надет светловолосый (!) парик". О переживаниях морского волка автор таинственно напишет, что тот "внутренне застонал".

С грустью подумаешь — пусть уж лучше ворует…

Мой совет — держать под рукой книги признанных литературных асов, сожравших не одну собаку во время поисков нужных слов и выражений.

У них этого добра — блистательных метафор, точных эпитетов, красочных описаний природы — пруд пруди! Именно у них вечно рыскающий в поисках легкой поживы беллетристический вор-домушник может без труда разжиться и "царственной походкой", и "звериным оскалом", и "горделивой осанкой", и "горящими, как раскаленные уголья, глазами" и "седой львиной гривой", и "ледяным взглядом".

На том же развале он подберет себе и "именины сердца", и "ропот буйных вод", и "роняет лист…".

Но время неизбежно приговаривает любителей чужой словесности, этих беспринципных литературных мародеров, к забвению.

Воровство опасно тем, что оно заразительно. И хорошо, если бы оно заражало только собратьев по перу. Но нет! Оно заражает читателя, приучая его к второсортности, посредственности. Ведь воруют не только отдельные слова, но и "цельные" выражения. И, что неизмеримо страшней, воруют мысли.

Слава Богу, мы знаем, капризная слава, мимоходом обласкав вора, покинет его навсегда. Но вред нанесен…

Впрочем, некоторым авторам воровство сходило с рук. Например, Михаилу Юрьевичу Лермонтову. Вот уж кто попользовался чужими трудами!.. Вот кто безнаказанно рвал в чужом саду спелые яблоки! Вот кто продуктивно копал картошку в чужом огороде! Вот уж кто побродил с ружьишком по чужим угодьям! Вот кто черпал полной мерой из чужого колодца! Во множестве встречающиеся в его стихах все эти "волны жизни", "безумцы молодые", "угрюмые океаны", "гонимые странники" и "грозные бури" давно многократно были "отработаны" до него.

А он бесстрашно заимствовал затертые словосочетания, зная, что ему ничего за это не будет. Что ему все можно. И где они, авторы этих изношенных перлов? Сияют ли они достаточно ярко на небосклоне звезд второй величины? Или давно погасли?