Новая нравственность еще не существовала.
В романе Анна Каренина права.
Важно, что после эпопеи, в которой двигаются герои, решается судьба Европы и, может быть, всего мира, Толстой после попытки написать роман о Петре I или о Павле, о чем-то грандиозном, лично побеждающем – пришел к семейному роману.
Я решусь сказать слово «семейный» потому, что в этом романе все герои даны в круге личных интересов.
Они не только говорят внутренние монологи; они видят мир из своего окна.
Не могу включить в свою книгу анализа «Войны и мира», потому что включение это было бы огромно, а я стар.
А такие головастые ребята очень трудно рождаются.
Когда все перевернулось и никак не могло уложиться, то личная история выросла и стала самым главным, все еще не решенным.
И этот вопрос Толстой долго хотел решить с религией вместе.
Может быть, создать новую религию.
Может быть, создать новое монашество.
Может быть, превратить крестьянскую психологию в общечеловеческую психологию.
Великий роман, одновременно и семейный, и социальный, удался.
Цель жизни Анны Карениной удалась меньше, чем жизнь Наташи Ростовой.
Наташа Ростова, правда, увидела каторгу, которую в более тяжелом виде увидела женщина, к которой мы подойдем только потом, – Катюша Маслова.
Женщина, которая возвышается среди толпы.
Мир первой жизни Анны Карениной очень узок. Молодая женщина, она почти с благоговением, как говорит, скрывая иронию, Толстой, относилась к делам своего мужа – важного чиновника Алексея Каренина.
Человека, о котором знали даже за границей.
Нигилисты, теоретики нового времени, люди, которые могли бы по-своему понять если не Андрея Болконского, то Пьера Безухова, они все время присутствуют в «Анне Карениной».
Но они как будто за сценой.
Колеблют стены того, что могло бы быть названо декорацией.
Они упоминаются во всех черновиках.
Нигилист Базаров, коротко описанный, реалистически показанный, стал, душевно, образцом для великих людей; его понимали такие люди, как Пирогов, Иван Павлов. Вот человек, который умел жить и умирать.
Брат Константина Левина Николай – нигилист.
Он пытается наладить артель.
В одном он сильнее Константина, хотя он не может бороться со своим братом еще и потому, что у него гораздо меньше места в романе.
Когда Константин рассказывает брату Николаю свой план ведения хозяйства – создание заинтересованности рабочего в прибыли, – брат, нигилист, говорит: ты повторяешь старые мысли (это коммунизм), но ты убрал самое главное (вопрос о собственности).
Толстой восхищается Кити, она умеет не обидеть бывшую проститутку, которая сейчас является фактической женой Николая.
Толстой видит, что Кити не боится смерти, потому что она религиозна.
Но погубивший свою жизнь дворянин-нигилист, судящийся со своими братьями за наследство, тоже умеет умирать.
Когда священник сказал: «Умер», то умирающий ответил: «Нет еще, скоро».
Он умеет умирать не хуже, чем умирал на глазах Толстого русский солдат.
Так умирал Павлов.
Когда Ленин говорит о противоречивости Толстого, он замечает самое важное и главное, он связывает эту противоречивость с самым главным – с историей страны.
Страна быстро и парадоксально противоречиво изменялась. Она изменялась так, что разные куски, пласты ее жизни находились в прямом противоречии.
Искусство идет рокадной дорогой вдоль фронта жизни.
10. История написания «Анны Карениной»
Что значит обыденное выражение – мысли путаются?
Это значит: мы не знаем порядка мыслей.
Не знаем точек пересечения доверия и недоверия к собственным мыслям.
Проследить путь мышления человека, создавшего «Анну Каренину», задача почти безнадежная. Мы только видим, происходит борение решений – пересмотр решений.
Поэтому выбор метода нашего узнавания – скажу так – прост. Мы даем отрывки из писем времени создания «Анны Карениной» и время написания письма.
Поэтому мы и даем эти странички, похожие на какую-то решетку, отцеживающую нечто реальное из неточно сказанного.
Толстой; нет, скажу по-другому – легкая бричка Толстого; нет, снова скажу иначе – Толстой, кажется, что он писал с почти моцартовской легкостью; волшебная коляска катилась как будто легко и свободно.
Так же легко вкатилась, врезалась в огромное, непроходимое тесто жизни. Человек этот почти сразу взялся за перемешивание, укладывание, взялся за дело; взялся сюжетом промывать этот мир, который все время как бы запутывается.
История написания «Анны Карениной» огромна, сложна и проста.
Сам термин «энергия заблуждения» родился в ходе этой истории, истории, которая течет рядом с историей печатания романа.
Впервые на слова Толстого о заблуждении обратил внимание Борис Михайлович Эйхенбаум.
Цитата нужна. Я говорил или еще скажу, что мы ходим, держась за стену цитаты.
И в то же время ничего нет невернее цитаты, и чем сложнее дело, тем сложнее дело цитирования; и Толстой, дело которого, душа которого беспрерывно жива и беспрерывно растет, один из самых трудных примеров.
Анна Андреевна Ахматова, проверяя цитаты Пушкина, говорила, что они все неточны, перенаправлены течением могучего мышления.
Цитаты Маяковского, естественно, неточны.
Потому что они перенаправлены.
Когда говорили ему это, он отвечал: «Я в уме дописал строчку».
Кроме того, само по себе цитирование, помещение мысли в новый контекст, изменяет цитату.
Генезис один и тот же, сохранен и проверен цитатчиком, но мысль эволюционировала; гораздо точнее сказать: чувство все время живет, перестраиваясь.
В истории религии цитаты встречаются часто, они обыкновенно подтверждают генезис, но неизбежность эволюции жизни делает их средством спора и как бы преднамеренной ложью.
И Лев Николаевич, прочитав богословскую книгу, ища в ней оправдание тайн, написал в адрес комментатора, т. е. цитатчику: «Идите вы к отцу вашему – дьяволу».
И вот, после того, что сказал, перечитаем по письмам Толстого историю написания «Анны Карениной». Она есть история поиска истины.
Повороты души его, повороты работы, энергия дела, воображения оставляют следы своего в его письмах.
И это в точности так, как следы на песке, это не ритм, а только следы ритма.
Роман «Анна Каренина» начат в 1873 году, окончен в 1877 году.
Указатель произведений Льва Толстого
Неотправленное письмо Н. Н. Страхову 25 марта 1873 года
Расскажу теперь про себя, но, пожалуйста, под великим секретом, потому что, может быть, ничего не выйдет из того, что я имею сказать вам… Я как-то после работы ваял… том Пушкина (повести Белкина. – В. Ш.) и, как всегда (кажется, седьмой раз), перечел всего, не в силах оторваться, и как будто вновь читал. Но мало того, он как будто разрешил все мои сомнения… И там есть отрывок «Гости собирались на дачу». Я невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг завязалось так красиво и круто, что вышел роман, который я нынче кончил начерно, роман очень живой, горячий и законченный, которым я очень доволен и который будет готов, если бог даст здоровья, через две недели и который ничего общего не имеет со всем тем, над чем я бился целый год. Если я его кончу, я его напечатаю отдельной книжкой, но мне очень хочется, чтоб вы прочли его. Не возьмете ли вы на себя его корректуры с тем, чтобы печатать в Петербурге?..
Не взыщите за бестолково написанное письмо – я нынче много радостно работал утром, кончил, и теперь, вечером, в голове похмелье.
30 марта 1873 года П. Д. Голохвастову
Вы не поверите, что я с восторгом, давно уже мною не испытываемым, читал это последнее время, после вас – повести Белкина, в седьмой раз в моей жизни. Писателю надо не переставать изучать это сокровище. На меня это новое изучение произвело сильное действие.
6 или 7 апреля 1873 года Опять Н. Н. Страхову
…Я отвечал вам тотчас же, но не послал письмо, а с тех пор прошло вот две недели. Не послал я письмо оттого, что писал о себе кое-что, что было преждевременно, и так и вышло. Когда-нибудь пошлю вам это письмо или покажу.
11 мая 1873 года Н. Н. Страхову
…Я пишу роман, не имеющий ничего общего с Петром I. Пишу уже больше месяца и начерно кончил. Роман этот – именно роман, первый в моей жизни, очень взял меня за душу, я им увлечен весь, и, несмотря на то, философские вопросы нынешнюю весну сильно занимают меня. В письме, которое я не послал вам, я писал об этом романе и о том, как он пришел мне невольно и благодаря божественному Пушкину, которого я случайно взял в руки и с новым восторгом перечел всего.
Ответное письмо Н. Н. Страхова 17 мая 1873 года на несохранившееся письмо Л. Н. Толстого