Наверное, у меня и правда давно не было секса. Он не особенный, мать его, в нем нет ничего особенного!
И я хочу сказать что-то ужасное, типа:
— Да? А что так? Всё ещё боишься потерять тачку?
Резко опускает ноги на пол, приподнимаясь и не отрывая от меня взгляд. Это похоже на охоту, но кто из нас охотник — ещё не поняла.
Я боюсь идти сама. Я боюсь решать сама. Я боюсь ошибаться. Я не умею сама… он это понимает?
Черт, как же хочется всё испортить, чтобы ничего не решать и проснуться потом не доломанной до конца. Не переступать грань, которую и без него не понимала. Какого черта вообще? Переспала бы с Котовым, а? Почему нет? Почему от мысли о близости с мужиком, которого я типа четыре года…, меня передергивает, а сейчас при Дамире я то и делаю, что сама себя к нему подвожу. В чем раз-ни-ца? Это же просто секс!
Он продолжает ждать меня и мое чёртово решение. Но что я поняла за этот год в роли большой девочки, которой уже всё можно?
— А я же говорила про бывшего, да? — Вот оно, мерзкое.
Дамир напрягается, снова накаляя здесь каждый миллиметр.
— И… вот, у нас первый раз был точно такой же! — Нет, я не идиотка, мне просто страшно сейчас. — Я тоже пришла сама, мне тогда некуда было идти, он меня спас, я решила, что это правильно… — мысли сумбурны, и не хочу в глаза смотреть, перебирая на себе рукава его футболки, — Только тогда месяц тянула, а сейчас вот, четыре дня. Прикинь, какой ты красавчик? И он…
Дамир вдруг обрывает, совершенно спокойным тоном, опять приковав к себе:
— И он этим воспользовался?
Сердце ухает, не удержавшись. Я глотаю воздух, как дура, наращивая панцирь. Почему хочется зареветь? Как он одним вопросом расставил всё по своим местам? Я к этому не привыкла. Заставляю себя выдохнуть, считая до трех. Тихо спрашиваю:
— Что?
Мне не хочется, чтобы он повторял.
— Нет, я… — кусаю губу, — а ты будто лучше?
Только мои пики его не ранят, он сдается, так и не начав оборону.
— Разве говорил, что я лучше? — снова ложится в постель прямо на одеяло.
Не говорил, я снова сжимаю запястья, ни на что не решаясь. Мне хочется уйти? Нет. И я не знаю, почему, но разве ему сейчас со мной не противно?
— Дамир…
Вместо отклика, стучит по подушке рядом три раза.
— Дамир.
Снова повторяет жест, но на этот раз спрашивает.
— Хочешь лечь рядом? Не устала стоять?
Когда меня кто-то спрашивал, чего я хочу в чужой спальной? За этот год в роли взрослой девочки такое не вспомню. Артем ни разу не задал что-то подобное. Вообще старался со мной не говорить, считая, что до его великих поэтов я не доросла. Зато устраивал тусы с "моими друзьями", чтобы канарейка в клетке не заскучала.
И разве Тёма не прав? Разве со мной можно по-другому? Иначе? Даже Котов сегодня всё решил сам.
Мир поворачивается на бок, немного повозившись с подушкой.
И я отвечаю, не желая, чтобы расслышал:
— Очень.
Шумно выдыхает, будто улыбнулся.
— Тогда вперед.
Зачем мне свобода действий? Зачем такой как я вообще свобода? Отец прав, наверное. Но сейчас я не хочу об этом думать.
Шаг… "Хочешь, мы уйдем?"
Шаг… "Не переносишь? Я решил бросить"
Шаг… "Ты можешь не уходить, он не хозяин квартиры"
Шаг… "Хочешь, со мной?"
Я натыкаюсь ногой на ножку кровати, стискиваю зубы и тут же падаю на огромный матрас. Мягкий. Уютный.
Нахожу силы повернуться к его хозяину и даже тяну улыбку. Дамир улыбнулся в ответ, подложив одну руку под подушку.
— Так что ты хотела сказать?
— Хотела? — Пересрашиваю, хмурясь и вспоминая.
— Да. — Решает уточнить. — Про бывшего. Что он за человек?
Нам точно стоит сейчас говорить об этом? Но это же я затеяла всё.
— Ну… — не зная, с чего начать, копирую его позу, ложась удобнее, — у Тёмы есть сын, Никита.
Дамир уточняет:
— Сколько сыну?
— Восемь вроде, — пока не подумал, дополняю, — но ему я вообще даже близко не пыталась быть мамочкой!
Кажется, что сейчас он начнет спрашивать причины и мы окончательно скатимся от близости в разговоры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— На сколько этот мужик тебя старше?
При чем тут его возраст?
— Лет на десять.
Вместо ответа тяжело выдыхает и падает на спину, рассматривая что-то на потолке, пока его ладонь, что ещё секунду назад была под подушкой, касается моей левой, замершей возле талии. Я замираю, боясь шевелиться. Но Дамир просто гладит большим пальцем мою кисть. Это странно, зачем меня так просто касаться?
Сбивает с мысли вопросом:
— Ты всегда выбирала мужчин старше?
Я даже привстаю, заставляя себя усмехнулся:
— При чем тут чей-то возраст, Дамир!?
Снова гасит пожар, не обжигаясь:
— Просто хочу понять тебя.
Как меня можно понять, когда я сама этого не могу… падаю обратно, смотря на его профиль. Нужно переводить тему, не хочу в эти дебри, будто подкоркой чувствуя, что туда лезть не стоит.
— Ты очень красивый.
Не остаётся в долгу, но тон не изменился.
— Ты тоже, Нин, очень. — Снова повернулся ко мне, одним взглядом укутывая.
— А ещё я не умею читать мысли, но очень хочется.
Смешной.
— Что там читать!? Ничего интересного! — Спрашиваю, улыбаясь.
Он снова дарит улыбку, подстраиваясь под меня:
— Ты себя мало ценишь.
Я себя не ценю. Там нечего ценить.
— Почему?
Не хочу… не хочу.
— Не почему.
Усмехнулся, кивнув и будто ответ учитывая.
— У тебя интересная сестра.
Кивает, не убирая руку.
— Алика чудесная, просто сейчас ей тяжело.
— Ты хороший старший брат.
Слегка пожимает плечами.
— Я хотел бы верить, что это так.
Его стоит задобрить? Отвлечь от меня самой? Наверное… продолжаю шептать:
— И сын, наверное, тоже хороший.
— Это хорошо звучит.
Я продолжаю:
— И друг. Тебя очень ценят твои ребята.
К слову, всё то, в чем я даже не ноль, а огромный минус.
— Нин…
Делаю вид, что не поняла предостережения.
— А ещё ты, наверное, отличный парень.
— Нин.
— И мужем когда-то будешь отличным…
— Ни-на, — его ладонь замирает.
Что теперь?
— И отцом своих детей тоже, да?
Молчит, выжигая взглядом всю душу. Я лишь разлила на ней керосин, его одной вспышки достаточно.
— И сокращают тебя прикольно: "Мир"! Тебе подходит!
В его глазах отсвечивает мой огонь. Интересно, почему? Это же только мне больно.
— Всё сказала?
Боже, как холодно. Кого я только что так хвалила? Растягиваю усмешку, кивнув.
— Ещё не передумала?
Уже теплее.
Мне хочется царапать свою кисть, разодрать кожу и долго выть от осознания, что сейчас мне не хватает этих его поглаживаний.
Дура. Что со мной станет, когда мы переспим? Сразу же можно вешаться?
— Нин, — и мне снова тепло, — почему тебе тяжело от простых вещей?
Я заменяю его вопрос на то, что хочу слышать сама: "Почему с тобой тяжело и ты не понимаешь простых вещей?"
— Что это за простые вещи?
Да, отвечать вопросом на вопрос — это шикарное решение, глупая.
Решаю ему помочь.
— Секс?
Закрывает глаза на миг, зажмурившись.
— Да, — сдается, — пусть будет секс. Извини, но я не придаю ему значения чего-то сакрального…
Перебиваю.
— Да, я это заметила ещё в первую ночь.
Выдыхает, проигнорировав.
— Для меня любить, целовать, касаться, ощущать тебя — это естественно. Это не таинство, это потребность…
Могу не дослушивать.
— Я тоже исключительно про потребности?
Было бы здорово, если бы он обиделся или разозлился. Но вместо того он вдруг рыкает и резко приближается к моему лицу, касаясь своим носом моего.
— Ты не так поняла. — Шепчет почти в губы, почти срываясь.
Да-да-да, ага.
— А как я должна понять? — Играюсь, ещё ближе себя подталкивая. Так, что одного маленького движения будет достаточно для поцелуя.