мои мысли, — сейчас у нас проблемы покрупнее.
Тошнота возвращается с удвоенной силой.
— Ты разговаривал с женщинами?
Я предоставил до неловкости расплывчатый список, но его сотрудники отслеживают всех, кто приходит на наши встречи или посещает наши VIP-комнаты. И это очень помогло, учитывая, что обычно я встречаюсь с женщинами, присутствующими на мероприятиях «Килл-Джон».
— Да, — медленно отвечает он. — Мы даже обнаружили источник. Девушка по имени Карен…
— Карен. Точно, вот как ее звали.
Скотти бросает на меня раздраженный взгляд.
— Очевидно, Карен также водила дружбу с Дейвом Нортом.
Дэйв Норт — солист группы «Infinite Sorrow». Я потираю затылок.
— Дэйв знает, что он в опасности?
— Знает, — Скотти удрученно вздыхает. — Клянусь, я должен многому тебя научить…
— В любом случае, — прерываю прежде, чем он сможет продолжить, — почему у меня проблемы покрупнее?
— В конце концов, история всплывет. Не получится ее скрыть.
— Я так и понял. — Дождь начинает падать медленными, мягкими каплями, усеивая тыльные стороны моих рук. — И тут уж ничего не поделаешь, верно?
Скотти достает из портфеля компактный зонтик и звонит в машину.
— Нет. Поэтому нужно составить план борьбы с ущербом. И ключом ко всему станет твой образ. Мы должны сделать его золотым.
Дождь усиливается, ударяя холодными каплями по щекам.
— Скотти, мужик, я сейчас живу как монах. И, откровенно говоря, мне посрать, если журналисты меня выпотрошат. — Не совсем правда. Мне будет больно, хочу я этого или нет. — Не волнуйся обо мне больше, чем должен. Я буду в порядке.
Холодный взгляд останавливается на мне, видя слишком много.
— Я самоизолировался. Присматривал за другими, но никогда — за собой. Это путь к одиночеству.
Разве я этого не знаю? Успех, неудача — это проходящие состояния. Страх может загнать в петлю. Но одиночество вонзает когти, как ничто другое. Вы можете быть окружены друзьями и все равно погрузиться в одиночество. Это чертовски ужасно.
— Софи научила тебя этому? — язвительно замечаю, игнорируя темную бездну этого чувства.
Скотти слегка кривит губы.
— Нет, дружище. Ты.
Глава 11
СТЕЛЛА
Непреложная истина о Нью-Йоркском такси: если идет дождь, они испаряются. Словно по волшебству. Хотите еще закон о городе и дожде? Он пойдет тогда, когда вы окажетесь как можно дальше от станции метро. Я более чем уверена, что город мечтает, чтобы вы намокли.
Ну, я мокрая. А когда поднимаюсь по ступенькам своего дома — буквально до нитки. Весенний ливень, холодный и непрекращающийся, барабанит по голове со звуком ра-та-та-та-та.
Учитывая, что выскочила в футболке и короткой юбке, я до безумия замерзла. Черт возьми, миссис Голдман была права, мне стоило надеть куртку.
И все бы ничего, окажись я снова в тепле. Но попасть в свое гребаное-коребаное здание у меня не получается. Дрожащими руками ввожу код безопасности на передней двери. Еще разочек.
И снова появляется злобное, подсвеченное красным сообщение «Доступ запрещен».
— Давай, — бормочу я, а в горле растет ком, — впусти меня.
Если не вырублю сигнализацию, ключ не повернется. Эту простую, но сводящую с ума меру безопасности я успела оценить. И теперь ненавижу ее. Цифры на клавиатуре плавают перед лицом. Понимаю, что ошибаюсь. Я не записала код, но заучила-то наизусть. Моя память тверда, как камень. Как же я могла запомнить их неправильно? Однако я знаю, как.
Снова вбиваю код, ощущая, как ноет кончик пальца, когда вколачиваю его в кнопки на панели.
«Доступ запрещен».
Зрение плывет, и я быстро моргаю.
— Блядь, — вылетает коротким всхлипом с иканием.
Кто-то поднимается по лестнице. Пожалуйста, пусть это будет не он. Пожалуйста.
Но мир не настолько добр.
— Стелла-Кнопка? — Джон появляется передо мной, располагая над нами зонт. — Какого черта ты здесь стоишь? Открой дверь и убирайся с дождя.
Почему он? Из всех людей, живущих в гребаном здании, почему это всегда должен быть он? Прямо сейчас вместо него я бы предпочла миссис Голдман и ее «я же говорила».
Горло сжимается.
— Я пытаюсь.
Он наклоняется ниже, вероятно в попытке расслышать мой тихий голос за шумом дождя.
— Что не так? Дверь сломалась?
Моя губа дрожит и перед тем, как ответить, я сильно прикусываю ее.
— Код не срабатывает. — Я быстро вбиваю его только для того, чтобы получить отказ. — Видишь?
Повисает ужасная пауза. Чувствую на себе тяжелый взгляд. Потом он наклоняется, и я напрягаюсь, стоит нашим щекам соприкоснуться.
— Стелла, милая, код 22577, а не 77522.
Я это знала. Но как объяснить, что считала, будто ввожу правильную комбинацию и что мой разум перепутал цифры где-то по пути? Я не могу. Не буду. Поэтому просто стою, оцепенев и разрываясь на части.
— Эй. — Нежность в его голосе заставляет меня поднять голову. Он изучает мое лицо, и в уголках его глаз образуются морщинки. — Господи, Стеллс, ты меня убиваешь.
Не понимаю, о чем он. Я — та, кто промок и замерз.
Джон медленно поднимает руку и убирает с моей щеки мокрую прилипшую прядь. Между нами повисает тишина, пока он смотрит на мое лицо так, будто никогда прежде не видел. Хотя когда я смотрю на него, каждый раз ощущается как первый и в то же время так, будто я всегда любовалась его прекрасным ликом.
Вот так мы и стоим, а дождь барабанит по зонтику и отскакивает от брусчатки у наших ног. Я не могу заставить себя пошевелиться или сказать хоть слово. Он суров, неприступен и прекрасен, его темные волосы потускнели от серебряных капель дождя.
Мы не виделись с того вечера, когда Джон убежал от меня, но время не ослабило силу притяжения, которое я испытываю всегда, когда оказываюсь рядом с ним. Во всяком случае, сейчас все еще хуже. Я прерывисто вздыхаю, и его взгляд устремляется к моим губам.
— Форназетти, — наконец выпаливает он хрипло.
— Что? — Мой собственный голос похож на грустное кваканье.
Джон сводит брови.
— Знаешь такие итальянские тарелки? Разрисованные в черно-белых тонах с изображением девушки. У нее большие глаза, милый маленький носик и сладкий ротик, словно бутон. — Я, вероятно, хмурюсь, потому что его щеки вспыхивают, и он торопится. — Ты напоминаешь мне ее.
— Девушку с тарелки?
Жар на его щеках усиливается.
— Да… не обращай внимания.
Он быстро набирает правильный код и открывает дверь. Уводит меня с холода и дождя, едва ощутимо касаясь поясницы. Я тащусь к лифту, оставляя за собой лужи.
С тихим проклятием Джон стягивает с себя мокрую фланелевую рубашку, обнимает меня за плечи и крепко прижимает к себе.
— Ты замерзла.
В голосе слышится обвинение, как будто ему