Читать интересную книгу Лингвистическая психотерапия - Надежда Фёдоровна Калина

Метафорическая коммуникация используется в данном типе дискурса преимущественно в процедуре кларификации – прояснения, с помощью которого клиент учится распознавать свои иррациональные установки. Совместное семиотическое пространство в когнитивной психотерапии строится как матрица вероятностных значений, которые могут быть приписаны внутреннему опыту клиента. Эллис проводит четкую границу между тем, что он называет “адекватными негативными эмоциями“ (грустью, обидой, страхом, печалью, досадой, сожалением, гневом) и невротическими, депрессивными переживаниями. С его точки зрения, люди естественно огорчаются в тех случаях, когда их планы или намерения не сбываются, когда окружающие оценивают их ниже, чем следует, когда они болеют или теряют близких. Однако в тех случаях, когда когнитивную основу их дискурса составляет абсолютистское, догматическое мышление, это приводит к депрессивному восприятию мира. Задача терапевта – расшатать подобные репрезентации действительности в сознании клиента и предложить альтернативные стратегии лингвистического моделирования реальности.

Дискурс клиента отличается преобладанием высказываний, сформулированных с упором на негативный полюс алетической, деонтической и аксиологической нарративных модальностей (см. таблицу 3 в Приложении 1). Эти дискурсивные параметры выделены курсивом в приводимых ниже типичных формах языковой репрезентации жизненных установок:

1.

У личности сложилась отрицательная самооценка наряду с убеждением, что нельзя иметь серьезных недостатков, иначе ты будешь ни на что не годным, неуместным и неадекватным.

2.

Человек пессимистически смотрит на свое окружение. Он абсолютно убежден в том, что оно должно быть значительно лучшим, а если не выходит – это совершенно ужасно.

3.

Будущее воспринимается в мрачном свете, неприятности неизбежны, а невозможность стать более счастливым делает жизнь бессмысленной.

4.

Низкий уровень самоодобрения и высокая склонность к самоосуждению сочетаются с представлением о том, что личность обязана быть совершенной и должна получать одобрение от других, а иначе она не заслуживает хорошего отношения к себе и должна быть наказана.

5.

Ожидание неприятностей предполагает, во-первых, их неизбежность, а во-вторых, человек обязан как-то справляться с ними, а если этого не происходит, значит он хуже всех (А.Эллис,1994).

Соответственно, дискурс терапевта направлен на изменение модальной рамки подобных высказываний клиента. Личность, скованная иррациональными установками, постоянно находится в плену отрицательных эмоций. Не в силах совладать с ними, в своем поведении она может проявлять лишь беспомощную некомпетентность. Психотерапевт строит помощь таким людям в несколько этапов. Сначала – прояснение абсолютистской системы аксиом, блокирующих деятельность, затем – обсуждение их как гипотетических, вероятностных. Кроме того, диалог с подавленными, депрессивными и тревожными клиентами, не способными быстро изменить свою точку зрения на мир, может реализоваться в серии пропозициональных актов, осуществляющих альтернативную референцию и предикацию. Например, можно задавать такие вопросы:

1.

Почему Вы должны все делать хорошо? Разве партнер (муж, начальник, возлюбленный) сразу разочаруется в Вас, если Вы совершите ошибку? Все люди время от времени ошибаются. Конечно, ошибки нужно исправлять, но разве за них всегда и всех следует наказывать? Разве Ваши друзья и близкие не умеют прощать?

2.

Кто и когда сказал, что Вы должны получать одобрение каждого, в ком Вы заинтересованы? Разве Вы должны всем нравиться? А если Вы кому-то и не нравитесь – это делает Вас плохим? Вспомните, ведь Вам нравятся далеко не все люди, с которыми Вы встречаетесь. И они живут себе при этом спокойно.

3.

Предположим, Вы действительно посредственный, заурядный человек. Но разве из этого следует, что Вы еще и обязательно должны быть несчастным? Может быть, Вы действительно не сделаете ничего выдающегося. А кто сказал, что Вы обязаны быть незаурядным? Почему быть обычным человеком ужасно? В мире миллионы таких людей, и большинство из них счастливы и довольны жизнью.

Помимо нивелирования роли абсолютистских требований долженствования в дискурсе клиента (А.Эллису принадлежит забавный термин “must-урбация“, must- по-английски “должен“), когнитивный терапевт последовательно реализует стратегию, обучающую невротика отличать свои мысли и мнения, гипотезы и предположения от реальных фактов и событий жизни. По мере того, как клиент учится распознавать автоматические мысли и выявлять их неадаптивную сущность, он относится к ним все более объективно, понимая, как они искажают реальность.

Кроме того, дискурсивная практика когнитивной психотерапии учитывает склонность некоторых людей относить к себе и наделять личностным смыслом события, которые не имеют к ним причинного отношения. Депрессивная женщина чувствует вину не только за подгоревший пирог, но и за дождь, испортивший загородную прогулку. Параноидальный начальник считает все успехи и достижения своих подчиненных этапами коварного плана, направленного на подрыв его власти и авторитета. Тревожная мать не выпускает подростка гулять и пытается вести его в школу за руку, так как в газетах пишут об очередном скачке количества преступлений против несовершеннолетних. Такой тип семиозиса интенсивно блокируется терапевтом, предлагающим взамен более продуктивные стратегии семиотизации действительности.

Особые формы дискурсивных практик представляют собой экзистенциальная терапия и дазейн-анализ, неструктурированные техники психотерапевтического воздействия (роджерианство), терапия реальностью У.Глассера, юнгианский анализ, телесно-ориентированные подходы и т.д. Объем данной работы не позволяет описать их все, однако, мне кажется, стоит обсудить различия между формами дискурсивных практик психотерапии. Однако, прежде чем их устанавливать, нужно выявить смысл, вкладываемый в понятие различий, как они представлены в семиотическом пространстве психотерапии. Основные различия между формами дискурсивных практик заданы способами интерпретации речевого поведения участников терапевтического процесса, интерпретация же возможна лишь при условии внеположности ее автора анализируемому дискурсу. Иначе говоря, интерпретация различий в речевых практиках психотерапии должна основываться на деконструкции текста (как ее понимает Ж.Деррида), т.е. учитывать всю совокупность условий возможности любого означивания, производящего смысл.

Для психотерапевтического дискурса различие, понимаемое как "отсрочка" (differance), позволяет отделить живое настоящее (фено-текст) психотерапевтической беседы как изначально несамотождественное жизненному опыту, служащему ей гено-текстом. Различие тут не просто неидентичность, но определенный порядок следования внутри дискурсивного объекта. Терапевт как пансемиотический субъект берет на себя роль окончательного устанавливателя различий, роль "связующего элемента или стратегического знака, относительно или предварительно привилегированного, который обозначает приостановку присутствия, вместе с приостановкой концептуального порядка" (22, с. 125).

Различие как differance имеет дело с анализом некоей внеличностной реальности, выходящей за пределы сущности и существования, то есть присутствия. Терапевтический анализ не развертывается как обычный дискурс, исходящий из устойчивой системы представлений рационалистического образца. Составляющая его основу интерпретация представляет собой проблему стратегии и риска, поскольку не существует трансцендентной истины, находящейся вне, за пределами сферы терапевтических отношений, которая оказалась бы способной управлять всей тотальностью этой сферы. В каждом отдельном случае выбор конкретной стратегии достаточно случаен, поскольку эта стратегия не единственная из числа тактических возможностей, задаваемых конечной целью, доминирующей темой анализа, его техникой или предельной точкой движения. В итоге – это стратегия, не имеющая завершения. В некоторых случаях ее можно назвать слепой тактикой или эмпирическими блужданиями, раз уж ценность эмпиризма еще не утратила своего значения в семиосфере психотерапии.

И наконец, для психотерапии в целом достаточно специфичным является стремление отдельных школ и направлений разграничить не столько сферы своего влияния, сколько его семиотические источники. "Каждая из школ твердо держится за свои теории и методы. Взаимообогащение идеями наблюдается в редких случаях. Превыше всего ставится чистота позиций... Мало кто из ведущих психотерапевтов ссылается на работы представителей других школ, а тем более – признает их теоретическое влияние" – подчеркивает организатор конференции "Эволюция психотерапии" (73, т.1, с. 9). Однако трудно согласиться с тем, что это "непозволительная роскошь" – подобные тенденции указывают на плодотворное и динамичное развитие этой сферы психологической теории и практики.