Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы разрушить у субъекта Воображаемое отношение само-отражения и комфорта, вмешательство аналитика должно представлять собой элемент неизвестности в дискурсе субъекта. Лакан определяет такую позицию в аналитическом дискурсе как позицию объекта (a). Он также доказывает, что объект находится в оппозиции к принципу удовольствия, доминирующему в нарциссических отношениях с Другим, поскольку объект (а) не имеет отраженного другого и исключен из рефлексивной основы Воображаемого сознания. Более того, данный объект не имеет означающего и не может стать источником идентификации. Фактически, аналитик может поддерживать такую позицию, лишь отказываясь отвечать на запрос любви и взаимности, исходящий от субъекта (пациента).
Аналитик принимает роль объекта (a) по причине сложившейся аналитической ситуации. Как только пациент оказывается на кушетке и не может видеть аналитика, происходит редукция (сокращение) Воображаемого мира субъекта. Это происходит потому, что Воображаемая феноменология сознания основана на способности субъекта понимать и воспринимать то, что делает и думает Другой. Исключив аналитика из поля зрения субъекта, анализ предлагает последнему возможность выйти за тесные рамки Воображаемого мира собственной рефлексивности. В такой структуре аналитик превращается в чистый взгляд, который размещен за субъектом и становится причиной (источником) его желания. Аналитик становится непознаваемым элементом, причиной желания субъекта и основой для потери идентификации. Ведь объект не может быть идентифицирован до тех пор, пока не приобретет означающего или хотя бы отражения.
Последний этап анализа – его окончание – имеет свою семиотическую специфику. Согласно Фрейду, в конце анализа субъект не только избавляется от своих симптомов, но и отказывается от сопротивления. "Анализ окончен, когда аналитик и пациент перестают встречаться на аналитических сеансах. Это происходит, когда более или менее выполнены два условия: во-первых, пациент больше не страдает от своих симптомов, он смог преодолеть различные страхи и запреты; во-вторых, аналитик должен увериться, что большая часть вытесненного материала осознана, непонятное получило объяснение, а внутреннее сопротивление побеждено настолько, что можно не опасаться повторения связанного с ним патологического процесса" (92, Vol. 16, p. 237). В конце анализа необходимо разделение аналитика и пациента, выражающееся в отказе от симптомов, преодолении вытеснения и различных форм сопротивления.
Невротические формы защиты (симптомы, вытеснение и сопротивление) ранее выражались Воображаемым принципом организации дискурса, требовавшим избавить субъекта от "накала страстей" – высокого уровня бессознательного сексуального возбуждения. В семиотическом пространстве дискурса пациента цель нарциссического принципа удовольствия соединялась с идеальным означающим Другого. В процессе анализа формирование единого дискурсивного поля вокруг объекта (a) противостоит означающему идентификации и, таким образом, окончание анализа, основывающееся на утрате симптомов, предполагает еще и отказ от идентификации и разрыв с аналитиком (=Символическим Другим).
Логика окончания анализа определена оппозицией между субъектом и Другим, а также между образом другого (a') и объектом (a). Посредником между этими двумя противоположными источниками бессознательного удовольствия и активности языка служит Воображаемый принцип артикулирования дискурса, детерминированный нарциссическим образом другого (a') и его отношением к идеалу Я. Именно Воображаемая иллюзия единства и тотальности формирует эго субъекта и его веру в идеальные отношения с Другим.
Воображаемой цели единства и логической функции конъюнкции противостоит объект (a), являющий собой отношение дизъюнкции. Этот объект репрезентирует все то, что исключено и из субъекта, и из Другого, равно как и подтверждает отсутствие реальных (недискурсивных) отношений в анализе. Другими словами, объект (a) определяется разобщением между реальным субъектом дискурса и Символическим Другим закона и языка, которое скрыто Воображаемым отношением отчуждения и единства. В отчуждающем отношении Субъект формирует союз с Другим на идеальном уровне идентификации. Этому идеальному единству противостоит объект (а), репрезентирующий разобщение между субъектом и Другим. Оппозиция между отчуждением и разобщением является критической для любой теории окончания анализа[30]. Именно разобщение с Другим четко структурирует анализ, ибо по завершении любого аналитического сеанса субъект и аналитик должны расстаться. Производство дискурса иссякает, а единое семиотическое пространство речи "растворяется" в поле языка, Символическом регистре человеческого бытия.
Альтернативным психоанализу типом речевой практики является когнитивно-бихевиоральный или рационально-эмотивный (РЭТ) подход, представленный работами А.Бека, А.Эллиса, А.Лазаруса, Д.Мейхенбаума, С.Уолена и др. Когнитивной психотерапией принято называть совокупность психотерапевтических методов, в основе которых лежит представление о примате сознательной, рациональной стороны психики в разрешении психологических проблем, в том числе личностных и эмоциональных. Методологические основы этого направления сформированы в русле классической рациональности, так что опирается оно прежде всего на силу сознательного разума, здравого смысла и эффективно в той мере, насколько эта сила и впрямь велика и значительна. Дискурсивная практика когнитивной терапии имеет свою специфику.
Дейктическая позиция психотерапевта подчеркнуто директивна и активна. Процесс порождения речевых высказываний опирается на развитые навыки самонаблюдения (интроспекции), хорошее логическое мышление, склонность к абстрактному рассмотрению конкретных жизненных ситуаций. Позиция клиента является подчиненной и маркирована низким уровнем развития рефлексивных способностей. А.Эллис указывает, что РЭТ-терапия "состоит в том, чтобы ликвидировать мысли, чувства и способы поведения, которые мешают клиенту и окружающим его людям быть счастливыми и помочь ему увидеть, как он своими руками делает себя несчастным" (73, т.2, с.172). Иными словами, внеязыковая действительность, лежащая в основе дискурса клиента, намеренно игнорируется терапевтом во всех случаях, когда тот считает ее иррациональной. Место анализа субъективной психической реальности занимает элиминация тех ее аспектов, которые, с точки зрения психотерапевта, негативно влияют на когнитивные, эмоциональные и мотивационные аспекты поведения и деятельности клиента.
Семиотические механизмы производства и/или изменения смыслов в когнитивной терапии представлены логическими закономерностями мышления. Рациональность (или иррациональность) любого знания, мнения или представления проверяется лишь после того, как возникает сомнение. Рациональность как особый слой знаний о действительности, нечто такое, в чем не сомневаются только потому, что не подозревают самой возможности усомниться – вот где точка приложения идей А.Бека и А.Эллиса. Они прослеживают в составе внутреннего опыта личности рационально выделяемые очевидные образования, в которых усматриваются фундаментальные характеристики мира, и показывают, как можно усомниться в этих “непреложных данностях“. Поскольку психические и личностные расстройства (тревога, депрессия, панические страхи, скука, ощущение своей неполноценности и т.п.) считаются возникающими из-за нарушений и сбоев в информационных процессах, психотерапевт в качестве пансемиотического субъекта работает подобно хорошему (“системному“) программисту, который способен найти и устранить сбой в программе и даже (в идеале) научить этому пользователя (клиента).
Референциальные нормы в дискурсе когнитивной психотерапии определяются триадой "рациональное – эмпирическое – иррациональное". Поскольку ведущим для данного типа дискурса является представление о том, что депрессия и другие виды невроза суть последствия иррационального и нереалистического мышления, то речевые акты терапевта направлены исключительно на изменение мыслей, мнений, убеждений и представлений клиента. Последние называются когнициями или когнитивными переменными делятся на несколько групп: описательные или дескриптивные, оценочные, причинно-следственные (каузативные) и предписывающие или прескриптивные. Типичной модальной рамкой высказываний терапевта является волюнтативная модальность, предполагающая одностороннюю зависимость между реальностью и речью.
Метафорическая коммуникация используется в данном типе дискурса преимущественно в процедуре кларификации – прояснения, с помощью которого клиент учится распознавать свои иррациональные установки. Совместное семиотическое пространство в когнитивной психотерапии строится как матрица вероятностных значений, которые могут быть приписаны внутреннему опыту клиента. Эллис проводит четкую границу между тем, что он называет “адекватными негативными эмоциями“ (грустью, обидой, страхом, печалью, досадой, сожалением, гневом) и невротическими, депрессивными переживаниями. С его точки зрения, люди естественно огорчаются в тех случаях, когда их планы или намерения не сбываются, когда окружающие оценивают их ниже, чем следует, когда они болеют или теряют близких. Однако в тех случаях, когда когнитивную основу их дискурса составляет абсолютистское, догматическое мышление, это приводит к депрессивному восприятию мира. Задача терапевта – расшатать подобные репрезентации действительности в сознании клиента и предложить альтернативные стратегии лингвистического моделирования реальности.