Где ее держат?
— Пансионат «Ветер в травах», под именем Ангелины Пирро.
— Едем туда.
* * *
Я заснула. В одеяле, в тепле, с чувством скрытого счастья в теле — не могла не заснуть. Дорога укачивала, а мысли, даже самые тяжелые, отпустили на время. Открыла глаза, когда подъехали к посту охраны и железный голос Нольда кому-то сказал:
— Инквиз. Служебное расследование. — А едва заехали на территорию, бросил мне: — Жди, я скоро.
Я бы и так никуда не пошла — как? На мне только туфли, не рассчитывая ни на что, кроме дома, всю рваную одежду скинула в багажник. Часы на панели показывали четыре утра, но на небе беспросветно висели тучи и затягивали темноту ночи надолго. Охранник Нольда не оставил, сопроводил до входа, а там пару секунд потратили на вопросы дежурного администратора или врача, смотря какой там порядок. Больница закрытого типа.
Чуть наклонившись, глянула на все здание через окно — богато здесь. Но с решетками… пока ждала, думала — еще немного и Лёне исполнится восемнадцать. Она будет вольна распоряжаться собственной жизнью в рамках закона стаи, и ей не обязательно выходить замуж прямо сейчас за того, за кого прикажет мать. Возраст юный, живут они долго, можно легко искать свою любовь по-настоящему, чтобы в мужьях был желанный, и дети тогда, когда оба хотят. Хоть в тридцать. Что-то в ее истории не совсем для меня сходилось. На что рассчитывала жестокая Алекс, запирая дочь от всего мира, что она через порог проведет Лёну уже как чью-то жену? Глупости!
Нольд готовил ей место в команде. До моего появления с условием взяться за сектантов, они занимались не слишком опасными вещами. Девушка бы нашла себе дело, не подвергаясь риску. И сейчас найдет, только теперь Нольд ее укроет где-нибудь до дня рождения, чтобы мать не добралась и не отравила жизнь.
Немного поерзав на сиденье, поняла, что нервничаю чуть больше, чем от представления всей стае. Там маститая Хельга Один, королева, но тут истинная нольдовская семья — а я в таком позорном виде. Да и как примет? Теперь я жена, претендентка на гораздо большее внимание Нольда. Вдруг заревнует, по-сестрински?
Повернула зеркало, посмотрелась и причесалась пальцами, выудив пару травинок из прядей. Не представляла себе нашу встречу, но точно не ждала, что буду в этот момент голая… Взгляд сам соскользнул на движение — Нольд появился из двери один, и с ним было что-то не так! Он шел тяжело и медленно, будто проталкивался через толщу воды, а не воздуха.
Плевать — закуталась как могла и вышла из машины босиком, оставив туфли в салоне.
— Что случилось?
— Помоги, Ева… — Он схватил меня через ткань за локоть, и мы вместе пошли обратно к зданию. Его голос сломался и сипел, передавленный каким-то жутким знанием. — Только ты можешь… можешь! Я видел твои золотые глаза, значит, есть силы. Верни ее… умоляю, сделай невозможное, обрати вспять это. Еще вчера ей подали ужин, и Лёна была живая. Ее не тронули, она не развеялась… Ева! Верни!
У Нольда тряслись руки, ноги едва переставлял, а как только накрыло понимание — о чем он, я задрожала тоже.
Персонал переполошен, но никто не бегал, — все в страхе и оцепенении застыли на своих местах, давая нам пройти и застревая за стойками или в проемах других дверей. Тихий растревоженный гул и движение уже за спинами. Нольду давали дорогу, разбегаясь как от огня! Мне становилось страшно от всего — что увижу Лёну зомби и что он так на меня надеется! А я бессильна! Вернуть жизнь в прах невозможно!
— Нольд.
— Ты сможешь.
— Нольд…
Он с такой силой сдавил локоть, что я прикусила губу от боли. И простила ему — за отчаянье, которое исходило и обжигало, как накаленный воздух. Столько смертей за одну ночь… От души одни клочья, и, если не последняя надежда на чудо, Нольд выйдет из клиники с духовным трупом на спине, а то и с двумя. У него не было сил скрывать чувства и держаться спокойнее — лицо сводила судорога, глаза блестели, а вместо дыхания горлом стал пробиваться скулеж. Мужчина сдавался, а я начинала видеть черты брошенного всеми мальчишки, у кого на всем свете одна родная душа — его сестренка.
У двери стоял охранник:
— Я никого не пустил, как приказали…
— Свободен…
Тот сгинул, и Нольд посмотрел мне в лицо.
— Я все понимаю… но попытайся. Сделай хоть что-нибудь! Взови к своему Морсу, выжги этот пепел… иначе я разорву Злату голыми руками, едва она попадется! Я убью всех, и мать, и некромантку за то, что они сделали!
Он шагнул от меня, прислонился спиной к стене коридора и сполз на пол. Сел у порога с закрытыми глазами.
— Помочь можешь только ты.
Я зашла в комнату и закрыла за собой дверь. Долго стояла так, упершись в нее лбом и не поворачиваясь… не могла я помочь. Необратимость смерти неподвластна никому. Уверена, что и сама Злата, натворив столько страшного… нет…
Потому ли на маленькой некромантке ни одного следа, что решение принимали сами люди, а она не при чем — не палач и не убийца? Тот, кто захотел уйти из жизни по своему отчаянью, брали вину на себя — или здесь что-то другое? Злата сказала «подумай об этом», а я, хоть и ломала голову, ответа не нашла. И вот мое роковое испытание — выйти обратно к Нольду, посмотреть в его пустые глаза и скорбно покачать головой, не смогла! Он — надеялся! Верил! Все понимал, но душой — верил!
Обернулась.
Горькое и безнадежное внезапно исчезло от увиденного. Посреди комнаты в тонкой ночной рубашке стояла… дылда. На вид — женщина, никак не восемнадцати, а лет тридцати, очень рослая, выше Нольда. Не гипер-мускулистая, но ширококостная, крепкая, как воительница из саг о северных древних племенах. Тяжелая челюсть, мощная шея, волосы до поясницы, такие же пшенично-светлые — очень похожа на свою мать в монументальности и плоскости фигуры!
Я поняла, что в моей голове все это время жил образ «Лёны» — девочки, тонкой и летящей, как тростинки ковыля. Юной, звонкой и беззащитной, потому что младшая и потому что сестренка. Образ сдуло как ураганом от одного вида истинной Елены Нольд!
— Великий Морс…
Нет! Здесь точно не все так просто! Не могла подобная девушка покончить с собой! Она бы разнесла больницу на камушки,