Тот полицейский, который пришел к нам первым.
– Он что-нибудь взял?
– Нет. По его словам, вроде ничего не брал.
– Я здесь был, – вмешался в разговор Перес. – Ничего не брал.
– Тогда, если вы поручаете это дело нам с Вулфом, мне в первую очередь следует все осмотреть. А вдруг что-то такое найдется. Сперва я осмотрю эту комнату, потом – остальные. Впрочем, вдвоем мы справимся быстрее. Поднимитесь наверх и попросите моего человека прийти сюда. Пожалуй, нет, не нужно. Меньше знаешь – крепче спишь. А вот вам с мужем действительно сейчас лучше лечь спать, но, думаю, вы меня не послушаете. Тогда ступайте на кухню и хоть что-нибудь поешьте. Вам не стоит здесь оставаться, пока я осматриваю комнату. Я должен расстелить кровать. И проверить личные вещи.
– Так не годится, – заявила миссис Перес. – Я знаю все, что у нее есть. Мы не желаем, чтобы вы это делали.
– Ладно. Тогда мы с мистером Вулфом выходим из игры, и за дело берется полиция. Вместо меня обыск будет проводить дюжина полицейских, и очень тщательно, но уже без вас. Так как вы будете арестованы.
– Ну и пусть. Может, меня и нужно арестовать. – Перес поднял стакан, и тот едва не выскользнул у него из рук.
Миссис Перес подошла к изголовью кровати и откинула покрывало:
– Вот смотрите. Ничего нет.
Полтора часа спустя я вынужден был признать, что она оказалась права. Я проверил верхнюю и нижнюю часть матраса, опустошил ящики, вынимая предметы один за другим, поднял ковер и обследовал каждый дюйм поверхности пола, вытащил все из шкафа и осмотрел стены, подсвечивая себе фонариком, отодвинул комод и осмотрел заднюю часть, пролистал тридцать книжек и стопку журналов, разобрал рамки четырех фото – короче, произвел полноценный обыск. Ничего. Конечно, теперь я узнал Марию куда лучше, чем при жизни, но не обнаружил ни малейшего намека на то, что она что-либо знала о Йегере, его гостях или о комнате на верхнем этаже.
Переса уже с нами не было. Он путался под ногами, когда я захотел скатать ковер, да и вообще был уже пьяным в дрова. Мы с миссис Перес отвели его в соседнюю комнату и уложили в постель. Миссис Перес привела в порядок кровать Марии и села на прежнее место. Я стоял возле двери, задумчиво потирая руки, и обводил комнату хмурым взглядом.
– Я же говорила, тут ничего нет, – заявила миссис Перес.
– Да-да. Я вас услышал. – Я подошел к комоду и выдвинул нижний ящик.
– Только не начинайте все сначала, – попросила миссис Перес. – Вы совсем как мой муж. Слишком упрямый.
– На осмотр этих ящиков мне явно не хватило упрямства. – Поставив ящик на кровать, я принялся вытаскивать содержимое. – Я просто проверил дно ящика. А мне следовало его перевернуть.
Итак, я поставил ящик вверх дном на пол, присел на корточки, потряс ящик и так и этак, попробовал подцепить края отверткой складного ножа. Сол Пензер однажды нашел дорогостоящее живописное полотно под фальшивым дном, прикрепленное не к внутренней, а к наружной стороне настоящего дна. Однако тут явно не было фальшивого дна. Когда я снова поставил ящик на кровать, миссис Перес начала укладывать вещи на место, а я принялся за следующий.
Бинго! А я, черт возьми, чуть было не прошляпил находку! Не найдя ничего на внешней стороне дна ящика, я поставил его на кровать, чтобы осмотреть внутреннюю часть с помощью фонарика, и в самом углу увидел крошечную дырочку размером с булавочный укол. Дно ящика было обито каким-то синтетическим материалом, розовым в красный цветочек, и дырочка находилась как раз в серединке одного из цветков. Я взял с подноса на столе английскую булавку, воткнул острие в дырочку, подергал, уголок приподнялся. Однако материал оказался тверже обычной синтетики. Когда мне наконец удалось отогнуть уголок настолько, чтобы просунуть туда палец, я отодрал обшивку и обнаружил, что синтетический материал наклеен на вырезанный точно по размеру дна ящика картон, под которым лежала целая коллекция аккуратно расправленных, чтобы ничего не выпирало, бумажек. Мария была не только смышленой, но и на редкость рукастой.
Нависшая над моим плечом миссис Перес что-то невнятно пробормотала по-испански и протянула руку к ящику, но я ее остановил.
– Я имею право. Это моя дочь!
– Никто не имеет такого права, – ответил я. – Она скрывала это от вас. Разве нет? Только Мария имела право, но она умерла. Так что смотреть – смотрите, но руками не трогать! – Я поставил ящик на стол и сел на стул, который освободил Перес.
Вот список того, что Мария хранила в своем тайнике:
1. Пять страниц с полноформатной рекламой «Континентал пластик продактс», вырванных из журналов.
2. Четыре этикетки от бутылок шампанского «Дом Периньон».
3. Три вырванные страницы финансового раздела «Таймс» с биржевыми сводками за три разные даты с карандашными пометками возле данных для «Континентал пластик продактс». На момент закрытия торгов котировки КПП составляли 62 1/2, 61 5/8, 66 3/4.
4. Две фотографии из газеты Томаса Г. Йегера.
5. Фотография из газеты Томаса Г. Йегера-младшего и его невесты в свадебных нарядах.
6. Фотография из газеты миссис Томас Г. Йегер-старший с тремя другими дамами.
7. Полноформатная фотография из журнала, сделанная на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс в бальном зале отеля «Черчилль»; эту фотографию я уже видел в кабинете Лона Коэна в понедельник вечером. В подписи под фотографией значились имена присутствовавших на сцене вместе с Йегером, включая одного из наших клиентов, а именно Бенедикта Айкена.
8. Три фотографии Мег Дункан, две – из журналов и одна – из газеты.
9. Тридцать один карандашный набросок женских голов, в шляпках и без. Наброски были выполнены на листах белой бумаги 5 на 8 дюймов; пачка такой бумаги лежала у Марии на столе, а две пачки – в ящике. В нижнем левом углу каждого листа стояла дата. Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи, но рисунки показались мне весьма недурственными. После беглого просмотра я понял, что передо мной портреты вовсе не трех десятков женщин; я нашел два-три, если не четыре-пять изображений одних и тех же лиц. Судя по датам, самый ранний набросок был сделан почти два года назад, а на одном стояла дата 8 мая 1960 года.