Читать интересную книгу Должностные лица - Иван Щеголихин

— Надо — сделаем, — веско сказал Шибаев. — Вы нам, мы вам, иначе земля не будет вертеться. Мы получили лису серебристо-черную, неплохую, но вкус такой женщины, как вы, она удовлетворить не может. От этого возможны трения. Я вынужден вам напомнить, что наш комбинат относится к министерству местной промышленности, а местная совсем не то, что легкая промышленность. Лучшее сортовое сырье, благородные меха, соболь, песец — все идет именно туда, а нам дают остатки-сладки, жалкие крохи для выполнения плана. Поэтому мы всячески выбиваем себе фонды — правдами и неправдами.

— Больше неправдами, — подсказала Зябрева.

— Не больше, Альбина Викторовна, не больше, а исключительно неправдами, иначе нас закрывать надо.

— Вот так везде. Дают одним, забирают у других, крутят как хотят государственным достоянием. А что прикажете делать нам, инспекции, народному контролю?

— Все для плана. Выпустим мы лису в торговую сеть для плана, а продавцы мне сразу — не хотим слезы лить перед Альбиной Викторовной. Вы сами видели норку по девяносто копеек, кому она нужна? С лисой то же самое, цены будут очень разные, очень. Нельзя мерить наш товар на одну мерку, надо подходить гибко, иначе никто плана не даст.

— Роман Захарович, не люблю, когда меня учат. Они же тащат направо, налево, что прикажете мне, инспектору, подавать по собственному? Меня партия не отпустит.

— Бывает, приворовывают. Для дома, для семьи.

— Да все они жулики. Весь меховой отдел ЦУМа, если взять вашу Тлявлясову. Шапки, воротники сплошь и рядом наценки, пересортица, вы меня не уговаривайте.

— Возьмем всех за воротник и дадим по шапке, — пошутил Шибаев. — Давайте вместе накажем того, кто потерял совесть. Но остальным честным и работящим надо дать простор.

— Мой опыт говорит, что в торговле честных нет, если уж вам признаться. Хоть бы брали да меру знали, культурно. А ваша Тлявлясова на каждом ярлыке исправляет цены, то единицу спереди припишет, то тройку на восьмерку исправит, и смотрит тебе в глаза честнее честной.

— Давайте посадим, — предложил Шибаев, и тут же, пока она не успела согласиться, добавил: — А кого на ее место? В торговле очень плохо с кадрами.

Альбина Викторовна глубоко вздохнула и раз, и два, не от эмоций, а скорее по системе йогов, и спросила:

— Ну так как?

И Шибаев повторил ее движение — ладонь приложил к виску, салют, будет сделано.

Вечером он позвонил Голубю:

— Привет, дорогой Григорий Карлович, са-амый дорогой в советских купюрах, как жизнь, как жена, как дети? Говорят, тебя начальником кафедры назначили? Поздравляю, Гриша, поздравляю.

— Пока не назначили, но есть мнение.

— И даже два, — многозначительно сказал Шибаев, но не веря, что намеком можно посеять панику, прибавил: — Одно за, другое против. Но не в том дело, Гриша. На комбинате ревизия, а твой Горобец не вышел на работу.

— Яша в больнице.

— Ай-яй-яй, скорейшего ему выздоровления. Он нам нужен живым.

— Нам тоже. Между прочим, Яша сегодня перед обедом исчез. Обзвонили весь город и в морге были.

— А может, он уже в тюряге? Чего резину тянуть.

Гриша юмора не принимал — персонал беспокоит, что он сбежал во всем больничном, в пижаме, халате и в шлепанцах. Как они спишут все с подотчета?

— Его похитили, Гриша, ты его плохо положил, слишком на виду. Боюсь, ты потерял лучшего друга. С пятью судимостями.

До Голубя дошло, что Шибер издевается, надо ему отплатить:

— Яша хорошо поработал и вправе отдохнуть.

— Сначала он на тебя поработалу-а теперь на меня. Завтра я иду на прием к генералу Ходжаеву. Мои люди доставят туда же Яшу. Он даст интервью генералу.

Голубя наконец прорвало:

— Почему у тебя все с вывертами?! Что за хамские угрозы?

— У меня на словах, Гриша, а у тебя на деле. Есть необходимость повидаться, когда можно?

— Как всегда! Утром до семи! — нервно ответил Гриша. — Вечером после двадцати двух.

— Давай лучше утром.

— Подъезжай к парку Горького, там у меня зарядка.

Глава пятнадцатая С рабочим визитом

Шибаев спал спокойно из-за сущего пустяка. — Яша Горобец сбежал из больницы, поверил, Шибер сыпанет-таки мышьяка в тарелку, не только они мастера. Отсюда мораль — делай гадости и будешь спать спокойно. Улыбаясь, он услышал, как Зинаида прошла на кухню, мужу на глаза не показываясь. Спят они в разных комнатах, сыновья в одной, жена в другой, сам Шибаев в третьей. К жене под бочок он идет редко, когда надо подмазаться с какой-то просьбой, просто так в этом лучшем из миров ничего не делается. Недели две назад он пришел к ней, можно сказать, с рабочим визитом — войди в положение, сшей шапку из норки для жены генерала, приедет за ней капитан Голубь. Вскоре после того Зинаида стала появляться перед Шибаевым в новом халате, с подкрашенными губами. Сходила в парикмахерскую помолодела и похорошела. Чего-то определенно хочет, кроме постельных дел. Вчера пожаловала опять, ласкалась, как молодая, и он особенно не упирался, да он и прежде не отворачивался, это она, бывало, гнала его — «иди к своей сучке». Пришла, "получила и ушла без всяких просьб. Может быть, через день-два обнаружится, что она крупную сумму потратила и просит прощения. Была в ней загадочность, какой-то ее умысел, без выгоды не ходят в постель даже к собственному мужу.

Выйдя из дома, он почему-то глянул на небо, потянуло к свету, было прохладно, градуса три, четыре. Из конуры, поскуливая, вылез Тарзан и пошел, ломко звякая цепью, обнюхивать ноги хозяина. А он глядел на небо, стоя неподвижно, он не видел неба давно, с августа прошлого года, когда были в последний раз на охоте с Мельником и, разумеется, с Ирмой, а потом все — только земля, пол, асфальт, некогда было поднять голову. На охоте вспоминалось детство, огород, землянка, бурьян у самого окна и мешок с травой для козы. Надо съездить на рыбалку, сыновей взять, он их почти не видит, домой возвращается в девять, в десять. Валерка студент, уже на втором курсе, приходит позже отца, а Славик домосед, учится в девятом классе после осечки с училищем в Астрахани. Видится отец с ними редко, уходит, они еще спят, приходит, они уже спят.

Некогда, некогда, некогда. Крутится он и крутится. Это те, кто не видел белки в колесе, могут подумать, что она для удовольствия карусель себе нашла — адская пытка, и смотреть тошно. Когда Славик еще только пошел в школу, Валерка притащил белку и это самое колесо, вернее сказать, барабан на оси. Белка внутри начинала свой бег и не могла остановиться, старшему это нравилось, а младший смотрел, терпел, потом ночью кричал во сне, с ним было вроде истерики — белочка сдохнет, разве не видите, она устала бежать! Мать запретила Валерке дурную забаву, а отец Славика отругал — почему ты видишь, чего другие не видят? Распустил нюни. Закаляй себя, если ты родился мужчиной.

Небо ясное, голубое, света больше и больше, красное утро, красивое… Именно утром почему-то тянет его вспомнить свое нищее детство. Вспомнить, себя пожалеть и отомстить кому-то, неизвестно кому большими деньгами и безграничной властью…

Подошла машина, вылез Коля, легкой улыбкой приветствуя шефа. Прощай небо, белка сунулась в колесо — Шибаев, пригнув голову, полез на сиденье.

Махнарылов ждал его у калитки своего дома в одном пиджачке, без кепки, стоял и дрожал от холода, а возвращаться нельзя — пути не будет. Нырнул на заднее сиденье со словами: «Коля, включи печку». Подъехали к парку, вылезли, прошли по аллее, увидели неподалеку Гришу, он приветственно вскинул руку, мол, я сейчас, и побежал дальше по своему маршруту. На облупленной голубой скамейке лежала его меховая куртка и голубой берет. Шибаев и Махнарылов сели рядышком, словно на стадионе, и наблюдали, как Гриша в синем трико с белыми лампасами трусил по дорожке вдаль, огибая длинную, пегую, по-весеннему неопрятную клумбу.

— Закинь ногу на ногу, — сказал Шибаев. Вася послушался. — А теперь руки на живот, пальцы сплети и большими крути вот так! — Показал. — Будто нам все это до лампочки.

Посидели, покрутили, а Гриша трусил, не меняя ритма, будто его в кино снимали.

— Тебе не кажется, что он нас оскорбил?

— Я не слышал.

Васю пока не пошлешь матом, никакого другого оскорбления он не примет.

— Мы с тобой приехали, оба начальника, а он бегает, нам цирк показывает.

— Программа такая, — пояснил Вася и как-то даже недовольно посмотрел на шефа — чего, мол, заводишься на пустом месте?

— Ему жить осталось какой-нибудь год, а он бегает.

— Зарядка дает бодрость, Роман Захарович, здоровье.

— Возьмут Гришу за жабры, дадут вышку, скажи, Вася, зачем ему на том свете бодрость, здоровье?

Васю такой прогноз не смутил. Он пояснил шефу, что гимнастика, бокс, борьба всегда нужны. Вполне возможно, при крепких данных попадешь на том свете в обслугу (Васе везде виделась структура колонии общего режима) — кого на сковороду подсадить, кого с метлы снять, из веревки вынуть, там как раз, в основном, физические нагрузки. Не может же быть, чтобы и на том свете только думали и бумажки писали. Там уже думать поздно, надо отвечать за то, что не успел додумать на этом, свете.