Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему?
— Выглядишь, как проститутка.
— Проститутка?
— Путана по-вашему.
Она почувствовала, как лицо словно обожгло что-то.
— Неужели твоя бабушка одобрила все это?
Катарина крепко сжала зубы от злости.
— Бабушка последнее время не вставала с постели, где ей было знать, как одевается внучка.
— Понятно. Ну здесь тебе гарантирован надежный присмотр. Теперь тебе не надо заботиться о себе самой. Ты у меня дома, значит, и вести себя надо соответственно.
Он взглянул на часы — тонкий золотой диск, затерявшийся в рыжих волосах на запястье:
— Надеюсь, тебе известно, что в своей стране я человек весьма значительный?
— Известно.
— Таких, как я, — около тысячи в Британии.
— И что же из того?
— А то, что у таких людей всегда есть враги, и некоторые люди готовы любой ценой сбросить меня вниз.
— Почему?
— Такова парламентская система. Таковы правила игры. Социалисты — наши враги. И они готовы пойти на все, чтобы уничтожить кого-нибудь из нас.
— Тогда я социалист, — коротко ответила Катарина.
— Что ж, положение затруднительное. Тогда послушайся моего совета — держи при себе свои взгляды и никогда не выходи на люди в подобной одежде.
— Я буду одеваться так, как хочу.
— Нет. Так, как тебе скажут, — отрезал Дэвид. — И я не хочу, чтобы ты разговаривала обо мне с кем попало. Я запрещаю тебе это. Не важно, какими бы милыми и добрыми ни казались тебе люди. Даже если они предложат деньги или, — Дэвид явно не мог подобрать нужного слова, — какую-нибудь безделушку. Не говори лишнего. Просто скажи, что ты мне многим обязана. И я буду очень признателен тебе. И все. А лучше всего вообще старайся никому не рассказывать, что я твой отец. Понятно?
— А чего ты так стыдишься, папа?
Его недовольство она ощутила тут же.
— Стыдиться мне нечего, девочка.
— Но тогда почему ты запрещаешь мне разговаривать с людьми и касаться в разговоре твоей персоны, даже если будут предложены деньги и… безделушки?
Последние слова Катарина произнесла с явной иронией. Лицо Дэвида в один миг сделалось холодным и непроницаемым.
— Кажется, ты меня не совсем поняла.
Катарину начала бить мелкая дрожь.
— Нет. Вполне. Тебе стыдно иметь незаконнорожденную дочь. Но я тебя почему-то не стыжусь, хотя вполне могла бы.
Она увидела, как его голубые глаза сузились от гнева:
— И что же ты хотела этим сказать?
Катарине захотелось вдруг выкрикнуть своему отцу прямо в лицо все, что она о нем думает, все, что скопилось в одинокой душе за долгие годы. Но слова застряли в горле, словно задушив девушку.
Дэвид продолжал внимательно рассматривать дочь.
— Я предупредил тебя, — сказал он мягко, но с вызовом. — Не играй со мной. Никогда. Я не потерплю этого. — Не дождавшись ответа, Дэвид развернулся и пошел к двери: — Эвелин!
Мгновение спустя на пороге показалась Эвелин. Улыбку будто смыло с ее лица, когда она взглянула на Катарину.
— Что ты с собой сделала! — вскрикнула она.
— Это и есть твой Боттичелли? — с сарказмом произнес Дэвид. — А может быть, моторизованная Мона Лиза?
Эвелин уставилась на черное кожаное платье, на губы в помаде, на неумело подкрашенные ресницы. Казалось, она всерьез начала сомневаться в том, что из этой вульгарной школьницы можно сделать что-то приличное:
— О, Кейт!
На лице Дэвида опять появилась издевательская ухмылка:
— Мило, не правда ли? Вот это ты называешь изяществом? Стоит ей в таком виде сделать хотя бы шаг из дому, как у наших дверей вся Флит-стрит разобьет палаточный лагерь. А тебе останется только красный фонарь повесить.
И с этими словами Дэвид вышел из комнаты.
— Глупая девчонка, — спокойно произнесла Эвелин. Она взяла Катарину за подбородок и платком вытерла губную помаду четырьмя точными движениями. — Иди и умойся немедленно. И запомни — никакой косметики, пока не подрастешь.
— Но…
— Иди!
Катарина повиновалась, даже сама толком не зная почему. С гладкой зеркальной поверхности угрюмо посмотрело на девушку ее собственное отражение со следами губной помады в уголках рта. Вот и встретилась с отцом. Через пятнадцать лет она наконец взглянула ему в глаза.
Умывшись, Катарина покинула ванную.
— Смени платье, — продолжала командовать Эвелин. — Может быть, ты воображаешь, что оно делает тебя взрослой, но это лишь обман. В нем ты выглядишь как проститутка.
— Я сама купила его, я экономила на чем могла.
— Ну и глупо, что впустую растратила свои деньги. И еще глупее то, что ты решилась надеть это на встречу с отцом. Ведь ты же хотела добиться от него хотя бы уважения, не правда ли?
— Мне не важно, что он думает обо мне.
— Нет, важно. Ведь ты хотела поначалу возмутить его? Что ж, тебе это удалось, и я думаю, что ты удовлетворена.
Катарина вспомнила выражение, появившееся на лице отца, и сверкнувшее презрение во взгляде. Да, она действительно хотела провокации, но не ожидала подобной реакции. Катарина решила, что больше никогда не наденет этого платья.
— Что же мне носить тогда? — устало сдалась девушка.
Эвелин подошла к шкафу и быстро просмотрела его содержимое:
— Где ты набрала все это?
— Когда могла, покупала сама. Остальное мне дали те, кто занимается благотворительностью.
— Но такая одежда тебе совершенно не подходит!
— Ваша горничная мне уже сказала об этом.
— Пошли со мной. — Эвелин взяла девушку за руку и повела ее в свою спальню. Потрясенная встречей с Дэвидом, Катарина чувствовала, что пол будто уплывал из-под ног. Почему она не нашла в себе силы сказать все, что хотела?
Спальня Эвелин была белой, чистой и аккуратной, как и комната девушки. Пожалуй, Эвелин и себя воспринимала, как куклу. Может быть, в представлении этой дамы все женщины не более чем куклы, плоские, без признаков пола, как она сама?
Эвелин выбрала шерстяную юбку и прекрасный свитер из собственного гардероба.
— Примерь. В этом свитере тебе не нужно будет носить лифчик.
Эвелин молча смотрела, как одевается Катарина, без всякого стеснения рассматривая ее нагое тело. Одежда была очень дорогой и мягко ласкала кожу девушки.
Когда Катарина оделась, Эвелин взяла щетку для волос и начала причесывать ее, убирая непокорные локоны с глаз и лба. «Вот так ухаживают за куклами», — невольно думала про себя Катарина.
— Для своего возраста ты слишком развита. Но афишировать это не следовало бы. Месячные у тебя бывают регулярно?
— Да.
— Болит?
— Иногда.
— Ты девственница?
Катарина даже поперхнулась от неожиданности:
— Не ваше дело.
— Нет, мое. И отныне все, что касается тебя, будет моим делом. — Эвелин аккуратно перевязала волосы, явно любуясь своей работой. — Украшения у тебя есть?
— На это у меня никогда не было денег.
— Вообще-то я не люблю, когда на детях что-то болтается. Но если уж ты так хочешь выглядеть взрослой и у тебя появилась тяга к запретным наслаждениям, тогда на — возьми вот это.
Эвелин достала из коробки нитку жемчуга и сама надела бусы на шею девушки. Как завороженная, Катарина смотрела на жемчуг.
— Будь осторожна с ним, — сухо заметила Эвелин. — Он такой хрупкий.
Надев чужую одежду, чужой жемчуг, Катарина почти физически ощутила: она постепенно расстается со своей прошлой сутью. Словно предсказания Эвелин начали сбываться: «Отныне ты Кейт Годболд. И здесь твой дом». Она не смогла противостоять злу, которое воплощал в себе Дэвид Годболд, она не смогла обвинить его во всех совершенных им грехах и преступлениях — мужество покинуло ее. Катарина чувствовала, что вот-вот расплачется.
Эвелин взяла девушку за руку и подвела к зеркалу. Несмотря на смуглую кожу Катарины и белую — Эвелин, несмотря на разницу в возрасте, на внешние различия и несходство характеров, сейчас в зеркале, может быть, благодаря одежде Эвелин, они были почти похожи.
— Никогда не сутулься, — заметила Эвелин. Катарина выпрямила плечи. Отчаяние и гнев тяжелым грузом легли на сердце.
— Тебя ведь надо всему научить, не правда ли? Как стоять, как сидеть, как ходить. Как следить за ногтями. Как причесываться и какую выбрать прическу. И, конечно, как одеваться. — Эвелин не без удовольствия смотрела в зеркало на схожие образы. — Однако уже есть проблески надежды на то, что нам многое удастся.
Взгляд женщины стал неожиданно теплым и добрым.
«Неужели она думает, что это так просто? — недоумевала про себя Катарина. — Неужели она считает, что достаточно одеть меня, как свою дочь, и все будет в порядке?»
— Думаю, что твой отец уже успел оправиться от первого шока, — сказала Эвелин после непродолжительного молчания. — Обед будет скоро готов. Поэтому давай спустимся вниз и начнем все сначала. Как? Попробуем?
- Полюби меня, солдатик... - Василий Быков - О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том I - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Берлин — Москва — Берлин - Анатолий Азольский - О войне