Читать интересную книгу Ночь и город - Джералд Керш

— А теперь слушай меня, Душитель. Ты хочешь сохранять спокойствие. Отлично. Держи себя в руках. Если выйдешь из себя, ты причинишь мне боль, а если ты причинишь мне боль, я тебя убью. Давай снова. Ты проводишь бросок. Так? Ты нападаешь на меня, я уклоняюсь, ты выпадаешь за ринг. Понял?

— И я возвращаюсь, и бью тебя в живот, и ты падаешь. Судья меня предупреждает, и я бегаю за ним по всему рингу.

— Верно. Теперь я ловлю тебя, беру в ножницы, и ты начинаешь орать.

— Начинаю орать…

— И делаешь это убедительно, понял? А потом ты хватаешь меня за пальцы на ногах…

— И освобождаюсь от твоего захвата…

— Да. А потом ты демонстрируешь один из своих запрещенных приемов. Кусаешь меня за палец, ясно? И громко орешь… Что?

— «Сдавайся, или я откушу тебе палец!»

— Правильно. Я беру твою голову в замок. Но ты выворачиваешься, мы падаем на мат, и ты делаешь мне «бостонского краба». Потом я ухожу. Мы устраиваем себе небольшую передышку. Знаешь, это как-никак борьба.

— Легс, это как-то вяло.

— Послушай меня. Я занимался борьбой пятнадцать лет, а ты тут вздумал меня учить! Все будет нормально, если ты, конечно, будешь шевелиться. Ты не слушаешь меня, Душитель. Ты либо играешь, либо сходишь с ума. Учись быть актером! Устрой им спектакль!

— Я не актер. Я борец.

— Посмотрим!

— Я вырву пару волосков на твоей груди, а?

— Они будут коротко острижены, дурень, так что выкинь это из головы. Потом мы что-нибудь придумаем, и я скажу тебе, что ты сможешь сделать: можешь ткнуть мне в глаз, только не пальцами, костяшками. Согни пальцы вот так и дави вот сюда, но не очень сильно. Попробуй.

Душитель ткнул костяшками пальцев в глаз Махогани и покрутил ими, как штопором. Махогани заорал:

— А-а-а! Мой глаз! Ничего не вижу!.. Понял, Душитель? Вот как нужно орать. Сделай вид, что тебе чертовски больно. Учись быть актером, Душитель. Я говорю это для твоего же блага. В свое время я был чемпионом по греко-римской борьбе, но я буквально подыхал с голоду, пока не понял, что нужно играть. Вот об этом-то я и толкую.

— Я хочу второй бросок.

— Ладно, будет у тебя второй бросок. Но не забудь: я тебя нокаутирую. У тебя будет первый бросок, но учти: я не могу тебе доверять. Вдруг ты меня перехитришь? Как бы то ни было, не забудь, что я тебя нокаутирую.

— Нет. Пусть лучше будет прямой бросок.

— Душитель, не спорь.

— Я сказал — бросок.

— Но послушай…

— Я злодей. Меня нельзя нокаутировать. Я злодей, понял?

— Душитель, не будь идиотом! Я что, оставил за тобой право выбора?

— А мне плевать. Меня нельзя нокаутировать. И не буди во мне зверя. Если ты меня разозлишь, я буду драться по-настоящему. Так что будь осторожен. Вспомни, что стало с греком.

— Слушай, Душитель, хочешь драться по-настоящему, дерись по-настоящему. Да я одной левой спокойно уложу двоих греков. А с тобой я за пять минут разделаюсь. На твоем месте я бы не упрямился. Все, что мне нужно, это нокаут. В этом нет ровным счетом ничего позорного. Я нокаутирую всех подряд. В любом случае я могу сбить тебя с ног.

— Я что, по-твоему, совсем дурак? Да я тебя так отделаю, что родная мать не узнает. Мой конек — болевые приемы. Я на этом собаку съел.

— Ладно, спроси у Фабиана.

— Я спрошу у Фабиана.

Фабиан выступил вперед:

— Эй, что все это значит? Вы что, ребята, не можете договориться? Из-за чего сыр-бор? Мне нужно шоу. Поняли? Мне плевать, хоть вы поубивайте друг дружку, но мне нужно настоящее шоу. Смекаете? Легс, почему тебя так волнует нокаут? Хватит с меня всей этой белиберды. Эй, Душитель, вот еще один коронный номер — надень тазик для умывания на голову Махогани. Это всех позабавит. А потом возьми полотенце, накинь ему на шею и начни душить. Ясно тебе? Здорово придумано? Или вот еще лучше: накинь полотенце ему на голову, чтоб он ничего не видел, и выкини.

Душитель ухмыльнулся.

— А мне что прикажешь делать, пока он будет это проделывать? — спросил Махогани.

— У тебя больше опыта — сам сообрази. Но я кое-что придумал: вот неплохая хохма. Спрячь спичку под поясом трусов, а потом возьми его в ножницы и зажги огонь о носок его борцовки…

— Черт по…

— Эй, расслабься, Душитель! Слушай: судья окатит тебя водой. Здорово, а?

— Это не в моем стиле, — сказал Легс.

— Зато мне подходит, — возразил Душитель.

— Ладно, — сказал Фабиан, — значит, договорились. Понимаешь, Легс, ты обязан позволить Душителю выкинуть пару фортелей. Обязан, ясно тебе? У тебя больше опыта в этом деле. У нас должно быть настоящее шоу, чтобы им было потом о чем вспомнить. Для вас это шанс, ребята, реальный шанс обратить на себя внимание. А теперь будьте пай-мальчиками и покажите мне настоящее шоу, ладно? Проработайте эти приемы еще раз, а потом можете перекусить. Идет? И вот еще что: я вам вместо отца. Верно ведь? Так вот, ни о чем не волнуйтесь. Я — ваша поддержка. Я…

— Гарри, — сказал Душитель, — а где мой красный шелковый халат?

— Какой еще халат?

— Помнишь, ты обещал мне красный халат с моим именем, вышитым на спине золотыми буквами.

— Ах это! Черт, дай мне передохнуть! Не волнуйся, я не забыл. А теперь будь хорошим мальчиком и позволь мне заняться делами, договорились?

— Мне нужен красный шелковый халат!

Фабиан подлетел к Душителю, угрожающе выпятив челюсть. Его макушка едва доставала до подбородка Душителя. Он прошипел:

— За работу, или я тебя в порошок сотру!

Душитель, который мог бы легко раздавить Фабиана двумя пальцами, пробормотал: «Ладно, Гарри» и побрел на маты.

— Собака! — сказал Али.

Фабиан поднял брови:

— Почему «собака»?

— Потому что ты приказываешь ему, как собаке, и он подчиняется тебе, как собака.

Фабиан усмехнулся:

— А ты верно подметил, приятель. У него мускулы, у меня мозги. Смекаешь?

— Тьфу! — только и сказал Али.

Фабиан вернулся в свой кабинет. Али последовал за ним.

— Слушай, Али, — сказал Фабиан, — что ты думаешь о Кратионе?

— Он сильный парень. Но выйдет ли из него борец? Никогда!

— Да-да-да… знаю, знаю… Я это знаю. Но, как ты думаешь, для шоу он мог бы сгодиться?

— Для шоу — да, он делает неплохое шоу. Но что такое шоу?

— Ты все неправильно понимаешь. Тебе не нравится Кратион, верно?

— Почему он должен мне нравиться? Он что, девчонка, чтобы мне нравиться?

— Но все равно, он тебе не нравится, признай.

— Ладно, признаю. Он мне не нравится. Кто он такой? Ноль без палочки, чье имя ты написал на самом верху афиши. Много о себе воображает. Он у меня дождется, я его проучу.

Фабиан рассмеялся:

— Ну вот! Представь, то же самое он говорил о тебе.

— Что?

— Тсс!..

— Что он обо мне говорил?

— Нет, Али, ради бога, я не хочу никаких взаимных обид.

— Я не обижусь.

— Ладно, я скажу тебе, если ты пообещаешь молчать: он сказал, что ты старая развалина. «Если б я захотел, — сказал он, — я бы уложил Али одной левой».

— Хо!

— Но молчи об этом.

— Молчать? Молчать?! О да. Я ни слова не скажу. Я просто распотрошу его, как рыбу, да погляжу, что у него там внутри, только и всего!

Фабиан возразил ему тоном многоопытного взрослого, уговаривающего капризного ребенка:

— Ну же, Али, побереги себя. Ты ведь знаешь, тебе надо быть очень осторожным.

— Мне? Почему это?

— Сердце у тебя…

— Сердце?

— К тому же грек гораздо моложе тебя, и, Бог мой, Али, мы все помним, что в свое время ты был чемпионом и все такое. Но черт побери…

Али затрясся от ярости:

— Но — что? Что? Говори же!

— Ну, Али, мы все тебя очень любим и не хотели бы видеть, как ты берешься за то, что тебе не по зубам. Послушайся моего совета и оставь все как есть.

— Богом клянусь, я могу уложить Кратиона одной левой!

— Конечно можешь. Само собой, разумеется. Забудь об этом.

— Клянусь, я могу уложить его, даже если мою руку привяжут к левой ноге! — заревел Али.

— О, да-да, конечно, сможешь, сможешь!

— Почему ты смеешься надо мной?

— Кто, я? Смеюсь над тобой? Ох-хо-хо… кхе — только не я, Али. Не я! Уж я-то знаю, что ты не боишься Кратиона! Я это знаю, и меня не волнует, что другие болтают…

— Другие? Кто сказал, что я боюсь Кратиона? Кто?! Как его зовут?

— Забудь об этом. Все так говорят, но никто в это не верит. Так что забудь об этом.

— Так ты что, не веришь, что я могу уложить Кратиона?

— Слушай, Али, зачем тебе беспокоиться о том, что думают другие: ты ведь уже старик.

— Я не старик. Я еще молодой.

— Конечно-конечно. Ты вовсе не выглядишь старым. Ты выглядишь так, словно тебе все еще по плечу три десятиминутных раунда…

— Три?! Шесть!

— Разумеется. Я не поверил, когда мне сказали, что тебе уже под восемьдесят.