— Держись сзади! — рявкнул он, прикрывая ее собой. Затем сунул руку в ее мешок, вытащил Грозовой Камень и швырнул его в сторону барака. Помятый металлический ящичек упал как раз возле угла низкого здания.
Гроза не заставила себя ждать. Тем временем Томас расставил несколько человек так, чтобы те, что были внутри, не смогли выскочить наружу; когда это было сделано, он основное внимание уделил зданию штаб-квартиры. Он увидел, что Мевик со своими людьми уже залез на ее крышу и сражался там с несколькими фигурами в бронзовых шлемах, появившимися изнутри. Остальные метали камни и дротики в двери и окна.
В лагерь ворвался еще один отряд Вольного Народа, а с ними и первые фермеры, как и предполагалось, вооруженные вилами и мотыгами и охваченные боевой яростью. Томас побежал встретить их и повел к зданию штаб-квартиры.
На крыше штаба офицеры и командиры в бронзовых шлемах сдерживали Вольный Народ пиками, мечами и палицами, защищая один угол ограды. Там один из них размахивал факелом, чтобы отогнать птиц, а другой тем временем пытался стянуть защитную сеть с гнезда рептилий: они собирались послать гонца к Экумену.
Солдат, размахивавший факелом, упал, сраженный вилами, брошенными с земли. Томас быстро затоптал искры, пока они не подожгли крышу. Человеку, возившемуся с сеткой, наконец удалось убрать ее с пути рептилий — но ни одна из них не отваживалась выбраться из гнезда. Ночь принадлежала птицам, и рептилии очень хорошо знали это.
Над головой прогрохотал гром. На крыше не осталось уже никого, кроме Вольного Народа. Кровь хлюпала под ногами и собиралась лужицами. Кто-то подобрал брошенную пику и пытался с ее помощью выгнать рептилий из их небольшого домика. Птицы приземлились у порога, их мягкие голоса вибрировали, не стесняться и выйти поприветствовать своих гостей.
Люди, стоявшие на земле у входа в штаб-квартиру, позвали Томаса. Он свесился с края крыши и, спрыгнув вниз, узнал, что кто-то из отряда Мевика схватил, как они думали, командира гарнизона. Вперед вытолкнули человека с седыми волосами и тонкой жилистой шеей. Они захватили его в складской комнате, когда он переодевался в форму простого солдата.
Зашелестел, а затем забарабанил по земле и крышам дождь. Молния блеснула ближе. Во время одной из ослепительных вспышек Томас посмотрел вверх и увидел, как Страйджиф, все еще с перевязанным крылом, дико сверкая глазами, появился из гнезда рептилий. Скорлупа яиц кожистокрылых пристала к его когтям. Клюв был запачкан кровью.
— Посмотри в другом гнезде! — крикнул Томас. Затем он потащил седовласого пленника к Оланте и другим жителям Оазиса, чтобы окончательно удостовериться в том, кто он такой. Оланта находилась в центре плаца, в пределах досягаемости стрел из все еще обороняющегося барака. Несколько фермеров стояли рядом с захваченными щитами наготове, чтобы прикрыть от любых снарядов тех, кто снимал старика с эшафота. Оланта плакала, не обращая внимания на стрелы; Томас понял, что человек на кресте, должно быть, ее отец.
Жертву как раз сняли, когда Грозовой Камень притянул молнию, которую вызывал. Молния, прошившая барак сверху донизу, расколола строение, словно огромное яйцо, положенное на стол. Проливной дождь не дал огню разгореться. Томас побежал, чтобы присоединиться к своим людям, входящим в брешь, но его руководство было излишним. Его люди проникли внутрь и завершили ночную работу без дополнительных потерь в своих рядах.
Так завершилась битва за Оазис. Отца Оланты и остальных раненых бойцов за свободу вынесли из лагеря захватчиков, чтобы перенести в дома фермеров. В лагере фермеров, который больше не был тюрьмой, послышались голоса: мужчины, женщины и дети пели от счастья, что они теперь свободны.
Почувствовав прикосновение к плечу, Томас повернулся и увидел стоящего рядом Лофорда, который широко улыбался; на правой руке колдуна сочилась кровью небольшая рана.
— Как тебе схватка? — спросил Томас.
— Здорово! Великолепно! Один раз я сошелся сразу с двумя… Но я пришел напомнить тебе, что теперь твоя очередь подобрать Грозовой Камень.
— Это верно. — Томас ухмыльнулся, прикинув, как будет дразнить Лофорда, намеренно не интересуясь, как он получил свою «страшную» рану, подошел к бараку и подобрал с земли ящичек с гравировкой.
В это время к нему спустилась птица с хорошей вестью: ни один враг не спасся. Несколько патрульных, находившихся в полях, попытались бежать, чтобы добраться до Замка, когда увидели, что Оазис подвергся нападению. Их всех до единого вырезали людьми Томаса, оставленные вдоль западной границы Оазиса как раз на такой случай. Один, которому удалось проскочить мимо них верхом, был на всем скаку сброшен с седла тремя молчунами, которые кинулись сверху и перехватили его. А теперь даже его напуганную лошадь привели обратно в стойло.
Битва закончилась, но ни один из тех, кто не был ранен, не мог позволить себе отдых. Слишком многое непременно следовало сделать до рассвета. Нужно было убрать и позаботиться о раненых, похоронить мертвых и скрыть все следы могил. Нельзя было допустить, чтобы какой-нибудь гонец из Замка заподозрил, что произошло, — до тех пор, пока он не приземлится или, по крайней мере, не снизится до пределов досягаемости стрелы.
Стену разрушенного барака поспешно поставили на место, а бреши заделали как можно лучше. С рассветом фермеры, как обычно, должны были выйти в поля. Представители Вольного Народа — надеть форму черного с бронзой цвета, чтобы прилетевшие рептилии видели, как они маршируют, разъезжают верхом или стоят на часах. Скорлупу разбитых яиц и пурпурную кровь рептилий убрали и соскоблили с наружных частей гнезд.
— Еще одно, — сказала Оланта. И она кивнула на пустое распятие в центре плаца, с которого еле-еле успели живым снять ее отца.
— Подойдет какой-нибудь мертвец, — сказал Томас. — С седыми волосами. — Он попытался припомнить какой-нибудь труп среди тех, кого сейчас хоронили, кого-нибудь, кто бы был похож на отца Оланты; но тщетно. Он повернулся, чтобы оглядеть горстку пленников, ожидавших допроса; его взгляд упал на длинные спутанные локоны начальника гарнизона.
Томас кивнул в его сторону, и люди, которые присматривали за пленниками, поняли его замысел. Ухмыляясь, они выволокли вперед побледневшего офицера.
— Мы вздернем его, вождь! И приглядим, чтобы его шкуру сперва как следует обработали!
В целом это было правильно. Так было лучше всего. Но Томас отвернулся. Он увидел, что Мевик тоже отвернулся с обычным для него выражением досады на лице. Однако ответственность за экзекуцию и казнь лежала не на Мевике. Томас заставил себя снова повернуться, чтобы все видеть и слышать свист бича. Он был удивлен тем, каких внутренних усилий это потребовало от него, — словно никогда прежде он не видел крови. Оланта следила за происходящим с выражением глубокого удовлетворения. Но Томас был напуган. Он опасался, что восторг от насилия и упоение властью, которые он ощущал, дадут в его душе ростки, словно коварная болезнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});