Сегодня его инструктор принес с собой мечи, хотя и с затупленными кромками и остриями. Во время тренировки мозг Рольфа был слишком занят, чтобы продумывать план. Он начинал постигать истинность предупреждения Мевика — воинские искусства не освоишь за неделю. Не успел он подумать, что его рука приобрела некоторую уверенность, как оружие учителя снова ткнулось ему в ребра.
Но во время перерыва на обед и с наступлением ночи, когда его вновь заперли в камере, он мог спокойно подумать. Он уже сообразил, что ночью птицы безусловно должны прилетать к Замку на разведку — вероятно, каждую ночь. Он видел, что после того, как с закатом солнца рептилии поспешно возвращаются домой, над замком всегда тщательно натягиваются защитные сети. Но ничто не могло помешать птицам летать еще выше, над ними. Они всегда могли добыть немного информации благодаря своему острому зрению и сообразительности. Если бы теперь он сумел передать какое-нибудь сообщение, которое они смогли бы прочесть…
Эта ночь в стенах Замка была спокойней, чем предыдущая; похоже, что работу по раскопкам Слона в две смены запретили. Может быть, просто не хватало рабов. Этой ночью во дворе не было никаких факелов, и камера Рольфа была незаметна караульным, которые через равные промежутки времени проходили в нескольких метрах от нее. Рольф понимал, что никто не мог разглядеть крыши его камеры. Нависающий козырек скрывал ее от взглядов сверху.
Вывернув свою относительно новую рубашку наизнанку, он получил почти белую поверхность, на которой можно было писать. После короткого раздумья о том, как передать побольше информации в нескольких словах, он написал: Я ЕЗДИЛ НА С. В ПЕЩЕРЕ
Затем он задумался о том, как передать то, что было необходимо, о мощи, которую он видел и ощутил. В конце концов он прибавил:
СПАСИТЕ ЕГО ОТ ЭКУМЕНА
РОЛЬФ
Он жирно обвел и подчеркнул буквы двумя линиями и, послюнив пальцы, втер в материю. Он свернул надпись и развернул ее снова; его сообщение, похоже, вышло достаточно стойким.
Теперь ему оставалось только выставить его на плоскую крышу камеры и постараться расправить, чтобы птицы смогли прочесть.
После небольшого раздумья он просунул руку сквозь прутья решетки у основания двери и собрал немного маленьких камешков и кусочков высушенной известки. Выбрав несколько подходящих по размерам, он сделал из них грузики, которые прикрепил к подолу рубашки. На то, чтобы безопасно сделать это, потребовалось некоторое время, но времени у Рольфа было достаточно.
Затем он свернул рубашку в виде свитка и несколько раз развернул для пробы, заставляя ее рывком быстро расстелиться на полу. Один из грузиков выпал, и его пришлось прикрепить заново, но Рольф не видел причин, чтобы его план не удался.
До этого он считал про себя, грубо отмечая интервалы между прохождением часового. Теперь Рольф подождал, пока человек пройдет еще раз, затем подошел к двери. Он просунул свернутую рубашку сквозь верхние прутья решетки, затем, держа ее за плечи, рывком заставил развернуться. Он услышал, как мелкие камешки со слабым цокотом ударились о плоскую крышу над его головой.
Оставив рубашку развернутой — как он надеялся — на крыше, Рольф отошел в самый темный угол камеры. Он так строго запрещал себе питать какую-либо надежду на успех, что, когда раздался еще один слабый стук по крыше, вскочил на ноги, убеждая себя, что этот звук должен означать, что его сигнал замечен врагом. Но ни крика, ни шагов рассерженных людей с факелами не последовало.
Он постепенно осознал, что удар по крыше был похож на звук мелкого предмета, упавшего с большой высоты. Часовой снова был рядом. Рольф заставил себя спокойно лежать на соломе, пока человек не прошагал мимо. Не успел охранник скрыться из виду, как упал новый камешек, на этот раз на брусчатку перед камерой, слабо звякнув о прутья решетки; Рольф не смог его разглядеть, но у него не оставалось сомнений по поводу происхождения этого звука. Он подскочил к двери, вытянул руку, схватил свою рубашку и подвигал ею из стороны в сторону по крыше. Затем быстро втащил надпись в камеру, оторвал камни и выбросил их наружу. Он затер свое сообщение так, чтобы надпись невозможно было прочесть, и снова надел рубашку.
У него были деятельные и внимательные друзья. Он не был забыт, не был совершенно одинок. Он плотно запахнул на себе рубашку. Только тогда до него дошло, что он дрожит не от холода и не от страха, а от торжества, которое нужно было держать при себе.
На следующий день Рольф упражнялся с таким усердием, что удостоился нескольких скупых похвал от своего инструктора. Следующей ночью Рольф не делал никаких попыток сигналить снова — это было слишком опасно, и ему нечего было сказать — но он лежал с широко открытыми глазами, прислушиваясь, до того часа, когда прошлой ночью произошел обмен сигналами.
Клик, клик, клик. Раздалось три слабых удара о крышу, разделенных равными промежутками времени. Он рывком сел, затем выждал, опершись локтем о солому. Ждала ли птица его ответа? Он подошел к двери, высунул руку наружу и трижды медленно покачал ею из стороны в сторону. Затем лег отдыхать, прислушиваясь, но никаких новых сигналов сверху не последовало.
Битва за Оазис
Распластавшись у вершины пологой дюны и глядя поверх ее гребня, Томас различал темное, похожее на остров, пятно Оазиса Двух Камней, раскинувшегося перед ним в лунном свете, — его ближайшая граница находилась менее чем в ста метрах от него. Ночь делала контуры огромного круга плодородной почвы расплывчатыми и придавала ему полумагический вид. И все же, поскольку Оланта просветила его на этот счет, Томас мог различить, где располагаются отдельные части селения.
Большая часть территории Оазиса была занята широким внешним кольцом обработанных полей. Захватчики, как рассказала Оланта, сперва хотели огородить весь плодородный круг, но здесь, в пустыне, были сложности со строительными материалами, и они сосредоточились на завершении внутренних работ.
Все фермерские жилища — полу-постоянные строения из деревянных остовов и натянутых шкур — теснились на одной стороне центральной площади Оазиса, а вокруг них была выстроена крепкая ограда. В этом лагере люди Оазиса могли с заходом солнца запираться на всю ночь. И как днем, так и ночью усиленные конные и пешие патрули солдат Замка прочесывали поля и тропы по периметру орошаемой земли.
Распластавшись на дюне, где лежал Томас, и на соседних с ней к западу и к востоку, в безмолвии отдыхая после тяжелого перехода, приведшего их сюда от гор, затаилось двести человек мужчин и женщин из его штурмового отряда. Оланта лежала слева от Томаса, Мевик — справа; их лица были измазаны землей для ночной атаки так, что напоминали физиономии каких-то резных меланхолических демонов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});