— Он вымотал тебя?
— Мы сделали небольшой перерыв. — Гейб не переставал восхищаться тем, как она хороша, когда кормит младенца. Он уже запечатлел в мозгу этот момент, но только для себя.
— Я не мог себе представить, сколько требуется сил, чтобы справиться с таким малышом!
— То ли еще будет! В магазине я видела женщину с ребенком, только начинающим ходить. Она только и делала, что бегала за ним! Твоя мама говорит, что обычно валилась с ног от усталости каждый день, когда ты, наконец, выбившись из сил, засыпал.
— Ложь! — Гейб подоткнул под спину пару подушек и устроился поудобнее. — Я был образцово-показательным ребенком!
— А какой же ребенок изрисовал цветными карандашами все шелковые обои?
— Так я самовыражался! Я же был вундеркиндом!
— Не сомневаюсь!
Он поднял бровь, но взгляд его упал на пакеты.
— Я хотел поинтересоваться, хорошо ли вы с мамой провели время, но ответ очевиден!
Она поймала себя на том, что готова извиниться. Нет, с этим пора покончить, решила Лора.
— Я купила замечательные туфли, примерила их и новое платье, посмотрела в зеркало и увидела, наконец, свою талию!
— Полагаю, для женщины, недавно родившей ребенка, это было испытанием!
— Я любила каждую минуту своей беременности. Когда в первый раз я не смогла застегнуть слаксы, то пришла в восторг. — Она хотела продолжить, но остановилась. Этих чувств ему никогда не постичь, понимала она. Первые радости и страхи, первые движения.
Глядя на Майкла, она всем сердцем желала, чтобы он во всех отношениях стал сыном Гейба.
— И все же я рада, что больше не похожа на авианосец!
— Скорее на дирижабль!
— Какой очаровательный комплимент! Гейб смотрел, как она пристраивает Майкла к другой груди.
Он вдруг ощутил желание провести пальцем выше того места, где сосал малыш. Это не было ни сексуально, ни романтично, а скорее удивительно. Сдержавшись, он засунул руки за голову.
— Там на кухне я сложил на сковородку какие-то остатки. Ума не приложу, съедобно ли это.
Снова стремление объясниться. Набравшись решимости, Лора просто улыбнулась.
— Я настолько проголодалась, что смогу съесть почти несъедобное!
— Хорошо. — На этот раз он действительно наклонился вперед, но лишь для того, чтобы провести пальцем по головке Майкла. — Спускайся, когда он наестся. Опыт сегодняшнего дня подсказывает мне, что он выключится, как светильник, как только наполнит животик!
— Он быстренько поест. Тебе не придется долго ждать. — Она дождалась, пока уйдет Гейб, закрыла глаза, надеясь, что у нее хватит мужества выполнить свои планы, касающиеся оставшейся части вечера.
Как долго она не была просто женщиной. Лора стояла в ванной перед зеркальной стеной, затуманенной паром. Она выглядела обворожительно в светло-голубой, почти белой ночной рубашке. Лора выбрала ее, потому что она напоминала снег в горах Колорадо. Тоненькие бретельки, кружевной лиф, струящаяся тонкая, мягкая материя. Лора неуверенно провела по ней рукой.
Поднять волосы или оставить их распущенными? Да так ли уж это важно?
А каково быть женой Гейба… по-настоящему быть его женой? Она приложила руку к животу, ожидая, пока успокоятся нервы. Воспоминания грозились прорваться наружу, и она отчаянно боролась с ними. Сегодня она последует совету Аманды: будет думать не о том, что есть, а о том, что может быть.
Она любит Гейба, но не знает, как сказать ему об этом. Ведь слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Хуже того, она боится, что он воспримет ее любовь с тем же смущением и пренебрежением, что и ее благодарность. Но сегодня… сегодня она надеялась, что ей удастся открыть ему глаза.
Когда она открыла дверь в соседнюю комнату, Гейб снимал рубашку. На мгновение свет за ее спиной пробежал по ее волосам и по тонкой ткани рубашки. Все движение остановилось, словно только что поднялся занавес и началась пьеса. Он почувствовал, как по всему его телу разливается тепло, а внутри все сжимается.
Лора выключила свет в ванной. Он снял рубашку.
— Я проверил Майкла. — Гейб удивился, что вообще может говорить, но голос его звучал вполне нормально. — Он спит. Я решил часок-другой поработать.
— А! — Лора сдержалась и сцепила руки. Она же взрослая женщина! А взрослая женщина должна уметь соблазнить мужа. — Я понимаю, сегодня ты потерял много времени, пока меня не было дома.
— Я с удовольствием повозился с ним. — Она была такой тоненькой, такой красивой и хрупкой с ее молочно-белой кожей в голубовато-белой рубашке. Снова ангел, с копной белокурых локонов вместо нимба.
— Ты замечательный отец, Гейб! — Дрожа, она шагнула навстречу ему.
— С Майклом это легко.
Могла ли она предположить, что просто пересечь комнату будет так сложно?
— А мужем быть трудно?
— Нет. — Он поднес тыльную сторону ладони к ее щеке. Ее глаза были на несколько тонов ярче цвета шелковой рубашки. Гейб отступил, удивившись нервному напряжению, охватившему его.
— Ты, наверное, устал?
Она подавила вздох и отвернулась.
— Очевидно, я не умею обольщать мужчин!
— Ты собралась обольстить меня? — удивленно спросил Гейб, безуспешно стараясь хоть как-то расслабить напряженные мускулы.
— Отчаянно! — Открыв ящик, она вынула листок бумаги. — Вот заключение моего доктора. В нем говорится, что я нормальная здоровая женщина. Хочешь прочесть?
На этот раз он скривил губы.
— Ты предусмотрела и это?
— Ты же говорил, что хочешь меня? — Она смяла бумажку в руках. — Я думала, ты ждал заключения врача.
Гейб схватил ее руки прежде, чем Лора успела отойти. Глаза ее были сухими, но он с первого взгляда заметил в них сломленную гордость. Груз, который постоянно давил на него, казалось, стал еще тяжелее. Чувство, возникшее между ними, было еще так призрачно. Если он овладеет ею, оно может полностью исчезнуть.
— Я хотел тебя, Лора, и хотел с самого первого дня, когда ты оказалась в моей хижине.
Нелегко было находиться рядом с тобой, нуждаться в тебе и не иметь возможности дотронуться до тебя!
Она робко положила руку ему на грудь и почувствовала, как напряглись его мускулы.
— Сейчас у тебя нет никаких причин сдерживаться!
Он поднял руки к ее плечам и провел пальцами по тонким бретелькам ее рубашки. Если это будет ошибкой, то ему ничего не остается, как совершить ее.
— Физически больше никаких. Когда я отнесу тебя в постель, там не будет никого, кроме нас двоих. Никаких призраков! Никаких воспоминаний! — Когда она опустила взгляд, он притянул ее ближе, вынуждая снова посмотреть на него. — Ты не будешь думать ни о ком, кроме меня!