Вилен жестоко страдает, вспоминая об этом своем поступке, и мне отчаянно хочется утешить его:
— Вил, что сделано, то сделано. Не надо, не смей пожизненно казнить себя за это. Мы все допускаем ужасные ошибки, но от нас и только от нас зависит то, как мы их исправляем и как учимся жить с их последствиями. Твоя жизнь принадлежит тебе, а жизнь Рэда принадлежит ему и только ему. Нельзя жить с чужим бременем, и ты должен прекратить жертвовать собой ради брата из-за своих прошлых ошибок. Чувство вины хорошо лишь для того, чтобы впредь не совершать не благие поступки, а не для того, чтобы держать его у себя перед носом, подобно морковке перед осликом, и тупо следовать за ним.
Вил опускает голову и качает ей из стороны в сторону:
— Бэмби, спасибо…
— Это уже второй раз за сегодня… Обычно ты не так щедр на проявление благодарности — может, все-таки, последствия от удара сильнее, чем тебе кажутся?…
Мой деверь улыбается:
— Спасибо.
— Нет, у тебя точно сотрясение…
— Бэмби…
Я его перебиваю:
— Вил, еще одно «спасибо», и я, как твой лечащий врач, пропишу тебе сутки постельного режима.
Он смотрит мне в глаза, берет меня за руку и говорит:
— Бэмби, я тебя люблю.
Фух, я аж вздохнула от облегчения. Ну наконец-то… Если бы Вилен, не сказал это сам, то мне пришлось бы взять инициативу в свои руки, и затронуть эту тему в ближайшее время. А мне очень не хотелось говорить что-то на подобии: Э-э, Вил, мне кажется, что ты в меня влюбился и… э-э, Вил, нам надо поговорить об этом. Б-р-р-р, нет, так бы я поставила и его, и себя в неловкое положение. Ну, Бэмби, вперед:
— Вилен, хорошо, что ты сказал мне это… Стало лучше и легче, когда ты знаешь, что я знаю?
Он тепло улыбается:
— Да, именно так.
Конечно, так. Моему деверю теперь не придется гадать что было бы если бы… Не знаю, как для него, но для моего склада характера, довольно мучительно находиться в состоянии неопределенности. Да любой бы на его месте, влюбившись в жену родного, и по крови, и по эмоциональной близости, брата изводил бы себя вопросами: сказать-не-сказать? как себя вести? а есть ли у меня шанс? а тварь ли я дрожащая или право имею? И т. д. и т. п. Теперь же самое страшное — непосредственно признание — позади, теперь уже от него ничего не зависит, теперь уже все в моих руках.
— Вилен, ты во всех отношениях достоин любви. Если попросишь, то я на досуге составлю малюсенький списочек твоих достоинств, страничек эдак в двадцать… Но я никогда не буду играть твоими чувствами, никогда не позволю себе причинить тебе боль, и поэтому, никогда не подарю тебе надежду на взаимность… Я люблю тебя как близкого и дорогого мне человека. Более того, я не представляю своей жизни без тебя, но четко при этом представляю без кого не смогу жить. Вилен, это не в моих силах — изменить свои чувства к тебе, либо изменить твои чувства ко мне… И я не имею права давать оценку твоим чувствам или советовать тебе, что с ними делать. Как ты думаешь, справишься сам?
Он мягко говорит:
— Не знаю, но постараюсь научиться жить с этим, и не мешать жить с этим вам.
Я выпрямляюсь на стуле, смотрю на него, как бы сверху вниз, и шутливо копирую тон школьной учительницы, которая хвалит ученика за правильное домашнее задание:
— А я никогда и не сомневалась в твоих способностях.
Мы немного посмеялись, и я вспомнила:
— Чем ты выбесил Рэда на этот раз?
— Твоего редкостного кайфолома?
— Вилен…
— Прости, ну, в общем, я поцеловал тебя при нем, когда ты спала.
— Ты… поцеловал меня при нем, когда я спала? Самоубийца… Ведь даже я бы не позволила себе такого при Рэде!
— Чего?
— Поцеловать себя при нем, когда я сплю.
Вилен громко хохочет:
— С тобой не соскучишься… Бэмби — ты прелесть…
Я уже встаю:
— Знаю — знаю, Капитан Очевидность… а еще я — такая умница, такая красавица… и такая… скромница.
Выделяю интонацией последнее слово, посылаю Вилу воздушный поцелуй и направляюсь к двери.
Мой любимый неуверенно смотрит на меня и спрашивает:
— Мне уйти?
— Нет.
— Бэмби, я не собираюсь оправдываться и просить у тебя прощения за то, что начистил Вилу морду…
— А я тебя об этом не прошу. Вы — взрослые люди, вот и решайте самостоятельно свои проблемы в ваших взаимоотношениях.
— Но ты…
— Рэд, я попросила тебя оставить нас, потому что не могла чинить начищенную тобой морду под твоим «под руку» взглядом.
— Бэмби, ты злилась на меня…
— Опять ты меня неправильно понял. Злилась я не на тебя, а на то, что ты пока не научился справляться со своими эмоциями.
Мой тон с течением разговора становится мягче:
— Вот как ты себя повел? Да как ребенок, который видит, что его партнеру по игре в песочнице нравится его любимая игрушка, и из-за этого дубасит своего товарища в стиле «не тронь — мое». Любимый, только ты не подумай, что я этим хочу задеть твое чувство собственного достоинства, но… мне понятна причина твоего незрелого управления чувствами — ты же совсем недавно вновь обрел их, и у тебя пока было недостаточно времени на то, чтобы научиться с ними справляться…
— Бэмби, ты мне поможешь?
— Куда же я денусь? Конечно, да. Только чур зарубить себе на носу, что это — сделка, и что процесс обучения под моим чутким руководством будет долгим и тернистым. Ну что, не передумал?
Рэд улыбается и крепко прижимает меня к своему, уже такому для меня родному (как же я раньше жила без него?) телу.
— Любимый, это — да?
— Да, моя хорошая…
Я отстраняюсь и ехидно смотрю ему в глаза:
— А ведь ключевым словом было «сделка».
— Бэмби, я же не знал…
— В следующий раз будешь знать.
Вот так, мой дорогой, ты еще не знаешь, насколько я злопамятная.
— И что же ты потребуешь взамен?
— То же что и ты тогда… Я тебя сегодня попробую… на вкус…
— Бэмби…
И целует-целует-целует… Надо придумать закон о запрете таких с ума сводящих и с ног сшибающих поцелуев… Только вот в чем загвоздка — законы-то в королевстве пишет именно мой муж…
Глава 13
Сергей
Три дня моя девочка просит меня не прикасаться к ней. Я не настаиваю, сдерживаюсь, терплю, сцепив зубы. Если она и сейчас скажет мне «нет», то мне придется идти в душ, чтобы не только помыться.
Мое солнышко, как всегда, медленно просыпается. Ее спина, попка и бедра вплотную прижаты ко мне (Бэмби всегда спит именно так), и я чувствую, как она слегка ворочается, укладываясь поудобнее, чтобы продлить минуты утренней неги.