- Разрешите, господин полковник? - откинулся полог, и первым вошёл тот самый подпоручик, воодушевивший людей на штыковую.
Десять офицеров из четырнадцати, отправившихся из Петербурга. Ур-р-р-оды… Практически все ранены, кто-то чуть стоит на ногах, опираясь на шпагу как на трость.
- Доложите о потерях, господа.
- Они минимальны, господин полковник! - оживился подпоручик, хотя с трудом выговаривал слова из-за распухшей челюсти. - Враг наголову разбит, захвачено знамя и двенадцать пушек! Взято в плен шесть офицеров и более сотни солдат!
Александр Христофорович опять попытался встать самостоятельно, но пришлось попросить:
- Помогите подняться.
Капитан Денисов, переведённый недавно в гвардию из Нижегородского драгунского полка, протянул руку. Левую, потому что правая висела подвязанной к шее.
- Подпоручик! - Бенкендорф заглянул энтузиасту в лицо. - Мне совершенно насрать на вражеские знамёна и вражеских пленных, тем более у ворующих против Отечества нашего разбойников не может быть знамён! Брать же вторых - претит дворянской чести! Вот должен висеть в петле!
- Но как же так? - побледнел офицер.
Контузия контузией, но сил достало на то, чтобы ударом в ухо сбить спрашивающего с ног. Под молчаливое неодобрение остальных Александр Христофорович подошёл, присел на колено, и сгрёб подпоручика за грудки:
- Ты думаешь, сука, чужими знамёнами солдатские жизни заменить? Сколько наших полегло?
Денисов попытался отвлечь командира от жертвы:
- Наши потери составляют двести семнадцать человек убитыми и сорок три человека ранены.
Бенкендорф поднял искажённое злой гримасой лицо:
- И это вы называете викторией?
- У противника убито свыше полутора тысяч…
- Плевать! Это поражение, господа! Это наше поражение. Капитан Денисов!
- Слушаю, господин полковник!
- Знамя утопить в болоте, разбойников повесить. Распорядителем экзекуции назначается рядовой… рядовой… вот он.
- Закреневский. Но он же подпоручик?
- Я сказал - рядовой! Выполнять!
Документ 16
"МЕМУАР О РАБОТАХ ПО МАТЕМАТИКЕ, КОТОРЫЙ Я ИМЕЛ ЧЕСТЬ ПЕРЕДАТЬ ЕГО ЦАРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ
Большой угломер с телескопом, с четырьмя стеклами, в футляре
Большой уровень с отвесом к телескопу и к диоптрам, самый удобный и самый точный
Другой большой уровень в стеклянной трубке, в которой находится пузырек воздуха
Другой уровень того же фасона, самый маленький из всех, для проведения воды
Другой двойной уровень, для использования в разнообразных работах
Большая готовальня, из самых хорошо отделанных и самых необыкновенных
Два наугольника разных фасонов с полукруглым транспортиром в футляре
Большая медная буссоль в футляре
Пантограф, или инструмент для превращения большого в малое и малого в большое и для всех видов чертежей
Пропорциональный циркуль с подвижной крышкой, деленной на прямые линии и круг
Циркуль для проведения всякого рода эллипсов и овалов
Подставка для установки всякого рода инструментов в поле
Малый письменный прибор, украшенный серебром, самый удобный
Три трактата об устройстве и принципах пользования математическими инструментами, в шести частях
Трактат о пользовании глобусами и все то, что есть самого любопытного относительно движения звезд
Трактат о физических экспериментах
Трактат об устройстве и использовании астролябий
Куплено царскому величеству математических инструментов на шесть сот на двадцать гулдинов. Афанасей Татищев покупал.
Помянутые денги выдал с роспискою и записал: "выдал и записал в день 3 июня". Канцлер Ростопчин."
Глава 16
- Что ни говори, Матюха, а супротив нашей эта землица вовсе негодящая выходит! - старший унтер-офицер Кулькин опёрся на лопату и перевёл дух. - Камни тута одни да песок. А у нас воткни оглоблю, через неделю яблоня вырастет.
- Оно так, - согласился работавший рядом гвардеец. - Да только ведь барская она, не своя…
- Ну ты дурачок, Матвей! - в голосе унтера прозвучала насмешка. - Царские указы не читал?
- Которы?
- Те, что надо, дурень. Не знаю как прочие, но я свои сто десятин выслужил.
- Нешто в отставку пойдёшь, Лексан Юрьич?
- Зачем? Куды же мне без гвардии? Мне без гвардии никак нельзя. Подпишу бумагу на полный пенсион - служить, пока в силе, а там до самой смерти по полсотни рублей в год получать буду. Серебром! А то на офицерски курсы пойду, как их превосходительство советовали. В дивизии таки открывают, говорят и струмент математический государем прислан.
- Не-е-е, а я, как срок выйдет, домой вернусь. Хутор Глинище, может слыхал?
- На берегу Медведицы который? Бывал даже там по молодости. От Царицына-то всего ничего.
- Ага, он и есть. Приеду, значится, весь из себя герой в медалях, и, в первую голову, женюсь.
- Дело хорошее. А потом?
- Да не знаю. Если жив останусь, то и придумаю чего, - солдат кивнул на погибших, для которых они и копали могилы. - Наше дело такое…
- Не боись, - подбодрил унтер и ткнул пальцем за спину, где другая команда торопливо забрасывала землёй яму с застрелившимся час назад подпоручиком Закреневским. - Видишь? Нарушил господин офицер слово о сбережении солдат, данное государю-императору, совесть его со свету и сжила. Теперь вот без отпевания, как пса какого…
- Храбрый человек был, - пожалел самоубийцу Матвей.
- Храбрость-то с дуростью не путай! И вообще, хватит базлать, работу заканчивать надобно! А то, вишь, батюшка уже кадило раздувает.
Священника, рекомендованного в дивизию лично отцом Николаем, тем, что из Красной Гвардии, уважали. Именно уважали, но не любили за тяжёлую руку и своеобразные епитимии, накладываемые на согрешивших. Положит, бывало, прочитать двести раз "Отче наш", да не просто так, а во время учебной сабельной рубки. Или полтыщи земных поклонов в полном снаряжении, да с набитым песком ранцем. А до места поклонов ещё бежать три версты, а после них по мишеням тридцать патронов выпустить. Изверг, как есть изверг. А сам стоит рядышком, в бородищу ухмыляется. И попробуй слово поперёк сказать - брови нахмурит, старые шрамы на лице кровью нальются… жуть! Лучше не грешить.
Страшная головная боль с постоянными приступами тошноты не выпускала полковника Бенкендорфа из шатра. Он лежал на раскладной походной койке под клетчатым трофейным пледом и прислушивался к доносившимся снаружи звукам. Вот затихло шорканье лопат о землю - гвардейцы закончили копать могилы. М-да… едва ли не четверть состава отряда останется здесь навечно, а если считать гусар, то почти треть. И всё из-за одного мерзавца… с помощью самоубийства сбежавшего от суда и виселицы. Разжалование было только первым шагом к петле. Сбежал. Ах, как благородно - тонкая ранимая душа дворянина не выдержала участия в казни захваченных шотландцев. Ублюдок!
- Шапки долой! - послышался голос капитана Денисова.
И тут же глубокий бас отца Димитрия завёл заупокойную службу. Но что это? Молитва прервалась громким возгласом:
- Срочно позовите Его Превосходительство! Государственное дело!
Какого чёрта, прости Господи? Александр Христофорович растёр лицо руками, в надежде, что его цвет хоть немного будет отличаться от зелени мундира, и попытался подняться на ноги. Но тут же коварный потолок поменялся местами с полом, и вбежавшие офицеры обнаружили своего командира лежащим ничком. По счастию, пребывающего в полном сознании.
- Г-г-господин п-п-полковник! - капитан Денисов совершенно бледен и заикается, что раньше за ним не замечалось. - С-с-срочно т-т-требуется в-в-ваше п-п-присутствие!
- Неужто самого Нельсона поймали?
Офицер шутку не поддержал и отвёл взгляд:
- Х-х-хуже…
Опираясь на плечо неизвестно каким образом оказавшегося тут старшего унтер-офицера Кулькина, Александр Христофорович встал, чуть покачнулся, удерживая равновесие, и решительно последовал к выходу:
- Показывайте.
Его повели на небольшой пригорок, где у свежевырытой общей могилы лежали тела гусар. Денисов, справившийся с заиканием, мрачно указал на одно из них, выделяющееся грязным, но когда-то белым мундиром среди красных с золотом ментиков и доломанов.
- Вот.
У невысокого, склонного к полноте конногвардеца отсутствовало лицо - жуткая рана от сабельного удара, а поверх неё сплошной пороховой ожог, исказивший черты до неузнаваемости. Но сердце дрогнуло, опознав знакомое…
- Задело взрывом уже после смерти, - заметил капитан.
- Вижу, - глухо ответил Бенкендорф и, опустившись на колени перед телом, поправил у него на груди простреленную в нескольких местах ленту. - Здравствуй, Константин…
- Это точно он?
- Он, - Александр Христофорович перекрестился и закрыл глаза. - Вот это кольцо на руке… его когда-то подарила моя сестра.