– Девушка, я не уполномочена раздавать чьи-то телефоны, – заявила она все тем же тоном, далеким от доброжелательности. – Если вам что-то нужно, найдите другую возможность встретиться с ним. Или оставьте записку. Если увижу его, передам.
Я согласилась на этот компромисс, и дама повела меня в свой кабинет – это была следующая дверь по коридору. Там она выдала мне ручку и лист бумаги. Я присела к столу, написала несколько слов и тут же все зачеркнула. То, о чем я хотела спросить, нельзя было доверять ни бумаге, ни этой женщине. Она заметила мои колебания и поинтересовалась:
– Вы вообще-то с ним знакомы?
– Да, – ответила я. – Я его невеста.
– Кто вы?! – воскликнула она, и в ее голосе прозвучало искреннее изумление.
Я повторила. Она смотрела на меня как на привидение. Казалось, на меня уставились даже крупные пуговицы на ее твидовом пиджаке. Да и глаза у нее были похожи на слишком крепко пришитые к лицу серые пуговицы. Они были очень глубоко посажены и окружены мелкими морщинками – будто вокруг собралась ткань. Дама уселась напротив, все еще не спуская взгляда с моего лица. Я отложила ручку.
– Почему это вас удивляет? – спросила я.
– Почему? Да нет, – будто просыпаясь, ответила она. – Вы действительно его невеста?
Я повторила это еще раз, уже всерьез рассердившись. Дама неожиданно представилась:
– Елена Викторовна.
– Надя, – коротко ответила я. – А вы успели познакомиться с Женей?
– Я видела его пару раз, – сдержанно сообщила она.
– И как по-вашему, есть у него шанс пробиться?
Она пожала плечами – впервые в этом представительном манекене проявилось нечто человеческое. Это была растерянность.
– Начальные шансы почти у всех равны, – сказала она. – А вот то, что происходит потом, зависит от разных причин.
– От хорошего продюсера, я думаю?
– В основном.
– Жене попался хороший продюсер? – Я постаралась вложить в свой вопрос как можно больше простодушия.
Но Елена Викторовна совсем не обратила на это внимания. Она сидела о чем-то задумавшись и часто стучала кончиком карандаша по пустому стакану. Затем подняла на меня глаза:
– Знаете, Надя, мне довелось разговаривать с вашим женихом. Как раз двадцать девятого, когда он сюда приехал. Мы сидели вот в этом кабинете, пили кофе, беседовали. В основном о нем. Он рассказывал, чем занимался, как жил. О невесте не было ни слова.
Она подняла бровь, следя за моей реакцией. К своей чести могу сказать – никакой реакции не было. Я просто ее слушала.
– Вы ничего не преувеличиваете? – мягко спросила она. – Может быть, невеста – это слишком сильно сказано?
– Мы прожили вместе два года, и все называли нас семьей, – спокойно ответила я.
– А, ну раз так…
– А почему это имеет такое значение? – поинтересовалась я. – По-моему, всякий нормальный парень способен обзавестись семьей.
Она улыбнулась:
– Безусловно. Надя, вы можете как-то доказать, что вы именно та, за кого себя выдаете?
– Могу, – ответила я. – Скажем, я знаю о нем все.
– Ну, например?..
– Например? Он обожает сладкое и часто мучается зубной болью.
– Я этого не знала. Ну а еще?
– Он бывший левша, – засмеялась я. – Уж об этом он, я думаю, тоже не сообщал?
Стук карандаша о стакан прекратился. Елена Викторовна нахмурилась, глядя в одну точку, потом перевела взгляд на карандаш, который все еще сжимала в пальцах.
– Он и сейчас пишет левой рукой, – сказала она наконец.
– Не может быть!
– Я сама видела. – Ее тон по-прежнему был задумчивым. – Он подписывал в этом кабинете бумаги и держал ручку в левой руке.
– Я прожила с ним два года и никогда не видела, чтобы он писал левой рукой! – возмутилась я. – Он пишет правой, и почерк у него при этом ужасный.
– Значит, взялся за старое, – вздохнула она. – Все-таки у него сейчас важные перемены в жизни. Ладно, обсудите это при встрече.
– В том-то и дело, что я не могу с ним. увидеться! – не выдержала я. – Когда он занялся этим проектом, то ушел из дома. Я не знаю, где он живет, не знаю даже телефона, по которому можно с ним связаться. Это что, входит в условия его контракта?
Елена Викторовна засмеялась:
– Да что вы, конечно нет! Мы же не звери!
– А вы, простите, имеете прямое отношение к студии?
– Разумеется, – ответила она и, не дав мне уточнить, какое положение она тут занимает, стала рассуждать на тему: почему Женя так поступил со мной? Я слушала не перебивая и убедилась только в одном: от него не требовалось конспирации. Это было его собственное решение. Легче от этого не стало. Дама мне очень сочувствовала – не знаю, искренне или нет.
– Так вы дадите мне его координаты? – спросила я, уловив ее сочувствие.
– Если бы я их знала! – воскликнула она. – Что-то у меня записано, но это паспортные данные. Думаю, они и у вас имеются?
Я вздохнула.
– А вы поспрашивайте его родителей… – посоветовала дама. – Или друзей.
– От матери он вообще все скрыл, а друзья… – Тут я поняла, что не могу припомнить ни единого человека, к которому можно обратиться. Мне всегда казалось, что друзей у Жени предостаточно. Но кому из них он мог рассказать всю правду о себе? И кому вообще он теперь говорил правду?
– Неужели у него нет друзей? – любопытствовала дама. – Я лично видела одного – он явился в студию двадцать девятого, вечером. Правда, они с Женей не поладили и он вскоре ушел.
– Вы имеете в виду Ивана?
– Не знаю его имени, но это был такой плотный симпатичный парень, с очень приятным голосом. Я еще подумала, что он должен хорошо петь. При наличии слуха, конечно.
– Он и есть певец. Точнее, был… – Я смотрела в ее глаза-пуговицы и пыталась понять: знает ли она о смерти Ивана.
– Бросил петь? – спросила она, встав из-за стола и занявшись приготовлением кофе.
– Бросил жить, – ответила я ей в спину. Елена Викторовна продолжала наливать воду в кофеварку. Затем нажала кнопку, повернулась и с милой улыбкой спросила:
– Как это понять? Молодой человек покончил с собой?
– Его убили в собственной машине на Ленинградском шоссе. Ночью, с двадцать девятого на тридцатое декабря. В общем, вы видели Ивана в последний вечер его жизни.
Так знала она или нет?! Елена Викторовна только чуть повела плечами, будто сбрасывая с них неприятный груз этой новости:
– Бедняга… Даже до Нового года не дожил… Они с Иваном дружили?
И тут я не выдержала:
– Скажите, а почему я вас не видела в этой студии двадцать девятого? Я тоже сюда приходила!
– Когда?
– В восемь!
– А я ушла незадолго до восьми, – улыбнулась она, мельком взглянув на стенные часы. – Даже помню, что еще попала в магазин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});