Рита согласно кивнула. «Может быть, это даст мне возможность как следует поговорить с Шуркой, а то она все время от меня ускользает!» – решила девушка. Но тут до сих пор отрешенно молчавшая Шура подняла голову и плаксиво возопила:
– Чего это еще? У меня и своя тачка есть!
Мать выразительно показала глазами на соседок – обсуждать поведение Шуры и ее посещаемость занятий при посторонних, конечно, не следовало. Гостьи догадливо переглянулись, и Мария Семеновна, очевидно желая сделать вид, что ничего не заметила, спросила Зинаиду Степановну:
– А какой памятник вы собираетесь поставить?
– Простую белую плиту, – сообщила старушка. – Сегодня и съезжу в похоронное агентство, закажу.
– Я тут видела на шоссе магазин, в котором продаются садовые скульптуры, – сказала Мария Семеновна. – Может быть, уместнее будет не могильная плита, а, допустим, греческая колонна? Знаете что, давайте съездим туда и выберем! – воодушевилась женщина. – Риточка! Вы же у нас без пяти минут искусствовед! Поехали с нами? Ваше мнение будет решающим при выборе памятника!
– Да, у Риточки безупречный вкус! – поддакнула Зинаида Степановна. – На ее выбор можно положиться!
Шура насмешливо фыркнула.
– К сожалению, дорогие соседки, – проговорила Зоя, прежде чем Рита успела ответить хоть слово, – сегодня вечером мы ожидаем гостей. И девочки будут нужны дома. Не обижайтесь, Зинаида Степановна, но я пригласила своих институтских друзей с семьями. Согласитесь, что, при всем уважении к вашему горю, отменить приглашение было бы неудобно!
– Ну что вы, я и не думаю обижаться, – ответила старушка.
Однако среди присутствующих все-таки был человек, которого смертельно обидел этот ни к чему не обязывающий разговор, – разумеется, им оказалась Шура. Еле дождавшись, когда соседки напьются наконец чаю и уйдут, девица во весь голос крикнула прямо в лицо матери:
– Я не хочу, чтобы мне указывали, что я должна делать! Не хочу, чтобы Ритка мной командовала! И видеть твоих дурацких знакомых я тоже не хочу!
– Шура! – строго произнесла Зоя Петровна. – Ты совершенно распустилась!
– Это по-твоему!
– А сама ты, наверное, считаешь, что ведешь себя как светская львица? – поддела сестру Рита; Шура бросила в ее сторону дикий взгляд.
– Имей в виду, – еще строже сообщила младшей дочери Зоя, – у нас с отцом был серьезный разговор о твоем поведении. Если ты не пожелаешь взять себя в руки добровольно, мы примем жесткие меры!
– Да ничего вы не сделаете, я уже взрослая! – пожала плечами девица.
– Во-первых, отныне никаких карманных денег. Ни гроша! – подчеркнула мать. – Во-вторых, одна из дома больше ни ногой! Ну и, наконец, когда закончатся занятия в университете, ты поедешь...
– На Антильские острова! – вызывающе вздернула голову Шура.
– Нет, в санаторий, – хладнокровно поправила ее мать. – Там тебя вылечат от вредных привычек. Ну а за своими манерами ты сможешь последить сама, раз уж ты такая взрослая, как утверждаешь!
– А что потом? – исподлобья зыркнула Шура, явно пораженная непривычной родительской твердостью, но не собиравшаяся сдаваться.
– А вот осенью мы посмотрим, сумеешь ли ты исправиться за лето, – отрезала мать. – Тогда и подумаем, как тебе строить жизнь дальше.
По лицу Шуры Рита ясно разглядела, что сестра подыскивает слова для уничтожающего ответа, но в это время в квартиру Шерстневых кто-то позвонил, и саркастическая гримаса на лице Шуры моментально сменилось выражением дикого торжества.
– Недолго вам осталось мне указывать, – нахально улыбаясь, заявила девица. – Скоро я стану самостоятельной, и вот тогда мы посмотрим!..
На что предлагалось посмотреть матери и старшей сестре, Шура так и не соизволила объяснить – резко повернувшись, она выплыла было из столовой, демонстративно вихляя тощими бедрышками, но, натолкнувшись в дверях на входившего Шерстнева, остановилась, точно натолкнувшись на стену.
– Это что? Это как? – растерянно оглядываясь, забормотала Шура.
Геннадий Иванович, небрежно отстранив дочь, прошел в комнату.
– Это я, твой папа, – издевательски-ласково пояснил он Шуре. – А ты что, до того уже допилась, что своих не узнаешь?
Рите подумалось, что отцовская ирония была, быть может, и уместной, но слишком уж жестокой по отношению к Шуре. Однако, зная, как болезненно относится отец к любым возражениям, не высказала свою мысль вслух – в конце концов, обострение отношений больнее всего ударило бы по той же Шуре. Вместо этого девушка с удивлением, кстати вполне искренним, воскликнула:
– Папа, почему так рано?
– Да ведь время уже обеденное, – потрепал Риту по плечу Шерстнев. – А я решил сегодня приехать как можно раньше. Ведь уже скоро явятся эти мамины приятели...
– Твои тоже, – заметила Зоя.
– Ну да, ну да. – Геннадий Иванович явно не желал сейчас обострять отношения с женой. – Только я совсем их перезабыл... Можно сказать, будем заново знакомиться!
– Девочки, вы сейчас должны привести себя в порядок, – ласково провела по небрежно рассыпавшимся локонам Риты мать. – Макияж нанесите скромный. Причешитесь поаккуратнее... Шура, к тебе особая просьба: не надевай ничего яркого! Наши институтские ребята – люди интеллигентные, культурные... Мне бы не хотелось, чтобы наша семья произвела на них впечатление нуворишей! А я пойду на кухню. Хочу сама все проконтролировать...
– Птичка, ну это уж лишнее, – заметил Шерстнев. – Павел отлично справится сам!
– Геночка, но ведь будет Лора Губина! А она так любит салат из морковки и колбасы, я помню! А вдруг Павел Ильич не знает, как его готовить?
– Еще можно послать в Вербино за комбикормом, – ввернула Шура, но родители, занятые своим спором, даже не обернулись в ее сторону, и девица, надувшись, тихо побрела прочь.
– Птичка, пойми, что Лора любила это блюдо во времена голодной студенческой молодости, – попытался умерить энтузиазм жены Геннадий Иванович. – Если бы тогда ей кто-нибудь предложил салат «Цезарь» или фаршированных крабов, она конечно же предпочла бы более цивилизованную еду!
– Ах, Геночка, ну как ты не понимаешь! Конечно, на столе будут и другие блюда! – вздохнула Зоя. – А этот салат я хочу подать просто как воспоминание о тех днях, когда мы все жили в одном общежитии... Помнишь?
– Ну хорошо, Птичка, я ведь не запрещаю... – смягчился муж. – Если ты так ставишь вопрос, то конечно... Ну а я пока поработаю в кабинете... Надеюсь, успею просмотреть пару документов, пока не начнется наш вечер воспоминаний...
Сердце Риты переполняло теплое чувство к матери; за простыми словами о студенческом салате перед девушкой встала целая картина небогатой, но веселой юности.