— Папа... он бьет меня, — сказала я дрожащим голосом, и его голова резко повернулась ко мне, широко раскрыв глаза.
— Что?
— Он... бьет меня. Своими руками. Ремнем...
Это был один из немногих случаев в моей жизни, когда я помнила, что он выглядел пораженным. Его взгляд быстро опустился на пол, уставившись на свои ботинки.
— Почему?
—Потому что он считает, что меня нужно наказать.
— Для чего?
Именно в этот момент я почувствовала, что надежда умирает. Я закрыла глаза и покачала головой. — Любая мелочь, — призналась я, хотя знала, что это бессмысленно; он не собирался спасать меня.
— Не могу сказать, что это не его дело. Он же твой муж. Твое поведение — это его отражение. Он должен найти способы убедиться, что ты остаешься в строю. Как твоему отцу, мне не нравится это слышать. Но ты уже не маленькая девочка. Ты замужняя женщина, и это твоя работа — следовать правилам своего мужа и иметь дело с последствиями их нарушений.
— Хорошо.
Я больше никогда не просила о помощи. Даже Шерифа, который поднял бровь, увидев синяки на моих запястьях, когда мы стояли в очереди к кассе продуктового магазина. Даже когда потом он поймал мой взгляд и спросил, все ли со мной в порядке. В тот момент во мне просто не осталось ни духа, ни борьбы.
Это было бессмысленно, безнадежно.
Именно это чувство я испытывала в этот момент, сидя на лестнице в своей новой тюрьме, не видя выхода, зная, что никто не придет меня спасать. Я думаю, что тринадцать лет свободы — это все, что я получу. У меня были хорошие времена. Я убила нескольких плохих парней. Я спасла несколько хороших. У меня был секс. Я выпивала. У меня появились друзья. Я много путешествовала. В общем, все было неплохо. Я сделала за эти тринадцать лет то, что большинству людей не удавалось за всю жизнь. И слава Богу, потому что эти воспоминания были единственной вещью, которая поможет мне пройти через это.
Я знала, что рано или поздно он облажается. Он устроится поудобнее. Он будет думать, что ему удалось сломить мой дух. Тогда у меня будет шанс. Замок на моей лодыжке, каким бы большим и уродливым он ни был, был абсолютно пригоден для взлома. Я могла бы сделать это при достаточном количестве попыток. И, что ж, у меня не было ничего, кроме времени. Тогда мне просто нужно было подождать, пока он споткнется, повернется ко мне спиной, когда я буду слишком близко. Я могла бы сбить его с ног, если бы он не заметил моего приближения. Привести его в бессознательное состояние, а потом, черт возьми, сделать все необходимое, чтобы он не пришел за мной снова.
Я поднялась с лестницы и спустилась вниз, съежившись под тяжестью кандалов. Они собирались разорвать кожу под ними, независимо от того, какой толстый слой одежды я носила. Они будут натирать, отягощать.
О, радость плена!
Я медленно двигалась, стараясь как можно дальше оттянуть закованную ногу, чтобы манжета не давила, заглядывая в шкафчики, пытаясь понять, есть ли у меня варианты для самообороны или для вскрытия замка. Только пластиковая посуда, конечно. Он не был настолько глуп. Шкафы были полны бумажных тарелок и мисок, одноразовых стаканчиков. В ящике рядом с плитой стояли кастрюля и сковородка. Холодильник был полностью заполнен, так что, по крайней мере, я не собиралась медленно умирать с голоду вдобавок ко всему остальному. Вода в кухне и ванной работала. В аптечке не было ничего, кроме марли, бинтов и тройного антибиотика. Он даже больше не держал там антисептик, я предположила, что он боялся, что я могу рассматривать его как легкий выход — хотя смерть от употребления антисептика была практически неслыханной.
Черт возьми, если я хочу покончить с этим, все, что мне нужно сделать, это наполнить ванну, или перестать пить на несколько дней, или обернуть мою цепью вокруг шеи. Все это гораздо более дурацкие решения для самоубийства, чем пить какой-нибудь антисептик в ванной, который, вероятно, просто заставит меня бесконтрольно блевать и, возможно, у меня будет припадок... а потом выжить. Я была почти уверена, что мне хватит мучений от рук Дамиана... Я не собиралась причинять вред сама себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я подошла к кровати, молясь изо всех сил, чтобы мне не пришлось делить ее с Дамианом, и села на ту сторону, которая раньше была моей. Открыв тумбочку, я обнаружила ожерелье, которое раньше принадлежало моей матери, и два романа в мягкой обложке, которые я читала до того, как выбралась оттуда.
Пожав плечами и покорно вздохнув, я вытащила одну из книг и забралась в постель.
Если уж мне предстояло оказаться в физическом плену, то, по крайней мере, у меня был возможность мысленно сбежать.
Позже я заснула. И я мечтал о Кэше, который спасет меня.
Глава 20
Кэш
Этот сукин сын владел магазином ковров в городе. Как, черт возьми, это не попало на радар Ло, было абсолютно непонятно. Я был уверен, что она следила за ним. Она была слишком бдительна, чтобы этого не делать. Но ей этого не хватило.
Я превысил скорость на своем байке, безопасность дорожного движения была абсолютно последней гребаной вещью, о которой я думал. Главное — добраться до нее как можно быстрее, пока этот ее чокнутый муженек не натворил еще больше бед, чем у меня дома. Если он дотронется до нее своими руками, если он заставит ее делать это...
Я отогнал эту мысль, когда свернул в промышленную часть города, где у Шейна Маллика был склад, который он превратил в огромный дом для себя и своей женщины, и попытался успокоить стук своего сердца.
В магазине ковров не было ничего, что указывало бы на то, что в нем можно жить, но я ни за что не уеду, не проверив его. Боковая дверь была укреплена стальной решеткой и соединена с системой безопасности. Разочарованно вздохнув, я подошел к фасаду здания, поднял один из осколков кирпича, из которых состояла заброшенная клумба, бросил его в витрину и, не дожидаясь, пока она вывалится, пролез внутрь.
Как я и подозревал... ничего.
— Черт возьми! — Крикнул я, проходя через переднюю и заднюю комнаты в поисках чего-нибудь, чего угодно.
Там ничего не было. Никаких дверей, ничего, кроме нескольких пыльных стеллажей и подставок для ковров. Чертовски пусто.
— Здесь нихрена нет, — прорычал я в трубку, оборвав приветствие Малкольма.
— Что значит — там ничего нет?
— Я имею в виду, что это просто гребаный пустой магазин ковров. Внутри ничего и никого нет, Малк. Ее здесь нет.
— Она должна быть там, — настаивал он, и я услышал нотки отчаяния в его голосе.
— Ты можешь, блядь, прийти сюда и посмотреть, чувак, но тут нихрена нет, — я пнул ногой край стойки, наслаждаясь резкой болью в ноге. — Какого хрена мы теперь будем делать? Где еще мы можем искать?
Затем последовала долгая пауза: — Я не знаю.
— Что значит— не знаешь? Ты должен знать. Вы, ребята, блять, знаете все.
— Он призрак, приятель. Он даже оплачивает свои счета наличными. Здесь не на что опереться. Я попробовал.
Я выскочил из разбитого окна, подошел к своему байку и долго сидел на нем. Я был не в состоянии вести его. Мне нужно было знать, куда двигаться дальше. Мне нужны были кости, чтобы ломать их. Мне нужна была хоть какая-то гребаная... зацепка.
Она не могла просто так... исчезнуть.
Но дело в том, что она действительно пропала. Она вполне могла уже давным-давно исчезнуть. Этот чертов Дамиан, очевидно, держал много наличных на руках. Он мог легко выбраться из города. Он мог взять Ло и исчезнуть, и никто никогда больше ее не увидит. Приспешники старались не совать свой нос в чужие дела, но это не означало, что мы не знали, как другие ничтожества умудрялись действовать в определенных ситуациях, как им удавалось полностью исчезнуть с лица Земли, когда их настигали проблемы. А у этого парня, Дамиана, были годы, чтобы только и делать, что планировать, как он снова доберется до своей жены.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мать твою, — прорычал я в трубку, даже не осознавая, что все еще прижимаю ее к уху.