— Что тебе, парень?
Мориц дал мне несколько местных монет. Я сделал то, что мне казалось самым благоразумным: заказал кружку темного эля — обычный здешний напиток. Кружка оказалась больше, чем я ожидал. Он принес мне кружку с пеной по краям, и я дал ему монету. У пива был горьковатый вкус, впрочем, не неприятный. Я осмотрелся в поисках Ульфа, вглядываясь в темные углы, где на деревянных стенах висели головы оленей и диких кабанов. На мгновение мне показалось, что я его вижу, но человек передвинулся в более светлое место. Это был не Ульф.
Я начал нервничать. С шапкой меня признавали мужчиной, поэтому я вполне мог находиться здесь. Но мне не хватало уверенности тех, у кого были настоящие шапки, и я, конечно, сознавал свое отличное от остальных положение. Установив, что Ульфа здесь нет, я хотел уйти побыстрее. Как можно незаметнее я поставил кружку и начал продвигаться к улице. Не успел я сделать и двух шагов, как человек в кожаном переднике окликнул меня. Я обернулся.
— Эй! — Он протягивал несколько мелких монет. — Ты забыл сдачу.
Я поблагодарил его и хотел идти дальше. Но тут он увидел, что моя кружка на две трети полна.
— Ты не допил свой эль. Тебе он не понравился?
Я торопливо сказал, что эль понравился, просто я не очень хорошо себя чувствую. К своему отчаянию я увидел, что посетители начали проявлять ко мне интерес. Человек за прилавком отчасти, казалось, смягчился, но сказал:
— Ты не вюртембуржец, говоришь не так. Откуда ты?
На это у меня был готов ответ. Мы должны были называть себя приезжими из отдаленных мест. В моем случае это была местность на юге, называемая Тироль. Я так и сказал.
Что касается возможных подозрений, то это подействовало. С другой точки зрения, выбор оказался неудачен. Позже я узнал, что в городе были сильные антитирольские настроения. В прошлом году на играх тиролец победил местного чемпиона и, как утверждали, победил нечестно. Один из посетителей спросил, отправляюсь ли я на игры, и я, ничего не подозревая, ответил, что да. Последовал поток оскорблений… Тирольцы все лгуны и воры, они презирают добрый вюртембургский эль. Их нужно выгнать из города, выкупать в реке, чтобы немного очистить…
Нужно было убираться, и побыстрее. Я проглотил оскорбления и пошел. Снаружи я затерялся бы в толпе. Думая об этом, я не смотрел себе под ноги. Из-под одного столика протянулась нога, и под аккомпанемент общего хохота я растянулся на опилках, которыми был посыпан пол.
Даже это я готов был вынести, хотя при падении больно ушиб колено. Я начал вставать, но в этот момент кто-то ухватил меня за волосы, проросшие сквозь шапку, затряс яростно и ударил о землю.
Нужно быть благодарным, что при этом у меня не свалилась фальшивая шапка. Нужно было думать только об одном — о возможности благополучно уйти и добраться до баржи. Но боюсь, что в тот момент я не мог думать ни о чем, кроме боли и унижения. Я встал, увидел перед собой ухмыляющееся лицо и размахнулся.
Мой противник был примерно на год старше меня и гораздо тяжелее. Он презрительно отразил мою атаку. Не сознавая, как глупо я себя веду, я использовал то, чему меня научили во время долгих тренировок. Я поднырнул под его руку и нанес ему сильнейший удар в грудь. Теперь была его очередь упасть, и люди, стоявшие вокруг нас, взревели. Мой противник медленно встал, его лицо было искажено гневом. Остальные образовали круг и раздвинули столы. Я понял, что боя не избежать. Я не боялся, но понимал собственную глупость. Джулиус предупреждал меня о моей несдержанности, и вот, спустя всего неделю после начала важнейшего дела, эта несдержанность подвела меня.
Он двинулся на меня, и я снова сосредоточился на настоящем. Я увернулся и сбоку ударил его. Хотя он и был тяжелее меня, ему не хватало умения. Я мог сколько угодно плясать вокруг него, нанося удары. Но этого нельзя было делать. Нужен один решающий удар. Со всех точек зрения, чем скорее это кончится, тем лучше.
Поэтому, когда он в следующий раз атаковал меня, я отразил удар левым плечом и сам сильно ударил его в уязвимое место под ребрами. Я вложил всю свою силу в этот хук. Глотая воздух, он непроизвольно пошел головой вперед. От второго моего удара он еще быстрее двинулся, но уже назад и ударился об пол. Зрители молчали. Я поглядел на лежащего противника и, видя, что он и не собирается вставать, направился к двери, ожидая, что кольцо зрителей расступится и меня выпустят.
Но этого не случилось. Они продолжали молча и неподвижно смотреть на меня. Один из них наклонился над лежащим. Он сказал:
— Удар в голову. Он может быть серьезно ранен.
— Нужно вызвать полицию, — заметил кто-то другой.
Несколько часов спустя я смотрел на звезды, ярко горевшие на чистом черном небе. Я был голоден, замерз. Но больше всего я был недоволен собой. Я был пленником в яме.
Член магистрата, который допрашивал меня, проявил вопиющую несправедливость. Мой противник оказался его племянником и сыном богатейшего купца в городе. Ясно было, что я спровоцировал его, унизительно отозвавшись о вюртембуржцах, и ударил, когда он не смотрел на меня. Это совершенно не соответствовало случившемуся в действительности, но большинство свидетелей подтвердили эту версию. Правда, нужно сказать, что моего противника среди них не было: он все еще не пришел в себя после удара головой об пол. Меня предупредили о том, что, если он не поправится, меня повесят. А тем временем я был приговорен к заключению в яме до городского праздника.
Именно в этот день и производилось наказание преступников. Яма оказалась круглой, примерно пятнадцати футов в диаметре и такой же глубины. Дно и стены вымощены камнем. Гладкие стены не давали возможности выбраться, а вверху торчали остриями внутрь железные прутья, которые вообще делали невозможным побег. Меня бросили сквозь них, как мешок картошки, и оставили. Мне не дали еды, мне нечем было укрыться на ночь, которая оказалась очень холодной. При падении я разбил локоть и ободрал руку.
Но по-настоящему веселье, как с удовлетворением сказали мне, начнется завтра. Яму содержали отчасти для наказания, отчасти для развлечения жителей. В их обычае было бросать в несчастных пленников все, что подвернется под руку. Предпочитали обычно гнилые овощи, комки грязи, помои и тому подобное, но если они сердились по-настоящему, то могли использовать камни, поленья и разбитые бутылки. В прошлом бывало, что пленников тяжело ранили или даже убивали. Они ожидали получить завтра большое удовольствие и не преминули сообщить мне об этом.
Хорошо еще, что небо оставалось ясным. Тут не было защиты от дождя. У стены стояло корыто с водой. Хотя я и хотел пить, но не настолько: света было достаточно, чтобы разглядеть зеленую слизь по краям корыта. Пленникам не давали еды. Достаточно проголодавшись, они могли есть гнилые отбросы, кости, черствый хлеб и все прочее, чем в них швыряли. Это тоже считалось развлечением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});