Когда Коннор дошел до своего офиса, в его душе остались только яркие впечатления, картины, свободные от тех переживаний, которые они вначале несли. Беатрис, уверенная в себе. Беатрис лукавая, с мягким взором. Беатрис покорная, уступающая. Беатрис в ужасе. Зажигая свет, Коннор остановился, нахмурился, задумавшись над последним образом, вспоминая, как она дрожит и поспешно отодвигается. В течение нескольких минут она была действительно напугана, он мог в этом поклясться. Среди всех ее образов, которые он хранил в памяти, этот по-настоящему удивил его.
Он щелкнул выключателем настольной лампы и сидел теперь в круге света. Что было в ней такое, что пробуждало в нем решимость овладеть ею, почувствовать ее ответное желание, заставить ее признать, что она хочет его как мужчину? Неужели им движет только гордость или любопытство? Или что-то еще? Черты его лица утратили жесткость, разгладились. Какая разница, если он сможет завоевать ее? Она пренебрегала его даром убеждения, не доверяла ему, пыталась использовать его в своих целях. Но чтобы воспользоваться его даром, ей придется подойти к нему ближе, чем считается разумным. Нет на свете такого человеческого существа, которое никогда не поддается соблазну. Коннор улыбнулся, предвкушая и уже наслаждаясь сладкими плодами победы. Она в той же западне, что и он сам, жертва той хитрости, которую сама же и подстроила. Его улыбка стала шире.
Так ей и надо!
Глава 12
Через два дня вечером Беатрис и'Элис в гостиной обсуждали официальную повестку дня собрания директоров Объединенной корпорации. В этот момент домой вернулась Присцилла. Беатрис знала, что для ее племянницы прошедшая неделя отнюдь не была приятной. Сама девушка ничего об этом не говорила, поскольку приходила либо совсем измотанная, либо очень злая, но тетя получала отчеты о ее деятельности от Диппера и Шоти. Беатрис положила свой доклад и с дивана наблюдала, как Присцилла тащилась по ступенькам. Девушка отказалась от шелка и тюлевой отделки в своих нарядах, предпочитая теперь хлопчатобумажные блузки и юбки из шерстяного джерси, но ее одежда все еще выглядела ужасно испачканной после работы.
– Как прошел день, джентльмены? – спросила Беатрис у Диппера и Шоти, появившихся в дверях гостиной.
– Никудышная из нее кухарка, должен вам сказать, – уныло признался Диппер. – Она как будто никогда не видела, как ощипывают цыпленка. А едва я ей показал, так ее чуть не стошнило. Потом повариха послала ее на рынок... так она торговаться совсем не умеет и даже не проверяет, не надули ли ее. Чуть не обобрали девчонку дочиста.
– Ей надо было отдать все деньги Джеффу, – вмешался Шоти, обращаясь в основном к приятелю. – Он бы проследил, чтобы заплатить правильную цену.
– Ага, как же! – с возмущением заявил Диппер. – Да он втридорога платил. За бифштексы, вспомни.
– А что, хорошее было мясо, – хмурясь, ответил Шоти. – И парень прав – надоело каждый день получать тушеные овощи и водянистый суп.
Диппер повернулся к Беатрис, объясняя:
– Нас послали на рынок купить цыплят. Только он и она, – очевидно, имея в виду Джеффри и Ьрисциллу, – немного поссорились из-за этих бифштексов. Она не позволяла ему держать деньги, которые дала повариха... говорила, что на все не хватит. Ну он и удалился... а нам еще надо было купить картошку, морковку, лук и все такое прочее.
Беатрис представила себе Присциллу на рынке среди битой птицы, гор картофеля, пустившего ростки, кучек вянущей зелени и корзин с сочащимися помидорами.
– Джеффри не остался, чтобы помочь ей?
Диппер смешался и принялся мять поля своей шляпы. Беатрис, нахмурившись, повернулась к Шоти.
– Мистер О'Ши?
– Он пошел к прилавкам и нашел там репу и помидоры, – косо взглянув на Диппера, ответил Шоти.
– Ага... чтобы бросить в нее, когда она вышла от мясника, – с негодованием заметил тот.
– Ну, он же не попал, – возразил Шоти. – Чего было так обижаться.
– Это было неправильно – оставить ее со всеми покупками и сбежать, – провозгласил Диппер. – Он должен был помогать.
– Он помогал.
– Нет, – настаивал Диппер. – Мы с тобой и мисс Присцилла несли все сами.
– Ну, ему же натирал сапог, у него здоровенная мозоль – я сам видел.
– Ничего бы не натер, если бы не сбежал...
– Спасибо, джентльмены, – прервала их перебранку Беатрис, – думаю, я уловила суть.
Она смотрела, как приятели направлялись на кухню, по дороге споря, кому надо было рассказывать, и в их ссоре видела отражение той напряженности, которая возникла в отношениях между ее племянницей и Джеффри. Дело явно сдвинулось с мертвой точки.
– Может, ей надо кому-то выговориться, – предположила Элис.
– Я как раз об этом подумала. Остальное подождет до завтра. – Беатрис отложила бумаги и устремилась к лестнице.
Звуки приглушенных рыданий заставили ее остановиться у дверей Присциллы. Тревога, никогда не покидавшая ее душу, вернулась с удвоенной силой. Какой урок Присцилла на самом деле получит из всего этого? Что, если работа и мир, в которые ей пришлось окунуться, слишком грубы для нее? Беатрис подумала, что ее племяннице может потребоваться помощь, чтобы сделать правильные выводы из этого опыта, и никто другой, кроме тети, не в состоянии ей помочь. Луч света из коридора пересек темную комнату, осветив кровать Присциллы с балдахином из кружев. Девушка лежала поперек нее, вниз лицом, все еще в испачканной одежде, и отчаянно рыдала. Беатрис собрала всю свою волю, отгоняя нахлынувшее чувство вины, и присела рядом на край кровати.
– Что вам надо? – Голос Присциллы заглушало скомканное постельное белье.
– Хотела посмотреть, как ты, – ответила Беатрис.
– Прекрасно, просто прекрасно.
– Не похоже. Присцилла, сядь и давай поговорим. Девушка поднялась с кровати и обеими руками вытерла мокрое лицо.
– Ну вот, теперь вы счастливы... из-за того, что разрушили мою жизнь... сделали меня несчастной, – с болью проговорила она, – такой же, как вы.
– Ты думаешь, я хочу, чтобы ты была несчастна?
– Конечно, чтобы, составить вам компанию. – Глаза Присциллы блестели от слез.
– Я не несчастна, наоборот, я удовлетворена своей жизнью.
– Тогда почему вы всегда такая злая? – Девушка прерывисто вздохнула, успокаиваясь. – Вы все время повторяете, что жизнь несправедлива и как тяжело приходится женщинам в этом мире. И вы ходите на эти собрания, где все говорят, какие мужчины отвратительные и ужасные.
– Ты что, на самом деле так думаешь? Будто я считаю всех мужчин отвратительными и ужасными?
– Вы их ненавидите. Об этом все знают, даже Элис. Вот почему вы против нашей с Джеффри любви. То, что у вас был мужем гадкий старикашка, вовсе не означает, что все мужчины плохие.