«Сирена»в гавани возвестила о его прибытии гораздо раньше, чем об этом сообщили газеты.
Однако он велел слугам говорить всем, кто бы ни приходил, что его нет дома. Когда же опустились сумерки и быстро стемнело, герцог сказал:
– Вечером после ужина я хочу кое-куда отвезти вас. По этому случаю я хочу, чтобы вы надели то необычное платье, которое привезла с собой утром мадам Бертин.
– Там было одно такое платье, очень красивое, – ответила Милица. – Она сказала, что оно бальное, но я не знаю, надену ли когда-нибудь его.
– Обещаю, что вам еще не раз придется надевать его.
Не дожидаясь расспросов, он продолжил:
– Ступайте отдохните, а вечером наденьте именно это платье.
Она поднялась к себе, и они встретились только во время ужина.
Княжна вышла в платье, которое выделялось среди других нарядов, принесенных мадам.
Оно было белое, до самых пят, украшенное серебристой, сверкавшей на свету вышивкой.
– Оно казалось Милице волшебным, и она думала, что ее матушка, наверное, наряжалась в такое же платье во время великолепных балов в Зимнем дворце.
Когда Милица надевала платье, то подумала, что герцог, видимо, имел в виду то же самое, заказывая его.
Глаза герцога излучали не только одобрение, но и восхищение, когда он смотрел на нее. Но он только сказал:
– Вы очаровательны! – Ужин готов. Пойдемте?
Повар на вилле оказался таким же мастером своего дела, как и кок на «Сирене».
Вскоре они вновь увлеклись излюбленными спорами, и Милица чувствовала себя фехтовальщицей, которая пыталась парировать выпады герцога.
Будучи более искусным в словесных баталиях, он неизменно выходил из них победителем.
После обеда француженка-горничная, помогавшая Милице одеваться, уже ожидала ее в холле с бархатной накидкой, отделанной белой лисицей, и с кружевным шарфом; чтобы покрыть голову.
Изысканное тонкое кружево шарфа было настолько длинное, что, спадая с плеч, доходило до подола платья.
Вечер был холодный, и она понимала, что герцог, как и на яхте, оберегал ее от ночной прохлады., Автомобиль уже дожидался их, и они поехали вниз к морю.
После оживленной беседы за ужином герцог был довольно молчалив, и Милица не знала, о чем он думает.
«Он так добр… и я хочу… отблагодарить его, несмотря на то, что он не хочет моей благодарности», – думала она.
Автомобиль остановился у подъезда какого-то дома. К удивлению Милицы, свет горел в нескольких окнах.
– Эта вилла принадлежит одному русскому, спасшемуся от революции, – сказал герцог. – Его сейчас нет, но я хочу что-то показать вам.
Он помог княжне выйти из автомобиля, и они вошли в холл, который был пропитан ароматом цветов. Слуга принял от Милицы шаль, оставив на ней кружевную вуаль.
Герцог повел ее вдоль прохода, и когда они достигли его конца, послышались величественно-тихие звуки музыки. Они напоминали ей орган.
Княжна с волнением ожидала, что их будет встречать множество гостей.
Герцог подал ей руку. Она сжала ее пальцами и сказала:
– Я… я не знаю… как… вести себя, Герцог остановился.
– Это не прием, – ответил он. – Здесь частная часовня Русской Православной Церкви, к которой вы принадлежите.
Перехватив ее изумленный взгляд, он сказал:
– Ваш отец велел мне позаботиться о вас, и я намерен сделать это как ваш муж!
Милица замерла.
Она держалась за него обеими руками, будто боясь упасть.
– В-вы… просите меня… в-выйти замуж за вас? – спросила она еле слышным голосом.
Он отрицательно покачал головой.
– Я не прошу тебя – я повелеваю тебе! – сказал он. – Так же, как ты требовала тогда моей помощи. Тебе так же невозможно отказаться, как и мне тогда, Он заглянул ей в глаза, и Милица поняла, что это – правда и ей ничего не остается, Как повиноваться ему.
Он понимал, какие чувства ее обуревают.
Он ввел княжну в открытую дверь и повел к свету свечей, горевших на алтаре ив серебряных светильниках, свисающих со свода церкви.
На обратном пути к вилле Милице все еще казалось, что она видит сон и никак не может пробудиться.
Сама служба, молитвы, произносимые перед святыми иконами, зажженные свечи в руках у нее и герцога и венцы, которые держали над их головами, – все это сплелось в замечательную картину, она это никогда не забудет.
Эта церемония запечатлелась в ее сердце.
Твердый голос герцога перед алтарем и ее робкие и смущенные ответы священнику отзывались в ней странной мелодией – это была песня радости, всколыхнувшейся в ее душе.
Княжну точно окрыляла всевозрастающая восторженность, особенно с того момента, когда герцог надел кольцо на ее палец и они опустились на колени для благословения.
И вот она осталась наедине с мужчиной, который стал ее мужем, тот самый человек, которого она ненавидела, а теперь питала к нему совсем иное чувство.
Они подъехали к вилле, и, когда вышли из автомобиля, герцог сказал:
– Наверху, в твоей гостиной, есть шампанское, давай выпьем за наше будущее, Милица уже успела мельком познакомиться со своим будуаром, который был так же великолепен, как и все на вилле.
Когда они с герцогом вошли туда, она увидела, что он убран белыми цветами, а в полумраке в нем витал волшебный дух неземного очарования, от которого все вокруг казалось нереальным, как и весь этот вечер.
Она оглядывалась вокруг, когда герцог снял меховую накидку с ее плеч. Затем – вуаль, прикрывающую голову, и она удивилась себе, что не сразу поняла, что это – подвенечная фата.
Она повернулась к герцогу и увидела, как на его губах играет слабая улыбка, а в глазах какое-то необычное выражение – так он еще не смотрел на нее.
Вопрос, который она хотела задать ему, непроизвольно сорвался у нее с губ:
– Как случилось… что ты захотел… жениться на мне?
– Когда умер твой отец и ты обратилась ко мне за утешением, – ответил герцог, – я понял, что должен заботиться о тебе, но не так, как ты предлагала, а всю жизнь.
– Это… то, что ты… сам хочешь? – спросила Милица.
– Пожалуй, я без слов, более красноречиво скажу тебе, чего я хочу.
Он придвинулся к ней и, когда обнял ее, почувствовал, как она дрожит, уткнувшись лицом в его плечо.
– Так я держал тебя тогда, – тихо сказал он, – и понял, что влюблен.
Милица от удивления подняла на него глаза, и его губы оказались очень близко к ее губам.
Герцог пристально всматривался в нее, и наконец ее губы оказались в плену его губ.
В первую минуту он ощутил, какие у нее мягкие губы, невинные и неуверенные. А когда его поцелуй стал более настойчивым и он теснее прижал ее к себе, поцелуй показался ему совсем не похожим на прежние поцелуи.