Иосиф Шмид (1787–1850) пришел к Песталоцци в 1801 г. четырнадцатилетним мальчиком и поступил а его школу. Здесь он обратил общее внимание своими способностями, особенно в области геометрии и арифметики, и уже в 1803 г. он сделался помощником учителя. Очень скоро вместе с Нидерером он стал одним из основных работников Института.
В 1810 г. он покинул внезапно Институт и вернулся обратно лишь по настойчивой просьбе Песталоцци и Нидерера уже в 1815 г. и с тех пор не оставлял Песталоцци почти до самой смерти. В том споре, который произошел между двумя ближайшими друзьями Песталоцци, Шмитом и Нидерером, Песталоцци стал решительно на сторону Шмида, чем вызвал смертельную ненависть к себе и Шмиду со стороны Нидерера.
Шмид принес с собою в Институт крепкую крестьянскую деловитость. умение жестко администрировать, ясно мыслить и резко ставить вопросы. Повидимому, он был грубее и откровеннее в своих действиях, чем Нидерер. Это было противоречие не только между двумя темпераментами и между двумя личностями, это было противоречие разных культур и разных классов В то время как Нидерер весь связан с городской буржуазией. Шмид — типичный крестьянин, мелкий буржуа, со всеми его характерными чертами. Неудивительно, что Песталоцци склонился к Шмиду, а не к Нидереру. Вспоминая о том, как Шмид, испортив отношении почти со всем коллективом и в особенности с Нидерером, в день помолвки последнего с одной учительницей[5], которую любил Шмид, покинул Институт. Песталоцци пишет: «он покинул нас летом 1810 г. Это как ножом разрезало мое сердце, я любил его как мою душу».
Шмид не переносил того беспорядка и неорганизованности, которые характеризовали Институт Песталоцци. Он неоднократно прямо и резко об этом говорил, он призывал к экономии, так как Институт, а стало быть и Песталоцци опять оказались в долгах. Он требовал сокращения излишнего количества педагогов (Были такие моменты, когда на семьдесят учащихся было около тридцати обучающих их педагогов.) Он не стеснялся вообще резко критиковать кого угодно и как угодно Это не могло нравиться учителям, поэтому наступило резкое охлаждение, и Шмид, как было сказано, ушел. Покинув Ифертен, он поселился в Вене, где с большим успехом преподавал математику в немецкой школе, а через некоторое время стал даже в одном небольшом городе директором школы Он не удовлетворился тем. что порвал с Институтом, но выпустил брошюру, в которой, не осеняясь, резко критиковал Институт, в котором он был еще недавно основным работником.
В отсутствии Шмида дело пошло все хуже и хуже, и сам Нидерер принужден был просить Шмида вернуться. В течение двух лет уговаривали Песталоцци и Нидерер Шмида вернуться. В одном из писем Нидерер между прочим пишет: «Вы мужественны, сильны и поэтому достойны уважения. Но это вам дала природа. Вы, однако, больше. Вы истинны. Вы стремитесь к хорошему с твердым убеждением. Это создает человек сам и это делает вас человеком чести.
Мое сердце полно, я должен вам сказать это прямо, ибо то, что вы можете дать — это одна из прекраснейших надежд моей жизни».
В другом письме после свидания со Шмидом Нидерер пишет: «Ваша близость была для меня прекрасной, нежной, она обвевала нас, как плодотворный, все оживляющий гений».
Шмид вернулся. Он принялся за свои жесткие реформы. В этом ему помогала жена Песталоцци, которая все время предупреждала Песталоцци против Нидерера и против его будущей жены, одной из учительниц в Институте Песталоцци, а потом руководительницы женской школы. — Кастгофер. Анна Песталоцци встретила Шмида, когда он вернулся, следующими словами: «Для кого вы вернулись, — для Песталоцци или для Нидерера?» И когда Шмид сказал со всей решительностью:»Я ни для кого, кроме моего друга Песталоцци, не мог вернуться», она вместе с ним принялась за улучшение совершенно развалившегося Института.
Шмид быстро подтянул Институт — снова ценой сокращения персонала, проведения режима экономии и т. д. Не прошло двух лет, как Нидерер опять стал во главе недовольной части учительства, и так же, как семь лет назад неожиданно ушел Шмид, так же неожиданно ушел Нидерер. Но уходя, он допустил выходку, которую ему никогда не мог простить Песталоцци.
Была весна 1817 г… происходило богослужение я торжество по случаю конфирмации нескольких воспитанников Института. Нидерер, как пастор, сказал речь, и в этой речи он допустил с кафедры совершенно неожиданно самые грубые выпады против Песталоцци, сказав между прочим, что с ним никто не может иметь дело, что под одной крышей с ним не может оставаться ни один уважающий себя человек. Песталоцци не выдержал, прервал его речь и указал ему на то, что он находится тут для конфирмации его воспитанников и что совершенно недопустимо в этой обстановке сводить личные счеты.
Анна Песталоцци
Нидерер ушел, и после этого в течение целых семи лет тянулся весьма тяжелый, чрезвычайно дорого давшийся Песталоцци судебный процесс. Дело в том. что Песталоцци, весьма доверявший руководительнице женской школы Кастгофер, по-видимому, фиктивно переписал эту школу на ее имя. Правда, он составил при этом подробный договор, который обеспечивал его и ее права. Договор этот совершенно загадочно исчез из стола Песталоцци, по-видимому был кем-то украден После этого вскоре последовала неожиданная для всех женитьба Нидерера на Кастгофер и еще неожиданнее — разрыв с Песталоцци. Эта женская школа под руководством Нидерера и его жены просуществовала до 1837 г… когда Нидерер переселился и Женеву.
Много раз писал Песталоцци за это время Нидереру. В этих письмах старик Песталоцци проявляет много мягкости и самопожертвования; он готов итти на всякие компромиссы, только бы Нидерер, которого он сильно любил и чувство к которому в его душе оставалось, прекратил этот позорный и тяжелый процесс. Нидерер не только не сделал этого, но когда после окончания процесса Песталоцци выпустил книгу «Мои судьбы», где описал историю своего Института, от его возникновения до конца, Нидерер ответил через некоего Бибера гнуснейшим пасквилем, направленным против Песталоцци и против Шмида.
Нидерер не удовлетворило этим. Можно не сомневаться, что именно благодаря его проискам Шмид был в 1625 г. выслан из Ифертена, а это было внешним толчком в закрытию Института. Институт был закрыт в 1825 г., и усталый, больной, разбитый всеми дрязгами Песталоцци возвратился в свой Нейгоф, к внуку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЬ». СМЕРТЬ
«Умереть не страшно. Я умру охотно, так как я устал и хочу наконец найти покой: но жить, всем пожертвовать, ничего не достичь и увидеть все разбитым и так уйти в могилу, это — ужасно. Я не могу этого высказать. Я хотел бы плакать, но нет слез в моих глазах».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});