нацистов. Значит, надо работать и в этом направлении тоже. Ещё нам не хватало концлагерей, которые проводят опыты над людьми.
Кстати, из Японии тоже до сих пор нет новостей по этому поводу. И если нечто подобное зарождается в этом мире, то нужно выжигать хворь калёным железом и не оставлять никаких шансов.
Глава 21
Местечковые дрязги в военное время
Сегодня я принимал у себя сразу обоих своих «гражданских силовиков», хотя кое-кто и скажет, что их у меня больше. Ладно, спорить не стану, а лишь скажу, что суть не в терминах, а в той роли, что они играют в государстве.
— Присаживайтесь, господа генералы, — приветливо предложил я, указывая на стулья.
Усевшись, генералы запереглядывались. На совещании доклад положено начинать тому, кто был младше. Это как на военном совете — первым высказывается младший, потому что если свое веское слово скажет самый главный по должности или чину, возражать уже никто не станет. А здесь, кто у меня старше — Кутепов или Мезинцев? Вроде бы, брать чисто формально, то Александр Павлович старше и по возрасту, и по званию, да и чин министра звучит весомее, нежели должность начальника КГБ. А вот касаемо важности, тут можно поспорить.
Я вздохнул и кивнул Мезинцеву:
— Владимир Викторович, начинайте вы.
Кутепов горделиво расправил плечи. Вот так вот, сам император признал его старшинство! Что ж, пусть радуется. Я все равно рано или поздно (а лучше рано), поменяю Кутепова на того, кто и помоложе, и потолковее. Жаль, в настоящее время у меня подходящей кандидатуры нет.
Подумал, и опять вспомнил еще о МИД. Пылаева я уже давным-давно собираюсь отправить в отставку, но кем заменишь? Хотел предложить этот пост своей матушке — та отказалась. Мол, у них не принято, чтобы члены императорской семьи, тем более женщины, занимали высокие должности. Великая княгиня Татьяна — исключение, а не правило.
— Ваше величество, хочу доложить, что неделю назад нашими сотрудниками была задержана немецкая разведгруппа в составе радиста, двух агентов. После допросов установлено месторасположение ещё двух агентов. Имелся и резидент, но его взять живым не удалось.
— Господин генерал-майор государственной безопасности, не забывайте, что немецкие агенты были установлены благодаря моим людям, — вмешался Кутепов, но наткнувшись на мой взгляд, затих.
— Я и не забываю, ваше превосходительство, — чуточку снисходительно сказал Мезинцев. — Первый агент и на самом деле был установлен полицейским чином в городе Вельске, но мои люди узнали о существовании агента практически сразу.
— Господа, давайте без межведомственных склок, — устало попросил я. Судя по довольному выражению лица Мезинцева, полицейский чин в Вельске, ещё и работает на жандармерию. Что ж, похвально.
— А каковы цели немецкой резидентуры? — поинтересовался я, вспоминая — что у нас имеется интересного в Вельске, чтобы держать там и группу, и радиста? Ни оружейных заводов, ни предприятий машиностроения там точно нет. Разумеется, отыщутся там какие-нибудь швейные мастерские, где шьют шинели для армии или катают валенки, но такие имеются в каждом уездном городе. А Вельск у меня в Вологодской губернии или в Архангельской? В моей истории он изначально принадлежал Вологде, а потом отошел Архангельску.
— Неподалеку от Вельска имеются лагеря для немецких и французских военнопленных, — сообщил Мезинцев. — Александр Павлович, запамятовал — сколько общая численность?
— Там четыре лагеря, в каждом по пять тысяч пленных, — охотно доложил Кутепов. — Два в Вологодской губернии, два в Архангельской. Трудятся пленные исправно, кормят всех по категории А, то есть, по высшей. В день полагается два фунта мяса и полфунта рыбы, хлеб без ограничений. Вот только, с инструментами иной раз выходит заморочка — пил и топоров не хватает, поэтому заключенные, которых приходится оставлять в бараках, скучают.
Скучающие заключенные — это сильно! Пожалуй, стоит Кутепову озаботится о каком-то полезном досуге. Не хватает пил и топоров — пусть лапти плетут, или еще что-то. Курсы вязания можно открыть. Нехай маскировочные сети плетут, а то и рыболовные. Неужели нельзя чем-нибудь озадачить военнопленных, чтобы они не маялись дурью? От дури все беды.
Да, а два фунта мяса на день — не слишком ли жирно? И хлеб без ограничений — это как? Ладно, об этом потом. Если работают на совесть — так пусть и едят как следует.
— Значит, немцы планировали поднять восстание среди заключенных? — поинтересовался я. Тут догадаться не сложно.
Итак, восстание близ Вельска… А там у нас железная дорога, соединяющая Архангельск с Вологдой. То есть, начнись такое восстание, и Русский север будет на какое-то время отрезан от центра. Есть, разумеется, железная дорога от Санкт-Петербурга до Мурманска (тьфу ты, до Романова-на-Мурмане), но все равно, неприятно. А в Архангельской губернии у нас много чего имеется. И оружейные заводы, и пороховые фабрики. А прорвись хотя бы тысячи три немцев к Архангельску — совсем плохо. Разумеется, там у нас есть и воинские подразделения, и морпехи неподалеку, но…
— Продолжайте, Владимир Викторович, — кивнул я.
— Агентура должна выйти на контакт с руководством одного из лагерей, дать ему крупную взятку, чтобы те закрыли глаза на побег большой группы заключенных. В условленном месте пленных будет ожидать тайник с оружием, боеприпасами и продовольствием.
Я слушал Мезинцева и копался в памяти. А ведь точно. Нечто подобное было в моей истории. В году этак в сорок втором, а может и сорок третьем, точно уже не помню, немецкая агентура в вологодской области тоже затеяла освобождение военнопленных. По рации связывались с центром, а с территории, занятой фашистской армией, засылали транспортные самолеты с продовольствием и оружием. Любопытно, предложит ли Мезинцев начать радиоигру?
— Ваше величество, нам удалось перевербовать радиста и мы готовы начать радиоигру, — тут же доложили мне.
Что ж, радиоигра — это хорошо. Если противник будет знать, что агентура провалена, он начнет искать новые лазейки и засылать новые разведгруппы. А так, если они под нашим контролем, то пусть работают. И оружие с боеприпасами нам пригодится. Пусть не в действующей армии, где все заточено под наш калибр, а в тылу, или партизанам закинем.
— А этот радист не подаст сигнал бедствия? Типа — точка там, или ее отсутствие в радиограмме? — деловито поинтересовался я.
— Никак нет, ваше величество. С радистом поработал наш дознаватель. Тот, что умеет, подобно вам, отличать правду от лжи. И почерк радиста мы хорошо знаем. В крайнем случае — обойдемся и без него.
— Тогда работайте, — кивнул я. — Вам понадобится что-то еще?
— Совершенно верно, — сказал Мезинцев. — Нужен приказ на оказание помощи со стороны МВД. Лагеря для военнопленных находятся в ведении Александра Павловича, соответственно, их руководство тоже. Один из начальников лагерей должен дать согласие на сотрудничество с противником. Понятно, что он будет знать о своей роли и станет действовать как двойной агент. Не исключено, что его участие вообще не понадобится, но нужно подстраховаться. Предположим, что у немцев имеется ещё одна группа, или агент в управлении спецлагерей для военнопленных и он решит проверить — а действительно ли начальник лагеря готов работать на врага?
— Так в чем тут дело? — не понял я. Посмотрев на Мезинцева, перевел взгляд на Кутепова, вздохнул: — А сами-то вы не смогли договориться? Обязательно требуется согласие императора?
— Так точно, ваше величество, — заявил Кутепов. — Мои сотрудники — честнейшие люди. И даже пусть они всего лишь задействованы в шпионской игре, то все равно они должны осознавать, что их работа одобрена свыше.
Блин. Детский сад, штаны на лямках…
— Считайте, что я дал вашему сотруднику необходимое распоряжение, — устало произнес я. — Надеюсь, никакого письменного документа мне не нужно подписывать?
— Достаточно устного, — повеселел Кутепов. — Я могу лично отдать приказ начальнику лагеря, сославшись на ваше решение.
— Александр Павлович, без обид. Вам что, больше заняться нечем? Министр внутренних дел идет к царю за разрешением для начальника лагеря? Он хоть в каком чине?
— В чине полковника, — сказал министр внутренних дел.
— И что, лагерями для военнопленных везде командуют полковники? — удивился я.
— А как же иначе? У нас все согласно штатного расписания, утвержденного покойным государем. Лагерь для военнопленных — это все равно, что тюрьма. Там охрана, человек сто, гражданская обслуга, да ещё сами военнопленные. По армейским меркам на полк наберется, а то и бригада.
— И сколько мы полковников наплодили, если у нас военнопленных почти двести тысяч?
— Я же вам десять представлений давал. Неужели