Читать интересную книгу За державу обидно - Александр Лебедь

Дежурные принялись за дело. Циркулярно оповестили все подразделения, но тут дело застопорилось. Солдаты, а особенно офицеры, были битые: «Раз среди ночи подымают, да еще для какого-то сообщения, это не зря! Прибежишь без оружия — скажут: дурак! беги назад!» Поэтому роты и взводы валом валили на плац полностью экипированные и вооруженные до зубов. Все мои увещевания, попытки дежурных объяснить, что оружие ни к чему, натолкнулись на стену непонимания. «Ночью подняли, как это я без родного огнемета в строй стану!»

Пока я строил, ровнял ощетинившийся сотнями стволов полк, рычал в ответ на недоуменные вопросы — тайну выдавать было нельзя, — я основательно проветрился. Продолжалась вся эта чехарда минут тридцать. За это же время в комнате у командира существенно добавили и несколько перешли, мягко выражаясь, известную грань. Что такое состояние «перепил»? Это когда выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел. Когда я пришел докладывать, все были хо-ро-ши, ну, хо-роши!

Кудинов попытался мне объяснить, что, пожалуй, я был прав и довести сообщение надо бы утром.

Я возмутился: «Полк построен, а теперь пусть кто-нибудь другой пойдет и скажет людям, что мы пошутили, что поставьте, ребята, оружие и ложитесь спать дальше. Спокойной ночи, малыши!»

Довод возымел действие. Командир полка и начальник политотдела отправились на плац, им было тяжело, но они мужественно проделали путь до трибуны и взобрались на нее.

Я подал команду: «Смирно!» Начальник политотдела полка Сергей Михайлович Кудинов, несмотря на щуплое телосложение, пить умел. Перебор проявлялся в нем несколько странным образом: четко произносимые им слова отделялись от его рта с интервалом в 3–4 секунды между ними. В таком темпе он взялся читать Указ. Пока он читал, Юрий Викторович молча стоял в углу трибуны, в глазах его блестели слезы, изредка он поясно кланялся. Полк понял и простил состояние командира и его заместителей. В свете прожекторов лица офицеров и солдат были серьезны, сосредоточенны и торжественны! А еще в них была гордость за свой полк — полк нелегкой судьбы, дробимый волей начальства на части, но, как капельки ртути, стекавшийся и собиравшийся в один кулак. Полк, способный решать любые самые сложные задачи. И они правильно понимали, что в звании Героя, присвоенном командиру полка, материализовался их коллективный солдатский труд, их мужество, доблесть, воля, и гордились этим.

По завершении чтения Указа полк троекратно рявкнул: «Ура!» и прозвучал, как ни странно, этот боевой клич во всеполковом исполнении удивительно тепло и сердечно. Я к тому времени был как стеклышко и видел, слышал и чувствовал эту боевую массу. Да, полк приветствовал и поздравлял своего командира от всей души…

В занятиях прошло еще несколько дней. И вот однажды утром, 13 июня, ко мне обратился сержант с полкового узла связи: «Товарищ капитан, разрешите, я вам че скажу! Только шепотом, товарищ капитан!»

В другое время я ни за что не потерпел бы подобного рода обращения, но тут уж больно таинственно мерцал сержант глазом.

— Ну, давай!

— Товарищ капитан, вам досрочно присвоено воинское звание майора. Приказ от вчерашнего числа, у меня телеграмма. Но если командир узнает, что я вам довел без него, то ой-ей-ей! Поэтому вы: тсс!» — сержант приложил палец к губам.

Честно говоря, я ждал этого приказа. У меня даже список гостей был готов из 24 человек. Поэтому я заверил сержанта в том, что я его не продам, и подарил ему за весть 10 чеков.

Примерно через час меня вызвал командир полка. Торжественно довел мне приказ, вручил погоны, поздравил.

— Служу Советскому Союзу!

После торжественной части я перешел к бытовой:

— Необмытый майор — это не майор. Поэтому разрешите, товарищ подполковник, пригласить вас в 19 часов на торжественный акт производства.

— Не возражаю. А успеешь?

— Успею, не такие дела заваливал.

— Планируемое количество гостей?

— 24–25 человек.

— Где?

— В баре.

— Ну, это ты брось! Таким количеством людей давиться в твоем баре не-е-е-т. Договаривайся с артиллеристами.

— Есть, товарищ подполковник.

Свалив все текущие дела на первого заместителя, я занялся организационными вопросами. При батальонной бане был так называемый бар: комната размером примерно три на два с половиной метра. Оборудовали ее два солдата-литовца, и так, как это умеют делать литовцы: в углу декоративный, очень симпатичный каминчик, по стенам полки, уставленные великим множеством бутылок и банок с пестрыми этикетками. Где-то раздобыли старый уголковый диван, отремонтировали его. Посредине поставили столик с покушениями на моду. В потолке — окно. В баре приятно было посидеть часок после бани, и даже гнусное ферганское пиво «Пивоси», изредка доставляемое отпускниками, воспринималось в такой обстановке по-другому, с положительными эмоциями. В баре нормально садилось 8 человек, ненормально — 16. Я планировал поставить столы в сообщающемся с баром предбаннике и тем снять проблему, но командир решил иначе, и небезосновательно. Артиллеристы, пользуясь монополией на дефицитные в Афганистане ящики из-под боеприпасов, отгрохали себе, всем на зависть, штаб-общежитие, где на каждый артиллерийский нос приходилось 15 метров жилой площади. Поэтому я первым делом сходил к артиллеристам, зафиксировал свое почтение и выразил надежду и уверенность, что они не откажутся мне предоставить свои хоромы для проведения праздничного мероприятия.

Артиллеристы дружно меня поздравили и выразили единодушное согласие. Да и возражать-то глупо: на любой другой территории я б только командира дивизиона и начальника артиллерии пригласил, а здесь они все — хозяева, которым некуда деться, автоматически — все мои гости. Напитки, закуска, посуда — мои. От них-то всего и требуется — согнать столы в кучу. В 19 часов все было готово. Все гости прибыли. Не хватало одного: командира полка. Но без батьки подобного рода мероприятия начинать не принято, и все терпеливо ждали. Прошло минут 15. Я послал замкомбата:

— Владимир Иванович, ступайте разберитесь, в чем там дело?

Зам явился минут через пять:

— Командир полка беседует с генералом Мироновым, ну и под Героя — по маленькой. Сказал, скоро будет!

Прошло еще минут 15. Я уже собрался идти сам, когда появился солдат, ординарец командира: «Командир полка, генерал Миронов идут поздравить комбата!»

— Понятно!

В центре стола освободили два места. Сосредоточили туда лучшую водку. Пять, десять, пятнадцать, семнадцать минут. На восемнадцатой минуте в артштаб-общагу ворвался разъяренный командир полка.

Шум, гам, мат — ничего не понятно! Через несколько минут картина более-менее прояснилась. А более подробно мне ее изложил солдат — заведующий баней. Дело было так. Вознамерившись поздравить меня с присвоением досрочного звания, командир 108-й мотострелковой дивизии генерал-майор В.И.Миронов в сопровождении командира полка направился к месту проведения церемонии. Что там у командира заклинило, я не знаю, но он повел генерала в баню. Солдат, зав. баней, находился на месте, но, разглядев в свете фонарей шествующих в его сторону высоких гостей и зная нрав командира полка, предпочел запереться в бане изнутри. Продолжая начатый ранее разговор, генерал и подполковник подошли к двери, и Юрий Викторович дернул за ручку. Дверь не открывалась. Пораженный таким наглейшим негостеприимством, очень похожим на откровенное издевательское хамство, Юрий Викторович мгновенно вскипел. Он обрушил на дверь град ударов. Дверь была сработана на совесть и осталась невозмутимо запертой. Пока Юрий Викторович прикидывал, что бы это значило, вскипел генерал, речь его была короткой, но сильной. Примерный смысл ее был таков: «В гробу я видел ваше десантное гостеприимство, пригласили — и встретили запертой дверью, ноги моей в этом рассаднике хамов отныне и до веку не будет!» После чего резко повернулся, скорым шагом дошел до уазика, сел в него, не прощаясь, и умчался по взлетке в сторону дивизии.

Попытки обескураженного Юрия Викторовича как-то сгладить инцидент успеха не имели. Когда машина комдива окончательно растаяла во мраке, Юрий Викторович, надо думать, вспомнил, что сам же изменил место встречи. И то, что произошло, следовательно, целиком лежало на его совести.

Но — устав, пункт первый: командир всегда прав. Пункт второй: если командир неправ — читай пункт первый. И вот уже командир- в штабе артиллеристов, и вот уже на наши мнимо негостеприимные головы обрушился шквал зело нелестных эпитетов.

Когда ситуация более или менее прояснилась, в штабе на какое-то время остались самые стойкие, самые идеологически выдержанные, сумевшие сохранить невозмутимость индейцев офицеры. Основной массе вдруг срочно что-то понадобилось на улице и они, икая от сдерживаемого, душившего их смеха, неприлично поспешно удалились.