Читать интересную книгу Полет шершня - Кен Фоллетт

– Но зачем же ты это сделал? – жалобно вздохнула мать.

Что он мог ей ответить?

На ужин она дала ему ветчину с хлебом.

– Есть новости о дяде Иоахиме? – спросил он.

– Никаких. Никто не отвечает на письма.

Свои беды казались Харальду пустяком, стоило подумать о двоюродной сестре Монике, – та осталась без гроша, без крова и, хуже всего, даже не знала, жив ли ее отец. До войны приезды Гольдштейнов были в семье главным событием года. На две недели по-монастырски пресный пасторский дом преображался, оживлялся, звенел от смеха. Пастор питал к сестре и ее семейству такую привязанность, какой не выказывал никому больше, особенно собственным детям, и благожелательной улыбкой отзывался на прегрешения вроде покупки мороженого в воскресенье, за что Харальду с Арне влетело бы по первое число. Немецкая речь ассоциировалась у Харальда со смехом, шутками и весельем. Неужто Гольдштейнам больше никогда не смеяться?

Он включил радио. Новости были плохие. Британский десант в Северной Африке закончился полным крахом, половина танков потеряна либо вследствие поломок в условиях пустыни, либо под огнем немецких орудий. Влияние гитлеровской коалиции в Африке осталось непоколебленным. Версии событий в изложении датского радио и Би-би-си в основном совпадали.

В полночь над головой пролетела эскадрилья бомбардировщиков. Задрав голову, Харальд увидел, что летят они на восток. Значит, британские. У Британии теперь только бомбардировщики и остались.

Он вернулся в дом, отца по-прежнему не было.

– Отец может пробыть там всю ночь, – пояснила мать. – Иди-ка укладывайся спать.

Долгое время Харальд лежал без сна, спрашивая себя, почему так страшит его встреча с отцом. Бить взрослого сына тот не станет. Гнев отца, конечно, ужасен, но подумаешь – взбучка! Харальда не так легко напугать. Скорее наоборот: в нем сильна склонность оспаривать авторитеты и из чистого бунтарства противостоять им.

Короткая ночь скоро подошла к концу, и вокруг закрытого шторой окна, как рама, засветился прямоугольник серого утреннего света. Харальд задремал. Последней его мыслью было, что, пожалуй, по-настоящему он боится не за себя, а за отца, который страдает.

Разбудили его через час.

Дверь рывком распахнулась, стало светло, и у постели возник пастор, в полном одеянии, подбоченившись, подбородок вперед.

– Как ты мог? – закричал он.

Харальд, моргая, сел. Отец, высокий, лысый, весь в черном, жег его пронзительным голубым взором, от которого трепетала вся община.

– О чем ты только думал? – гремел он. – Что на тебя нашло?

Харальду не хотелось прятаться в кровати под одеялом, как маленькому. Отбросив простыню, он встал. Поскольку было тепло, спал он только в трусах.

– Прикрой себя, сын! Ты почти нагой!

Обвинение было так нелепо, что Харальд не выдержал и огрызнулся.

– Если вид исподнего тебя оскорбляет, не входи ко мне в комнату, не постучавшись.

– Стучаться?! В моем собственном доме? Тоже придумал!

У Харальда возникло знакомое чувство, что у отца в запасе ответ на все.

– Да сейчас я оденусь, – насупившись, пробурчал он.

– Что за дьявол тобой овладел? Как ты смел навлечь позор на себя, на семью, на школу, на церковь наконец?!

Харальд натянул брюки и повернулся лицом к отцу.

– Так что же? – бушевал пастор. – Может, соизволишь ответить?

– Прости, я думал, это вопросы риторические. – Харальд и сам поразился, что его хватило на холодный сарказм.

Но отец разошелся еще сильней.

– И не бравируй тут своей образованностью! Я тоже учился в Янсборге.

– Я не бравирую. Я спрашиваю: есть ли какой-то шанс, что ты меня выслушаешь.

Пастор вскинул руку – похоже, чтобы ударить, – но не ударил.

«Это было бы кстати», – подумал Харальд.

Независимо от того, принял бы он удар безропотно или ответил ударом, в любом случае насилие стало бы выходом из положения.

Но отец не собирался облегчать ему жизнь. Он опустил руку.

– Что ж, я слушаю. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Харальд собрался с мыслями. В поезде он перебрал множество вариантов защиты, сочинил несколько речей, украсив их ораторскими приемами, но теперь все вылетело из памяти.

– Мне очень жаль, что я расписал сторожевой пост, потому что это пустой жест, детское выражение протеста.

– Ну хоть что-то!

Он подумал, не рассказать ли отцу про свою связь с Сопротивлением, но тут же отказался от этой идеи, опасаясь насмешек. Кроме того, теперь, когда Поуля нет, возможно, и Сопротивление существовать перестало. Нет, каясь, лучше сосредоточиться на личном.

– Мне стыдно, что я навлек позор на школу и подвел Хейса, он человек добрый. Мне стыдно, что я напился, потому что утром после того мне было ужасно мерзко. И больше всего мне стыдно, что из-за меня расстроилась мама.

– А отец?

Харальд покачал головой.

– Ты расстроен, потому что Акселю Флеммингу об этом известно и он не даст тебе спуску. Уязвлена твоя гордость, но не думаю, чтобы ты так уж волновался из-за меня.

– Гордость? – взревел отец. – При чем тут гордость? Я старался вырастить своих сыновей достойными, трезвыми, богобоязненными людьми, а ты подвел меня!

– Послушай, – вздохнул Харальд, – ничего страшного не произошло. Большинство мужчин напиваются…

– Но не мои сыновья!

– …хоть раз в жизни.

– Но тебя арестовали!

– Ну, не повезло.

– За недостойное поведение!

– Мне даже обвинения не предъявили. Сержант в полиции только посмеялся. «Шутников мы не ловим», – сказал он. Меня бы даже из школы не исключили, если бы Петер Флемминг не взял Хейса за горло.

– Даже не думай смотреть на это как на пустяк! Никто в нашей семье покуда не попадал в тюрьму. Ты запятнал нашу честь! – Внезапно выражение лица пастора изменилось. Впервые на нем отразилась скорее печаль, чем гнев. – Позор, даже ежели б никто в мире никогда не узнал об этом, кроме меня.

Харальд понял, что отец говорит искренне, и эта мысль выбила его из колеи. Гордость старика ранена, сомнения нет, но это еще не все. Он по-настоящему боится за душу сына. Харальду стало стыдно за свой сарказм. Однако отец не дал ему шанса на примирение.

– Остается вопрос, что с тобой делать.

Харальд даже не понял, о чем речь.

– Да я пропустил в школе всего-то несколько дней. Буду готовиться к университету здесь, дома.

– Нет, – отрезал отец. – Так легко тебе это с рук не сойдет.

– О чем ты? Что ты задумал? – Харальд похолодел.

– Ты не поедешь учиться в университет.

– Как это не поеду? Конечно, поеду! – перепугался Харальд.

– Я не пущу тебя в Копенгаген, чтобы ты отравил себе душу выпивкой и джазом. Ты доказал своим поведением, что не созрел для жизни в городе. Останешься здесь, будешь у меня под присмотром.

– Но ты не можешь позвонить в университет и сказать: «Не учите моего сына». Они выделили мне место.

– Но денег они тебе не дали.

– Дедушка оставил деньги на мое образование!

– Но распоряжаться деньгами он поручил мне. И я не позволю, чтобы ты растратил их по ночным клубам.

– Деньги не твои, ты не имеешь права!

– Еще как имею. Я твой отец.

Харальд потерял дар речи. Такой поворот событий он не рассматривал. Болезненней наказания для него придумать было нельзя.

– Но ты сам всегда говорил, что получить образование очень важно, – непослушными губами вымолвил он.

– Образование меркнет перед добродетелью.

– И все же…

Отец понял, что юноша по-настоящему потрясен, и немного смягчился.

– Час назад скончался Ове Боркинг. Особого образования у него не было, едва мог имя свое написать. Всю свою жизнь ходил в море на чужих лодках и не заработал даже на ковер, чтобы жена постелила его на пол в гостиной. Но он вырастил троих богобоязненных детей и десятую часть своего скромного заработка еженедельно относил в церковь. Вот что Господь считает достойной жизнью.

Харальд знал Ове, любил и жалел, что тот умер.

– Он был простой человек.

– И что в этом плохого?

– Ничего. Но если бы все были, как Ове, то по сию пору ловили бы рыбу с индейских пирог.

– Очень может быть. Но тебе, прежде чем займешься чем-то другим, придется научиться быть таким, как он.

– Что это значит?

– Одевайся. Надень чистую рубашку и школьную форму. Пойдешь работать. – И отец вышел из комнаты.

Харальд уставился на закрывшуюся дверь. Ну и ну!

Мылся и брился он как во сне. Не мог поверить в то, что случилось.

Конечно, можно поехать учиться и без финансовой поддержки отца. Придется найти работу, чтобы содержать себя, и не получится брать частные уроки, что, по мнению многих, необходимо в дополнение к бесплатным лекциям. Но разве в таких условиях он сможет добиться того, чего хочет? Хочет же он не просто сдать экзамены. Он хочет стать выдающимся физиком, преемником Нильса Бора. Как это возможно, если будет не на что покупать книги?!