Читать интересную книгу Клиника С..... - Андрей Шляхов

— Так, может, рада без памяти, что от мамаши избавилась…

— Даже если рада, Миша, то показывать этого не должна, — вставил Капанадзе. — Существуют же приличия…

— Это у вас еще их соблюдают, — отмахнулся Микешин, — приличия, традиции, ритуалы… В Москве все проще — померла так померла.

— Она еще не померла, — поправила Довжик.

— Рано или поздно это случится, — усмехнулся Микешин.

Микешин, писавший дневники, подумал о том, что анекдоты о врачебном цинизме ничуть не преувеличены. Скорее — преуменьшены.

— Вряд ли Валерия Кирилловна развлекается чтением историй болезни, — сказала Ирина Николаевна. — Насколько мне известно, она любит детективы, как не зайдешь, у нее новая Донцова на столе лежит… Что-то там все равно неладно.

— Но что же? — спросила Довжик.

— Придет время — узнаем…

В детективах такое случается часто. Бьется главный герой над разгадкой таинственного убийства или еще какого-нибудь преступления, но лучше все же убийства, потому что так страшнее и вообще — убийство интригует сильнее всего, не находит себе места, ломает голову, а порой и ноги вместе с руками, и вот, когда он уже готов признать свое поражение, появляется соседка-сплетница (или дальняя родственница убитого, или разносчик пиццы, или почтальон, да кто угодно может появиться!) и говорит, что в тот самый злосчастный день, в тот самый злополучный час, в том самом зловещем месте она видела Того Самого Второстепенного Героя, Которого Никто Ни в Чем Не Подозревал. И сразу же все становится на свои места, сложнейший пазл складывается, тайна раскрыта, можно откладывать книгу в сторону и брать другую. Порой нечто подобное происходит и в реальной жизни.

— Какие в наше время пошли люди! — сокрушалась неделей позже в той же ординаторской отделения интервенционной аритмологии окулист Анжела Арутюновна. — В глаза улыбаются, сладкие слова говорят, а за глаза норовят помоями облить. Представляете, Маргарита Семеновна, какая-то сволочь сказала Валерии Кирилловне, что я приписываю нагрузку. Якобы показываю в отчете больше, чем сделала. Так Валерия Кирилловна проверку устроила. Затребовала несколько историй за прошлый месяц и сверилась — назначена ли там консультация окулиста и есть ли моя запись. Все совпало, потому что я приписками не занимаюсь.

— А когда она их затребовала? — спросила Маргарита Семеновна.

— Да на прошлой неделе. Во вторник она вызвала меня и сказала, что к ней поступила такая информация, а в пятницу встретилась со мной в коридоре и сказала, что претензий ко мне нет.

Довжик переваривала полученную информацию около минуты, после чего поспешила к заведующей отделением делиться выводами.

— Бутылку «Хеннесси» отдала в лабораторию! — сокрушалась она, трагически заламывая руки. — Ноль семь! «Вери спешл»! Сто баксов стоит! За два переписанных листка!

— А так убиваетесь, словно литровый «Экстра олд» отдали, — презрительно поморщилась Ирина Николаевна. — Будет вам урок на будущее.

— «Хеннесси»!!!

— Лучше перестраховаться, чем недостраховаться! — напомнила Ирина Николаевна. — Разве не так? А если бы вы сейчас сидели у следователя и давали бы показания?..

— Тьфу! Тьфу! Тьфу! — не удовлетворившись сплевыванием через левое плечо, Довжик трижды постучала по дверному косяку. — Не говорите таких слов, Ирина Николаевна! У меня от них давление прыгает. Я, если хотите знать, так и чувствовала, нет — знала, что с Барчуковой будут проблемы!

— Вы ясновидящая? — удивилась Ирина Николаевна. — Это интересно…

— Да не надо никакого ясновидения! Достаточно посмотреть на номер ее истории! Тринадцать-тринадцать, то есть двойная чертова дюжина. Но «Хеннесси»! Ноль семь! «Вери спешл»! За два листка!

— Рыдайте в коридоре, — посоветовала Ирина Николаевна. — Может, там кто-то вас и пожалеет.

Невинная жертва замкнутой цепи обстоятельств

— Да он просто-напросто чудак на букву «мэ». Вбил в свою голову, что я хорошо разбираюсь в людях и продолжаю хорошо к нему относиться, вот и пристает со своими переживаниями. Нечасто, но основательно.

— А как ты к нему относишься?

— Знаешь, я уже забыла, какой он на ощупь, что он любит на обед и когда у него день рождения. А он продолжает регулярно звонить мне раза два в месяц и жаловаться на жизнь и очередную подругу. Сейчас он нашел себе какую-то творческую натуру. Работает в «Останкино» корреспондентом и пишет стихи. Я ее раз видела по телику — бледновата, тощевата, но в целом ничего…

— А один мой знакомый пишет стихи. Но он четко с приветом, контуженный. При знакомстве представляется так: «Владислав, городской романтик, специалист широкого профиля». Стихи, правда, у него хорошие, складные, про несчастную любовь.

— Что мужчины понимают в любви? Им же только одно надо! Про любовь только женщина написать может…

Другого развлечения, кроме громкого разговора двух медсестер, в столовой не было, поэтому Моршанцев благосклонно кивнул в ответ на вопрос невысокого очкастого крепыша, свободно ли за его столиком. Время было не совсем урочным для обеда, нашествие оголодавших ожидалось не раньше чем через час, и совершенно свободных столов вокруг хватало. Спрашивающему явно хотелось пообщаться, что ж — пожалуйста.

— Игорь, — представился парень, поставив свой поднос на стол.

— Дмитрий, — ответил Моршанцев.

Обошлись без рукопожатий.

— Какое отделение?

— Интервенционная аритмология.

— Врач?

— Санитар, — ответил Моршанцев, покосившись на бейджик, прикрепленный к карману халата.

— Я думал — может, ординатор или аспирант, — смутился сосед. — Я — ординатор второго года. Кардиохирург. А вы здесь ординатуру проходили?

— Нет, в институте хирургии. Кстати, со мной можно и на «ты», — сказал Моршанцев и, сочтя церемонию знакомства законченной, вернулся к своему борщу, пока тот не остыл.

— Ну и как там? Такая же тоска, как здесь?

— Нормально, — чего-чего, а тоскливой свою ординатуру Моршанцев назвать не мог. — Почему тоска?

— Потому что.

Сосед мгновенно расправился с салатом, впечатление было такое, что глотает он не жуя, и, прежде чем так же быстро съесть куриный суп с лапшой, сказал:

— Никто ничему не учит, на все один ответ — тебе надо, вот и учись. На операцию не пробьешься, нечего под руками мешаться и дурацкие вопросы задавать, самостоятельности никакой, учиться приходится урывками. Ординатура уже заканчивается, а кардиохирург из меня, как из… ладно, не за столом…

За второе (оба остановились на рыбных котлетах с картофельным пюре) принялись одновременно и ели не спеша, под разговор.

— Жизнь научит, — сказал Моршанцев, вспомнив кое-что из своего недавнего прошлого. — Ординатура, какая бы она ни была, с самостоятельной работой не сравнится.

— Тут она никакая! — вздохнул Игорь. — Просто обидно заплатить сто семьдесят тысяч за два года и ничего не получить.

— Так у тебя платная…

— А как же? В бесплатную сюда не пробиться — только для своих, и то всем не хватает. Вместе со мной на платную ординатуру поступила дочь профессора Батьковского, даже ей бесплатного места не досталось. Но что такое сто семьдесят тысяч для Батьковского, если он за операцию меньше трех тонн зелени не берет? А у меня отец — невропатолог в восемьдесят первой больнице, а мать — бухгалтер в собесе. Улавливаешь разницу?

— Улавливаю.

— Обидно, — повторил Игорь. — Я, конечно, понимаю, что тут все на деньгах завязано, но я же не денег хочу, а опыта. Вот друг мой проходит ординатуру в институте урологии. Там тоже очень многое не бесплатно, но и ассистировать дают, и оперировать, и любые манипуляции доверяют. Уговор один — не вступать с больными в денежно-материальные отношения. А здесь просто не пускают учиться, чтобы лишних конкурентов не плодить.

— Кардиохирургических клиник мало…

— В России их около восьмидесяти, причем каждый год открываются новые. Скоро в каждой области будет своя кардиохирургия. Так что тут не конкуренция, а другое…

— Что же? — полюбопытствовал Моршанцев.

— Нежелание ничего делать забесплатно. Хочешь чему-то научиться — договаривайся с кем-то в частном порядке. Институт с мировым именем! И дернул же меня черт поступать сюда. Как же — престиж!

— И дешевле, — уточнил Моршанцев. — В институте хирургии два года обошлись бы в двести десять тысяч.

— Если там реально учат, то можно и двести десять заплатить.

— Учат, — подтвердил Моршанцев. — Бегать за тобой никто, конечно, не станет, но все, что сам захочешь, покажут, расскажут и попробовать дадут. А когда поймут, что ты уже кое-что умеешь, так могут и конкретно завалить работой.

— Ясно…

Доедали молча, а под чай Игорь пристально посмотрел на Моршанцева и спросил: