– А это я? – спросил Алексей.
– А как же? Усы твои. Не видишь, что ли?
– Ну ладно. Пусть с нами посидит.
Алексей кладет к своему памятнику сухие цветы.
– Давайте его выбросим, – попросила Кира Владимировна.
– Пусть будет на память, – не согласился Алексей.
– Если бы человек получал при рождении место на кладбище, он бы по-другому жил, – сказал дядя Вася. – Ходил бы раз в неделю на свою могилу и думал о вечности. Меньше было бы зла.
– Глупости! – возразил Колька. – Если бы человек с рождения знал, что он умрет, ничего не стал бы создавать. Зачем? Если все равно все кончится могилой. А так человек бессмертен.
– Вот за это и выпьем, – предложил Алексей.
Все рассаживаются вокруг стола. Алексей принес гитару. Ударил по струнам.
– Тише! – потребовал Колька.
– Почему? – не поняла Кира Владимировна.
– Брежнев умер…
По телевизору показывают похороны Брежнева. Возле Кремлевской стены двое здоровых мужиков опускают гроб, довольно неуклюже. Гроб шумно грохается.
– У нас и то лучше работают, – сказал дядя Вася.
На Мавзолее выстроилось Политбюро. Первым стоит Андропов, за ним Черненко, третий – Горбачев. Горбачев смотрит перед собой выразительными глазами. Так смотрят в будущее.* * *
Квартира Нинки: в ней ничего не изменилось, кроме телевизора. Телевизор новый, японский. Он включен, как всегда. На телевизионном экране подвыпивший Ельцин дирижирует духовым оркестром.
Нинка хлопочет у стола. Стол празднично сервирован. Цветы, салфеточки в кольцах.
Звонок в дверь. Нинка открывает. В дверях – Шеф с чемоданами.
– Ну? – нетерпеливо выдохнула Нинка. – Говори сразу.
– Подожди. Дай войти. Я в туалет хочу.
– Одно слово: да или нет?
– Ну подожди. Я сейчас описаюсь.
– От одного слова не описаешься. Да? Или нет?
– Да, да, да и еще раз да! – Шеф скрывается в туалете. Нинка ждет его за дверью.
– Сколько? – кричит Нинка.
– Ты даже не представляешь себе, что это за страна. Я сошел в аэропорту, в Шеноне. Весь под стеклом и сверкает огнями, как в волшебной сказке.
Шеф вышел из туалета, застегивает ширинку.
– Сколько? – спросила Нинка.
– Мужики там ходят смуглые, завернутые в простыни, лица красивые, никто никуда не торопится, какая-то другая цивилизация, как на Луне.
– Сколько заплатили?
– Да подожди ты с деньгами. Знаешь, я понял: религия – это большая дисциплина на самом деле… Семь нулей.
– Семь нулей? – переспросила Нинка. – А это сколько? Миллион?
– Миллион – шесть нулей. А это – семь. Десять миллионов.
– Чего?
– Ну не рублей же…
– Долларов? – оцепенела Нинка.
– Фунтов стерлингов. Это еще больше. Почти в два раза больше.
Пауза. Нинка пытается справиться с информацией.
– Ты знаешь, у мусульман другие лица. Я на глаз могу отличить христианина или мусульманина. Я вот думаю, что было вначале – лицо или вера?
– А почему они так много дали? – спросила Нинка.
– Это немного. Для них – копейки. Белые города в их пустынях – просто спасение. Другое качество жизни. Я вот думаю, какой-то замызганный худосочный Алешка Коржиков в русских снегах и туманах придумывает для арабских пустынь белые города…
– Мы должны половину денег отдать Коржикову.
– Это почему? – неприятно удивился Шеф.
– Потому что это его идея, его расчеты, его жизнь, в конце концов.
– Но Арабские Эмираты нашел я. И продал – я. Его идея до сих пор валялась бы в папке. А я сделал ей ноги.
– Поэтому ты берешь половину. А половина – его. Иначе не честно.
– Нина, я уже думал, – признался Шеф. – Мы, конечно, должны поделиться. Но у нас столько дыр… Посчитай сама… Нам нужна другая квартира. Сейчас хорошая квартира стоит полмиллиона. Загородный дом – столько же. Хорошо бы купить виллу на Средиземноморье. Вот уже два миллиона.
– А зачем виллу на Средиземноморье? – не поняла Нинка.
– Затем, что в Москве восемь холодных месяцев. Разве плохо в ноябре поехать на море и погреться месяца три?
Нинка молчит.
– Детям надо дать, чтобы не подохли с голоду. Твоим родителям-пенсионерам хорошо бы создать человеческие условия под старость лет. А мы… Разве мы не хотим путешествовать?
– Хотим. Но не на чужие деньги. Половина – это тоже грабеж. Ты имеешь право на двадцать процентов. А восемьдесят процентов – Алешины.
– Так ведь он никогда не узнает. Откуда он узнает?
– Я скажу, – спокойно объяснила Нинка.
– Странно, – задумчиво проговорил Шеф. – А что ты о нем так хлопочешь? Что ты от него видела? Он даже не захотел на тебе жениться. Сдал тебя мне, как в ломбард. Разве он вел себя как мужчина?
– Он умирал, – сказала Нинка.
– А что же он тогда не умер? Жив и здоров. Работает на фирме шофером.
Нинка молчит.
– Может быть, ты и сейчас его любишь?
Нинка не отвечает.
– Давай, я отдам тебе деньги, можешь уходить к нему.
Нинка удивленно смотрит на Шефа:
– Ты действительно мог бы все отдать и отпустить?
Шеф садится за стол и начинает есть.
– Какое счастье пожрать, когда хочется. – Наливает себе водки. Пьет. – Сядь, – просит он.
Нинка садится.
– Давай выпьем! – Наливает. Поднимает рюмку. – Так вот, учти… Без тебя мне ничего не надо. Я до тебя никого не любил. То, что было, это так… А ты – живая, и теплая, и молодая. Молодые не ценят молодость. А старые ценят.
– Ты не старый, – возразила Нинка. – Ты очень хороший.
– Хороших не любят. Любят плохих. Но я что-то хотел и забыл. А… вспомнил.
Шеф поднимается, достает коробочку. Раскрывает. На черном бархате бриллиантовое колье.
– Это мне? – Нинка замирает. – Как в кино…
Шеф надевает ей украшение. Нинка смотрит на себя в зеркало.
– Никто не поверит, что настоящее. Подумают – подделка.
– Но ты будешь знать, что настоящее. И я. А на остальных нам плевать.
– Я не представляла себе, что у меня когда-нибудь… Я думала, это не для меня.
– Ты стоишь больше. Но это впереди.
Нинка обнимает Шефа. Стоят так долго. Целую минуту. А может, две. Потом Нинка отстраняется и снимает колье.
– Я не могу носить краденое, – протягивает Шефу.
– А откуда он узнает?
– Он не узнает. Но я буду знать. И ты.
– Нина, но столько дыр!.. – горестно воскликнул Шеф.
– Никогда хорошо не жили, нечего и начинать…
Алексей Коржиков выходит из своего старенького «жигуленка», запирает руль на секретный замок. Входит в свой подъезд. Подходит к своей двери и в это время видит сидящую на лестнице Нинку. На ее коленях – кожаный кейс с металлическими замками.
– Говорил, в шесть, а пришел в семь, – упрекает Нинка. – Я тут на лестнице, как кошка, жду.
– Японцев в Загорск возил, – объяснил Алексей. – Извини.
– Ты, наверное, голодный? – предположила Нинка.
– Ничего. У меня есть рисовая лапша с собой. Японцы подарили. Три минуты – и готово. Вместе поедим.
– Нет. Я на одну минуту. Борис будет нервничать.
– Но ведь он не Борис.
– Не имеет значения. Вот, – протягивает кейс. – Это тебе.
– А что это?
– Гонорар за Белые города.
– Ты еще помнишь? – удивился Алексей.
– Борис продал в Арабские Эмираты. Это как раз то, что им надо.
– Кому им?
– Арабам. У них ведь пустыни.
Алексей пытается открыть кейс. У него не получается. Нинка помогает. Кейс открыт. Он доверху набит пачками. Алексей обмер. Наступила пауза.
– У него всегда были организаторские способности, – сказал Алексей. – А это тоже талант.
Снова повисла пауза.
– Ты не рад? – спросила Нинка.
– Я рад, – без энтузиазма ответил Алексей.
– А как ты живешь вообще?
– Что именно тебя интересует?
– Как твое здоровье? Ты больше не умираешь?
– Пока нет.
– А жена твоя где?
– Она замужем за моим братом.
– Значит, она тебе родственница? Как это называется? Сноха? Золовка?
– Не знаю. По-французски это звучит: «бель сор». Прекрасная сестра.
– А дочь – твоя племянница?
– Нет. Она моя дочь.
– Ага… А брат твой чем занимается? – спросила Нинка.
– Тем же самым. Он всегда был бизнесмен, но тогда это называлось «спекулянт». Он всегда был жулик. Но теперь это называется «новый русский».
– Ты сейчас тоже «новый русский».
– Сейчас – да, – согласился Алексей.
– Ты не рад? – спросила Нинка.
– Осуществилась моя мечта. А это всегда грустно.
– Почему?
– Потому что осуществленная мечта – уже не мечта.
Молчат.
– Обними меня, – вдруг сказала Нинка.
– А зачем?
– Просто так.
– Просто так – не могу.
– Тогда за деньги.
– И за деньги не могу.
– Значит, до свидания, – сказала Нинка.
– Значит, так.
Нинка стала спускаться.
– Нина, ты меня любишь? – отчаянно крикнул Алексей.
Нинка спускается не оглядываясь.
– Нина, я думаю о тебе каждый день… Я думаю о тебе не переставая…
Нинка уходит.
Самолет летит над облаками.
По проходу идет знакомая стюардесса, разносит воду. Алексей Коржиков сидит в кресле, на коленях у него кейс.