Читать интересную книгу Физрук: назад в СССР (СИ) - Валерий Александрович Гуров

у меня коробку с тортом и вручила цветы. Когда я позвонил в дверь, та распахнулась и сердце мое екнуло. Вот уж не ожидал. Она что — и впрямь сестра директорской супруги или они всю учительскую пригласили сегодня?

— О, гости! — не моргнув глазом, воскликнула химичка. — Заходите, коллеги!

Мы переступили порог.

— Здравствуйте, Екатерина Семеновна! — как ученица поздоровалась с нею моя спутница.

— Здравствуйте-здравствуйте… — пробормотала та, повернулась в сторону кухни и крикнула: — Глашенька, гости пришли!

— Развлеки их пока, Катенька! — откликнулась хозяйка.

— Всенепременно! — пообещала химичка, облизывая меня взглядом.

Серафима Терентьевна перехватила этот взгляд и сразу поскучнела. При этом сделала несколько странный, с моей точки зрения, ход. Она поставила на обувную тумбочку коробку, скинула туфельки и плащик, забрала торт и направилась на кухню. Оставив меня наедине со своей потенциальной соперницей.

— Для кого цветы? — томно осведомилась Екатерина Семеновна.

— Для — хозяйки.

— Ну тогда давайте их мне, в вазу поставлю, — сказала она. — У Глаши руки сейчас все-равно заняты. А у меня — свободные…

И в доказательство она схватила меня в районе ширинки. Хорошо так схватила, со знанием дела. Интересно, какой идиот ляпнул, что в СССР секса не было? Выручил меня хозяин. Когда отворилась дверь кабинета, химичка выпустила мое причинное место и отняв букет, удалилась в сторону гостиной.

— Приветствую! — воскликнул Пал Палыч, протягивая мне руку.

— Добрый день!

— Проходите ко мне, Александр Сергеевич, — сказал он. — Пока женщины хлопочут, мужчины могут спокойно пообщаться…

С этим я был совершенно согласен. Я скинул ветровку, разулся и мы прошли в кабинет. Здесь я извлек все, что захватил из дому. Увидев бутылку, Разуваев радостно всплеснул руками. А когда я выложил кассетник, принялся хлопотать, отыскивая провод, чтобы соединить два магнитофона. Я помог ему зарядить кассету и поменять бобину на большом катушечном агрегате вертикальной компоновки. Хотя я понимал, что качество записи будет не высоким, т. к. моя «Десна» это больше диктофон, чем магнитофон. Но Разуваева это не смущало. Никто не обращал сейчас особого внимания на такие мелочи, как шипение пленки. Судя по маркировке, принимающим магнитофоном была «Электроника ТА1–003».

Потом мы начали с ним «писать». И это было для меня, как возвращение в юность. Я ведь еще успел побаловаться этим всеобщим увлечением молодежи второй половины восьмидесятых — переписывать с мага на маг популярные песни и композиции. Причем — «писали» тогда все, без разбора — Высоцкого, Розенбаума, Новикова, Антонова, Малежика, «Машину времени», «Воскресенье», «Модерн Токинг», «Скорпионз», итальянцев и так далее…

Пока «Пинк Флойд» переписывался с кассеты на катушку, мы с Пал Палычем опробовали коньячок. В процессе я больше помалкивал, а хозяин пространно рассуждал о том, что совершенно напрасно наши идеологические органы осуждают увлечение советской молодежи западной рок-музыкой. Отрицая ее эстетическую ценность, они делают все, чтобы молодежь тянулась к ней. И ладно бы — только к музыке! Так ведь — и ко всему уродливому, что эта культура порождает в буржуазных странах.

— Когда я был молод, — пустился в воспоминания Разуваев, — нам твердили, что джаз — музыка толстых… Сегодня ты играешь джаз, а завтра — Родину продашь!.. Какая чепуха! Родину мы любили и проливали за нее кровь на фронте… А потом стали говорить, что джаз — это порождение негритянской культуры, протест против расовой дискриминации… Поль Робсон в СССР приезжал… Казалось бы, пора уже усвоить урок, и коль на смену джазу пришел рок-н-ролл, а ему на смену хард-рок в 60-х, признать его сразу, а не делать из него очередной жупел… Ведь рок тоже вышел из рабочих кварталов…

— Вот как? — я сделал вид, что удивлен познаниями Пал Палыча, хотя из своего времени прекрасно помнил, что рок зарождался по сути, как современный городской романс. В условиях, созданных цивилизацией 60-х гг ХХ в., как протест против массовой культуры мещанского буржуазного общества, частью которой была эстрадная музыка.

В кабинет заглянула Тигра.

— Уже выпиваете? — не слишком удивилась она. — Пойдемте, мама зовет.

Мы поднялись. Пал Палыч не стал выключать оба магнитофона. Останавливать запись было нельзя, сбой произойдет, пусть сами пишут, ничего страшного, если потом вхолостую поработают. Примерное время записи (бобина 270 метров) где-то 45 мин, если 520 м — то 90 минут. Нужно было просто поглядывать, не сидеть же все время у мафонов… А «Стена» альбомчик не маленький. На кассету «Десны» он уместился с двух сторон — по 45 минут с каждой.

В гостиной снова был накрыт стол, на этот раз — еще более роскошными яствами, нежели в первый раз. Глафира Семеновна принялась рассаживать гостей, шутливо сетуя на то, что мужчин мало. Меня он усадила между дочерью и сестрой, а — Симочку между мужем и собою. Старшая пионервожатая была не согласна с такой расстановкой сил — это было видно по ее обиженному взгляду, но виду не подала.

— Жаль, Катенька, что ты сегодня Сильвестра своего не захватила, — сказала хозяйка. — Был бы полный комплект!

— У него дежурство! — отмахнулась ее сестра, глазом не моргнув. — Да и потом, ты же знаешь, не люблю я с ним в гости ходить… Налижется и будет орать, что будь его воля, он бы их всех стрелял…

— Как это — стрелял⁈ — округлила глазки Серафима Терентьевна. — Кого — всех?

— Спекулянтов, взяточников, хапуг, — перечислила Антонина Павловна и пояснила: — Дядя Сильва у нас капитан ОБХСС.

— Вот именно! — подхватила Екатерина Семеновна. — Сорок лет, а все — капитан!.. Сидит, ковыряется в бумажках, ищет приписки, подчистки, подлоги, фальшивые накладные… Ни одной лишней запятой не пропустит!.. А вот если бы пропустил — глядишь был бы сейчас майором!

Произнося все это, она умудрялась гладить меня незаметно по колену.

— Катя, Катя, — с упреком бормотала супруга директора, раскладывая по тарелкам жареное мясо и поливая его умопомрачительно ароматным соусом. — Меня поражает твой цинизм.

— А что я такого сказала⁈ — удивилась химичка. — Каждая жена хочет, чтобы ее муж был успешным человеком… Вот взять, к примеру, Пал Палыча!.. Он директор школы у него свои подчиненные, он может распоряжаться самостоятельно финансами учреждения. А мой — только перед начальством мечется. План по взяткам выполняет.

— Ну до министра я все равно уже не успею дорасти, — усмехнулся хозяин квартиры.

— А все почему⁈ — вопросила Екатерина Семеновна, чьи шаловливые пальчики подобрались уже к моему самому заветному. — Потому, что вы больше дорожите своими учениками, нежели карьерой!.. Уж простите за откровенность, но я по родственному…

— Не портите мне молодежь, — пробурчал Разуваев. — Глаша права, вы слишком цинично и потребительски смотрите на вещи…

— На вещи я смотрю вполне здраво! — парировала его невестка, которой, похоже, доставляло двойное удовольствие одновременно троллить свою родню и тискать то, что к ее родне не принадлежало. — А вот на людей — да! Особенно на своего благоверного, который эти вещи достать не умеет, а главное — не хочет… Да с ним не то, что в магазин, на рынок ходить невозможно… Его не товар интересует, а накладные на него… Однако жрать он, почему-то предпочитает мясо, а не целлюлозу с печатным текстом… Вот!

— Я очень надеюсь, что присутствующие тоже предпочитают мясо, а не целлюлозу, — подхватила Глафира Семеновна. — Катенька, солнышко, ты держишь гостей голодными…

— Это еще почему?

— Потому что, как люди воспитанные, они не смеют жевать, покуда ты упражняешься в остроумии, — объяснила хозяйка. — Паша, налей гостям вина и произнеси, наконец, тост!

Пал Палыч с готовностью поднялся и наполнил бокалы. Я заметил, что початую бутылку коньяка он оставил в кабинете, а сейчас разливал «Киндзмараули». Не слабое по тем временам винишко, даже для бюджета директора. Убедившись, что у всех налито, хозяин начал произносить тост:

— И все-таки я хочу возразить, уважаемой Екатерине Семеновне… Мое поколение пережило многое… Детство прошло в годы индустриализации, когда советские люди не думали о своем персональном благополучии. Все понимали, что впереди война с фашизмом и тратили силы и здоровье на укрепление обороны страны, а не на стяжательство. В войну приходилось отдавать последнее фронту. Люди на собственные сбережения покупали танки и самолеты для нашей победоносной Красной Армии. А после войны — восстанавливали разрушенное народное хозяйство буквально по крупицам, тоже было не до жиру, но всего через пятнадцать лет после победы в космос полетел наш Юра — советский летчик и отчаянный парень. Теперь, благодаря неусыпной заботе нашей партии, благосостояние народа неуклонно растет. В каждом доме телевизор, холодильник, магнитофон. Но значит ли это, что мы должны предать идеалы коммунизма ради приобретения вещей? Нет!