«казалось: он был ниспослан небом, дабы придать новые формы зодчеству».
А мудрый Козимо Медичи (дед Лоренцо Великолепного), прозванный «отцом отечества», богатейший банйир, полновластно возглавивший Флорентийскую республику, утверждал, что Брунеллески обладал мужеством «достаточным, чтобы перевернуть мир».
Как основатель архитектурной системы Ренессанса и ее первый пламенный проводник, как преобразователь всей европейской архитектуры, как художник, чье творчество отмечено беспримерной по своей яркости индивидуальностью, вошел Брунеллески в мировую историю искусства. Добавим, что он был одним из основателей научной теории перспективы, открывателем ее основных законов, имевших огромное значение для развития всей тогдашней живописи.
В чем же заключался переворот, совершенный им в европейском зодчестве?
Средневековый собор воздвигался как монумент, в каменной громаде которого обретало свое художественное выражение мироощущение народа, эпохи. Творческая мощь и вдохновенный порыв рождали красоту средневековой архитектуры, но не сама красота являлась ее конечной целью. Не во имя красоты воздвигалась и неприступная твердыня средневекового замка, грозные стены которого подчас тоже представляют собой замечательный памятник искусства.
В эпоху гуманизма, когда отошли в прошлое идеи средневековья и был подорван его социальный уклад, зодчество обрело новое назначение.
Крупнейший теоретик искусства XV в. Леон Баттиста Аль-берти, младший современник Брунеллески и большой его почитатель, объявил зодчество «частью самой жизни». Ибо зодчество в его пору действительно вошло в жизнь человека: ведь, согласно выражению того же Альберти, здания должны были служить прежде всего «величавыми украшениями»…
Величавыми украшениями жизни!
В эпоху гуманизма мир представлялся человеку прекрасным, и он захотел видеть красоту во всем, чем он сам себя окружал в этом мире. И потому задачей архитектуры стало как можно более прекрасное обрамление человеческой жизни. Так красота стала конечной целью архитектуры.
И именно Альберти первым провозгласил красоту ценностью истинно самостоятельной, в самой себе заключающей наивысшее достижение, прославил «безудержное желание созерцать красоту в ее бесконечности».
Апофеоз красоты!
Но разве красота - понятие точное, объективно определяемое, для всех одинаковое?
Людям Возрождения она представлялась именно такой, и они находили для нее некие абсолютные критерии.
Вот как Альберти определял законы прекрасного:
«Согласование всех частей в гармоническое целое так, чтобы ни одна не могла быть изъята или изменена без ущерба для целого».
И, расхваливая одно из созданий Брунеллески, он подчеркивал, что «ни одна линия не живет в нем самостоятельно».
Новое искусство основывалось на логике, на откровениях человеческого разума, подтвержденных математическими расчетами. И разум этот требовал ясности, стройности, соразмерности.
Гармония, красота обретут незыблемую основу в так называемом золотом сечении (этот термин был введен Леонардо да Винчи; впоследствии применялся и другой: «божественная пропорция»), известном еще в древности, но интерес к которому возник именно в XV в. в связи с его применением как в геометрии, так и в искусстве, особенно в архитектуре. Это - гармоническое деление отрезка, при котором большая часть является средней пропорциональной между всем отрезком и меньшей его частью, - чему примером может служить человеческое тело. Итак, человеческий разум - как движущая сила искусства и человеческое тело - как эталон красоты, образец пропорционального построения. Таково было уже кредо архитекторов кватроченто, а сто лет спустя Микеланджело скажет еще определеннее:
«Архитектурные члены зависят от человеческого тела, и кто не был или не является хорошим мастером фигуры, а также анатомии, не может этого уразуметь».
Соразмерность человеку явилась естественным принципом новой архитектуры эпохи гуманизма.
Античная ордерная система с ее точно разработанным строением колонн определяла соотношение несущих и несомых частей, обеспечивающее устойчивость здания. Ее масштабы и пропорции соответствовали масштабам и пропорциям человеческой фигуры.
В противоположность готике, в общем нарастании взлетов как бы стремившейся к ликвидации стены, к преодолению самой массы материи, новая архитектура преследовала совсем иные задачи, чисто «земные», «человеческие» по своей масштабности, искала гармонического и устойчивого соотношения горизонталей и вертикалей.
Ордер - значит порядок. Ордерная система удовлетворяла новое эстетическое мышление; ее возрождение, сыгравшее огромную роль в дальнейшей судьбе европейской архитектуры, неразрывно связано с именем Брунеллески. Причем ордер получил в новой архитектуре совершенно особое качество, выходящее за рамки чисто строительных задач.
В монолитности средневекового храма и живопись и скульптура естественно подчинялись зодчеству. Ренессанс уравнял архитектуру с другими искусствами.
Альберти писал:
«Если я не ошибаюсь, архитектор взял свои архитравы, базы, капители, исходя из живописного опыта».
Мы увидим, с другой стороны, хотя бы на примере Рафаэля, что итальянские художники любили включать в живописные композиции ордерные мотивы, в своей стройности и монументальности как бы перекликающиеся с изображенными фигурами.
Мотивы ордерной архитектуры прельщали художников своим гармоническим сочетанием размеров, линий, объемов. Ордерная архитектура была красива на картине, и этой же красоте надлежало радовать глаз в реальных зданиях. И фасады, и интерьеры храма, дворца, а в идеале и любого жилища должны были восприниматься как искусная, хорошо уравновешенная живописная композиция. Так - чтобы человеку казалось, будто он глядит на картину, еще точнее: будто архитектура служит ему прекрасным, величественным фоном и своей живописностью окружает его как панорама.
В этом сила, очарование, но, скажут некоторые, в этом и слабость, внутренняя несостоятельность ренессансной архитектуры. Ведь нередко ордерные пилястры, полуколонны всего лишь приставлены к стене, они не несут никакой нагрузки - значит, они не необходимы зданию, служат только его украшению. Красиво? Да, очень! Но это не архитектура!… Тут (как было уже в инкрустационном тосканском стиле романской поры) главенствует совсем другое начало: не конструктивное, а декоративно-изобразительное. А от этого один шаг к тому, что мы называем украшательством, т. е. к нарочитой «красивости».
Брунеллески. Воспитательный дом во Флоренции. Начат в 1419 г.
Но на такие суждения можно возразить, что именно этот шаг противоречил бы духу подлинно ренессансного зодчества, декоративность которого не случайна, а органична, глубоко оправданна. Архитектоника здания должна воплощать его строительные закономерности. Пусть ордерные части, приставленные к стене, не выполняют никакой строительной функции, важно, что они наглядно и, главное, правдиво подчеркивают в ренессансной архитектуре основное значение стены, выявляют скрытые силы материи, гармоническое соотношение несущих и несомых частей, вертикалей и горизонталей. К тому же введение в наружную архитектуру античной системы пилястров и колонн утверждает единство внешней декоративности и внутренней структуры здания, объединяет в гармоническое целое его внешний облик и интерьер.
В своем структурном и декоративно-изобразительном единстве ренессансная архитектура преобразила облик собора - его центрическое купольное сооружение не придавливает человека, но и не отрывает от земли, а своим величавым подъемом как бы утверждает главенство человека над миром.
Именно ордер обеспечил переход от грозного в своей мрачной замкнутости феодального замка, средневекового