всем нужны ручные персидские кошки, есть любители сиамских. Не все любят хороших девочек, некоторые любят таких как ты. Так что завязывай носить шкуру овечки.
— То есть все? Как ты чудесно меня препарировал! И теперь, когда ты выяснил, что я — трусиха и лицемерка, я могу рассчитывать, что ты больше не будешь меня провоцировать?
— Почему это? — удивляется Данил. — Ты забыла: я всегда получаю то, что хочу. А я хочу настоящую тебя. И мне насрать, кто это будет: Вика или Маша. Хочешь, можем паспорт тебе поменять? Я, девочка моя, терпеливый. Я уже говорил. Я подожду, и получу все. Ты трусиха, а не дура. Побесишься, попсихуешь, а потом подумаешь своей хорошенькой головкой и сделаешь правильный выбор.
— Правильный с твоей точки зрения. Нет уж!
— Да, Вика, да. Но я не люблю, когда в моих словах сомневаются, поэтому я сейчас преподам тебе урок.
Глава 39. Умозаключения
— Нет! Теперь даже не вздумай прикасаться ко мне! — я пячусь, расширившимися глазами следя за тем, как Данил поднимается и идет ко мне.
Под его полотенцем видна эрекция, и мой взгляд против воли возвращается туда.
А Староверов приближается не торопясь, как хищник, загоняющий свою добычу. Только почему-то я испытываю не страх и возмущение, а сладкий трепет.
Непонятное ожидание.
Данил не стал пользоваться предоставленной возможностью со мной переспать, так о каком уроке идет речь? Почему мне кажется, что это будет развратно, и мне понравится?
— Вздумаю, — коварно улыбается Данил, который находится уже вплотную ко мне, а путей для отступления у меня нет. — Именно это я и планирую. Прикасаться. Будем считать, это анонсом того, от чего ты так непредусмотрительно отказываешься. Боюсь, Вика, ты просто забыла, как тебе со мной хорошо.
— Ты свой шанс упустил!
Я разворачиваюсь, с намереньем проигнорировать этот ходячий секс, он Данил обхватывает меня и притягивает к себе. Спиной я ощущаю его твердую грудь, а попкой — не менее твердый член.
Попытки вырваться ни к чему не приводят. Более того, слабеют, когда Данил жарко шепчет мне на ухо.
— Вика, мы с тобой оба прекрасно знаем, что тебя возбуждает. Тебя не заводят ванильные ласки. В глубине души ты знаешь, что ты — дрянная девчонка, которая хочет совсем другого. Не робких поглаживаний коленок ты ждешь, а толчков поглубже. Ты течешь от грязных словечек, тебе нравится ублажать себя у меня на глазах, и ты хочешь, чтобы я тебя снова покатал.
Староверов еще ничего не делает, только говорит мне все эти непристойности, а я чувствую, как румянец возбуждения заливает щеки, как дыхание становится неровным, а в трусиках повышается влажность.
Черт, этот мерзавец, знает, как пробудить во мне животные инстинкты.
Сейчас я физически ощущаю, что одежда лишняя, она раздражает кожу. Температура тела растет, а внизу живота что-то томительно сжимается.
— Ты не веришь моим словам? Думаешь, все не так? Я тебе докажу, — его смешок щекочет мне ухо.
Продолжая прижимать меня к себе одной рукой, второй Данил задирает подол юбки и поглаживает ягодицу. Как назло я сегодня в стрингах, и просторы ему открываются очень широкие.
— Спорим, ты уже мокрая?
— Перестань, — но даже я понимаю, как вяло и неубедительно звучит мой протест. Он больше похож на голодное мяуканье. Да, я испытываю голод по этим прикосновениям.
Данил же не церемонясь отодвигает тоненькую полосочку трусиков и проводит подушечками пальцев по расщелинке. У меня вырывается вздох.
— Ну вот, — он целует меня за ухом. — Я же говорил.
И целуя мою чувствительную шею, Данил не медля, без всяких реверансов, погружает в меня палец. Да реверансы и не нужны, я так возбудилась от его слов, которые вызывали в моей голове воспоминания о нашей ночи, что моя дырочка увлажнилась в самый раз.
— Но я же обещал анонс, пока этого недостаточно.
И в меня проскальзывает еще один палец. Двигая рукой, Староверов словно опять растягивает меня под своего монстра. А когда он подключает большой палец, чтобы дразнить клитор, я не могу сдержать стоны.
Краем сознания понимаю, что Данил больше меня не удерживает, а лишь тискает грудь сквозь блузку, пока его рука хозяйничает в святая святых. Я лишь упираюсь руками в стену и, расставив ноги, поднимаюсь на цыпочки, чтобы подставиться этим движениям.
— Да, Вика. Вот так хорошо может быть, а может быть еще лучше, если ты перестанешь притворяться.
Данил усиливает напор, и в какой-то момент внутри меня оказываются три пальца, они распирают меня почти так же как член Данила.
— Давай, девочка, помоги себе, — шепчет он, окончательно забрасывая подол мне на спину и открывая себе возбуждающее зрелище.
И я послушно опускаю руку на клитор, ласкаю себя, а Данил сосредотачивается на моей киске, трахая меня пальцами. Когда меня накрывает, и сочащаяся дырочка начинает пульсировать и сжиматься в преддверии оргазма, остроты ощущений добавляет палец, слегка надавивший на сморщенное колечко.
У меня темнеет в глазах, ноги подгибаются. Если бы не Староверов, который успевает меня подхватить, я бы сползла на пол.
Слишком острые ощущения, слишком давно у меня не было секса вообще, и слишком долго я мечтала о Даниле.
Староверов же, взяв меня на руки, заносит в ванную. Снимает с безвольной меня одежду и ставит под душ.
Напоследок он окидывает меня жарким взглядом, Данил все еще хочет меня, но не собирается брать.
— Потом я получу все, — словно читая мои мысли, объясняет он. — А тебе теперь есть, над чем подумать.
Староверов оставляет меня приходить в себя, но, если бы не всплывшее в голове воспоминание, что сегодня у нас еще встреча, я бы осталась в ванной надолго.
Есть, над чем подумать, это верно.
Данил не скрывает, что хочет меня и намерен получить.
Но что он имеет в виду, говоря «получу все», что-то помимо тела?
После подслушанного разговора с Ви, он знает, что я к нему неравнодушна. Да что там, я влюблена. До сих пор.
Зачем он вытаскивает наружу ту сторону меня, которую я так старательно прятала? Он ведь никогда ничего не делает просто так. Значит, в этом для него есть смысл.
Мне надо об этом подумать, но не сейчас.
Сейчас любая мысль о Даниле вызывает сладкие спазмы внизу живота.
Как ни крути, а если не врать себе, я не готова отказаться от Данила.
Я, как Скарлетт О’Хара, подумаю об этом завтра.
Или уже сегодня. Ночевать-то нам на одной постели.
Но потом.
Когда, завернувшись в халат, которым пренебрег Староверов, выхожу из