class="p1">Впервые испытываю желание подсмотреть, но Староверов в кои-то веки дверь в ванную закрыл. Хотя, я и так прекрасно помню в деталях его тело, стоит только на минуту прикрыть глаза, и я смогу нарисовать его словно с натуры. И родинку на груди, и татуировку, и плоский живот с кубиками пресса, будто Данил не офисный работник, а модель нижнего мужского белья, и узкую талию…
Словно отзываясь на мои фантазии, дверь ванной распахивается и выпускает Староверова наружу. Это мерзавец даже и не подумал накинуть халат, который упер с собой, только обмотал бедра полотенцем.
Наверно, он и вправду дьявол. Я пожираю его глазами, пока он идет ко мне. Вижу, как блестят капельки воды на смуглом теле, как вьются редкие темные волоски вокруг плоских сосков, как перекатываются мускулы на груди.
Я даже не предпринимаю попытки встать, когда, дойдя до меня, Данил наклоняется и проводит ладонью по ноге от колена выше, забираясь под юбку. Он смотрит мне в глаза, переключаясь на нежную кожу внутренней стороны бедра.
Может, Данил прав, и я зря отказываюсь от него?
Не встретив никакого сопротивления, Староверов приподнимает бровь, а затем словно проверяя мою реакцию ложится рядом со мной и начинает расстегивать пуговки на моей рубашке одну за одной. Вот в вороте уже виднеется не только ложбинка, но и кружево белья. Данил не касается моей кожи, я лишь чувствую его дыхание на своей шее. Мне уже хочется, чтобы он положил руку мне на вздымающуюся грудь и сжал ее. Стиснул так, чтобы я почувствовала его нужду, его тягу.
Я жду продолжения, безропотно смиряясь с тем, что этот мужчина имеет надо мной необъяснимую власть.
Глава 38. Точки над И
Данил опирается на локоть и, нависая надо мной, на пробу едва касается моих губ своими. Он заглядывает мне в глаза и смотрит так серьезно, что я трусливо зажмуриваюсь. И слышу его тяжелый разочарованный вздох.
От удивления я распахиваю глаза и вижу, как, перегнувшись через меня, Староверов подцепляет мой ноутбук и садится на кровати с ним на коленях.
В недоумении хлопаю глазами.
Это что сейчас такое произошло?
Данил мне не дал?
Этот похотливый кобель отказался заняться со мной сексом?
— В чем дело? — едва сдерживая гнев, спрашиваю я. — Ты же так хотел меня трахнуть! Или тебе было нужно просто доказать мне, что ты можешь это сделать?
Мое самолюбие корчится словно от сорока ножевых. Я же дала понять, что оборона пала!
— Вика, мне неинтересно, когда ты позволяешь себя поиметь, делая при этом вид, что ты — жертва обстоятельств. Я хочу, чтобы бы ты была такая же живая и естественная, как и два месяца назад. Если мне не изменяет память, тогда именно ты проявила инициативу.
Все так.
Рядом с ним я чувствовала, что мне позволено все, и не хотела терять ни минуты в пустую. Я не только первая попросила его о поцелуе, я откровенно предложила ему себя.
«На старой набережной вдали от кафешек Данил останавливает мотоцикл. Здесь всегда тихо, только по утрам можно встретить молодых мамочек с колясками или матерых пожилых физкультурников, а сейчас вечером пусто, никого нет вокруг. Только слышен шелест деревьев и плеск волн. Облокотившись на перила, Данил закуривает и хмурясь смотрит на горизонт. Садящееся солнце заставляет воду искриться, пахнет мокрым песком, стриженным газоном и сигаретным дымом.
Мне невыносимо от того, что даже секунду этого вечера Данил тратит не на меня. Я подхожу к нему и, тесно прижимаясь, обнимаю его со спины. На каблуках я могу дотянуться губами до его шеи, и я провожу кончиком языка у него за ухом.
Выбросив сигарету, он разворачивается в моих руках, а я, согнув ногу, коленом веду по его бедру вверх. Моя рука наоборот скользит вниз по ребрам, плоскому животу и ложится на ширинку, где под моей ладонью начинает расти впечатляющий бугор.
Большим пальцем он проводит по моей нижней губе, размазывая помаду. Я не удерживаюсь и слегка прихватываю палец зумами. Дразня, щекочу его языком. Видя, как темнеют его глаза, втягиваю палец в рот. Я никогда так не делала, но с Данилом я хочу позволить себе все.
— Ты ведь этого хочешь, да? — он притягивает меня к себе за талию другой рукой, вдавливая в свое тело. — Не такая уж ты и скромница.
Как он вообще может сравнивать те обстоятельства с нынешней ситуацией?
Тогда мы оба знали, что с наступлением утра мы разойдемся в разные стороны, и все, что было, останется только воспоминанием. Как говорится, что происходит в Вегасе, остается в Вегасе.
А сейчас я на него работаю.
— Так вот оно что! Тебе нужно, чтобы я потеряла достоинство и гордость окончательно?
— Вика, гордость женщины, равно как и ее достоинство, не находятся у нее между ног, — откладывая в сторону мой ноут, изрекает прописную истину Староверов. — И ладно бы ты была такая, какой себя показываешь. Но нет. Ты просто так старательно отгораживаешься дурацкими навязанными правилами, что спать с тобой сейчас, все равно что с резиновой куклой. Пока ты — трусишка, которая Маше и в подметки не годится.
Эти слова меня больно уязвляют, мне хочется швырнуть в Данила чем-нибудь тяжелым. Да что он себе позволяет! Психолог хренов! Что он вообще обо мне знает!
А Староверов продолжает растравлять мои раны:
— За последние дни ты несколько раз забывалась, и маска примерной девочки слетала с тебя как ненужная шелуха, и я не только про ледяной душ, который ты мне устроила, и твой демарш с самоудовлетворением. Кстати, я оценил. Серьезно. А вот, когда ты вчера сбежала из моей спальни, — нет. В первом случае ты была строптивой девчонкой, а во втором испуганная собственными желаниями лицемерка.
Вот, значит, как.
— Раз я вся такая разочаровывающая, к чему все эти провокации? — мне кажется, еще немного, и я вцеплюсь ему в лицо.
Пускай удивится.
— Внутри ты такая же как я. Только забилась в свою скорлупу, в которой тебе тесно. Мне не понравилось натягивать Брейгель, потому что она — жалкий суррогат Маши. И ты сейчас — тоже суррогат себя самой.
— И какая же, по-твоему, настоящая я?
— Горячая девчонка с холодной головой, которая точно знает, чего хочет, и не стесняется это брать. Из тебя может получиться идеальная женщина, если ты ее не угробишь.
— Идеальная? Ты называешь расчетливую и похотливую — идеальной?
— Идеальная для меня, — поправляется Данил. — Ты правильно тогда заметила, не