Читать интересную книгу Базар житейской суеты. Часть 4 - Уильям Теккерей

Первымъ дѣломъ мистера Джоя было заказать для себя щегольской экипажъ у перваго столичнаго каретника, и мы не беремся передавать душевнаго восторга, съ какимъ индійскій сановиикъ слѣдилъ за сооруженіемъ этой парадной колесницы. Вслѣдъ затѣмъ были пріобрѣтены кургузые рысаки отличной породы, и мистеръ Джой началъ свои торжественные выѣзды на публичныя гулянья. Амелія весьма нерѣдко сидѣла на этихъ выѣздахъ подлѣ своего брата, и тутъ же, на заднемъ планѣ, рисовался Вилльямъ Доббинъ. Повременамъ экипажъ отдавался въ распоряженіе старика Седли и его дочери: въ этихъ случаяхъ ѣздила съ ними и миссъ Клеппъ. Восторгъ этой дѣвицы, щеголявшей по обыкновенію въ желтой шали, доходилъ до огромнѣйшихъ размѣровъ, когда коляска проѣзжала мимо извѣстной аптеки, откуда, черезъ сторы, любовался на нее извѣстный молодой человѣкъ съ чахоточнымъ цвѣтомъ лица.

Вскорѣ послѣ появленія Джоя на Аделаидиныхъ Виллахъ, произошла весьма печальная и горестная сцена въ той скромной хижинѣ, гдѣ семейство Седли провело послѣднія десять лѣтъ своей жизни. Въ одинъ пасмурный день, къ воротамъ этой хижины подъѣхала коляска Джоя (экипажъ наемный, употреблявшійся до сооруженія торжественной колесницы), и увезла старика Седли и мистриссъ Эмми, которымъ не суждено было больше возвращаться на Аделаидины Виллы. Хозяйка и дочь ея проливали, при этой разлукѣ, самыя горестныя и притомъ совершенно искреннія слезы, какія только проливались когда-нибудь впродолженіе этой незатѣйливой исторіи. И какъ же иначе? Мистриссъ и миссъ Клеппъ, пользовавшіяся дружелюбнымъ расположеніемъ мистриссъ Эмми, не слыхали отъ нея ни одного грубаго или жесткаго слова во все это время. Олицетворяя въ себѣ необыкновенную снисходительность и душевную доброту, Амелія всегда была благодарна, всегда ласкова и мила, даже въ томъ случаѣ, когда домовая хозяйка, выведенная изъ терпѣнья, безотвязно требовала денегъ за квартиру. И теперь, при окончательной разлукѣ, мистриссъ Клеппъ осыпала себя горькими упреками за неосторожныя выраженія, какія, въ разное время, она позволяла себѣ употреблять противъ этихъ несравенныхъ жильцовъ. Да, ужь теперь не найдти имъ такихъ жильцовъ, это ясно какъ день, и горько плакала мистриссъ Клеппъ, прибивая къ своимъ окнамъ билетикъ съ обозначеніемъ, что «сіи комнатки отдаются внаймы». Послѣдствія оправдали печальныя предчувствія: новые жильцы были дурны изъ рукъ вонъ. Сокрушаясъ о постепенной порчѣ человѣческаго рода, мистриссъ Клеппъ надѣялась утѣшить себя тѣмъ, что наложила новую контрибуцію на чай, буттербродты и баранину съ хрѣномъ; но такая мѣра не произвела ожидаемыхъ послѣдствій. Нахлѣбники хмурились, ворчали, нѣкоторые не заплатили ни гроша, и всѣ мало-по-малу выѣхали изъ этой квартиры. Тѣмъ больше оказалось причинъ жалѣть этихъ старыхъ испытанныхъ друзей, оставившихъ ея домъ.

Что касается до миссъ Мери, горесть ея при разлукѣ съ Амеліей была такого рода, что я отказываюсь изобразить ее перомъ. Молодая дѣвушка, привыкшая видѣть мистриссъ Эмми каждый день, полюбила ее всѣми силами своей души, и теперь, когда коляска остановилась у воротъ, она бросилась въ объятія своей безцѣнной подруги, и обмерла на ея шеѣ. Амелія съ своей стороны была растрогана почти столько же, какъ сама миссъ Мери. Она любила ее какъ собственную дочь. Одиннадцать лѣтъ сряду эта дѣвочка была постояннымъ ея другомъ и повѣренной всѣхъ ея тайнъ. Разлука была дѣйствительно весьма прискорбна для обѣихъ особъ, и ужь, конечно, было рѣшено, что миссъ Мери какъ-можно чаще будетъ гостить въ большомъ новомъ домѣ, куда отправлялась на жительство мистриссъ Эмми. Молодая дѣвушка была, впрочемъ, увѣрена, что скромная леди можетъ быть вполнѣ счастливою только въ скромной и смиренной хижинѣ, какъ миссъ Клеппъ называла свои домикъ на языкѣ любимыхъ ею повѣстей и романовъ.

Станемъ, однакожь, надѣяться, что философія этой дѣвицы была построена на шаткомъ и ложномъ принципѣ. Немного счастливыхъ дней бѣдняжка Эмми провела въ этой хижинѣ, скромной и смиренной. Рука бѣдственной судьбы тяготѣла здѣсь надъ нею. Оставивъ Аделаидимы Виллы, Амелія уже никогда не возвращалась на свою прежнюю квартиру, и не любила встрѣчаться съ хозяйкой, ворчавшей нѣкогда на нее всякій разъ, какъ оказывалась недоимка въ квартирныхъ деньгахъ. Грубая фамильярность мистриссъ Клеппъ была столько же несносна, какъ ея брюзгливость. Ея приторное раболѣпство въ настоящую эпоху процвѣтанія мистриссъ Эмми всего менѣе приходилось по вкусу этой леди. Осматривая новый домъ своей прежней жилицы, мистриссъ Клеппъ восклицала отъ изумленія на каждомъ шагу, и превозносила до небесъ каждую мёбель и каждую бездѣлку туалета. Она ощупывала своими грубыми пальцами платья мистриссъ Осборнъ, и старалась опредѣлить ихъ относительную цѣнность. Нельзя было, по ея словамъ, пріискать наряда, вполнѣ достойнаго этой милой, доброй, несравненной и безцѣнной миледи. Тѣмъ живѣе, при этихъ вычурныхъ комплиментахъ, воображенію мистриссъ Эмми представлялись прежнія грубѣйшія выходки хозяйки, непринимавшей въ разсчетъ никакихъ соображеній, когда надлежало содрать съ жильца квартирную недоимку. Нерѣдко старуха Клеппъ упрекала Амелію въ глупой расточительности, когда она покупала какія-нибудь лакомства для больной матери или отца. Теперь она унижалась передъ счастливой женщиной, а нѣкогда мистриссъ Клеппъ командовала надъ нею безконтрольно въ ея плачевные дни безпрерывныхъ бѣдствій.

Амелія не роптала и не жаловалась, и никто не зналъ всѣхъ огорченій, испытанныхъ ею въ послѣднее время на Аделаидиныхъ Виллахъ. Она тщательно скрывала ихъ отъ своего недужнаго отца, который отчасти собственною неосторожностію сдѣлался причиною ея страданій. Ей суждено было окончательно отвѣчать за всѣ его промахи, и мистриссъ Эмми, какъ безотвѣтная жертва, безропотно подчинилась своей судьбѣ. Есть причины надѣяться, что теперь мистриссъ Эмми не будетъ больше переносить этихъ грубыхъ обхожденій. Сказано давно, что во всякой печали содержится зародышъ утѣшенія, и эту истину намъ удобно теперь доказать примѣромъ бѣдняжки Мери. Подверженная страшнымъ истерическимъ припадкамъ послѣ отъѣзда своей пріятельницы, она поручена была вниманію и надзору нѣкоего молодаго человѣка изъ сосѣдней аптеки, и тотъ, говорятъ, излечилъ ее отъ всѣхъ недуговъ въ самое короткое время. Собираясь оставить Аделаидины Виллы, мистриссъ Эмми подарила своей подругѣ всю свою мёбель, за исключеніемъ только двухъ миньятюрныхъ портретовъ, висѣвшихъ надъ ея постелью, и маленькаго стараго фортепьяно, доведеннаго теперь до жалобнаго состоянія дребезжащаго инструмента. Эмми уважала эту погремушку вслѣдствіе особыхъ причинъ, извѣстныхъ только ей одной. Она бренчала на ней еще въ дѣтскихъ лѣтахъ, когда родители подарили ей это фортепьяно въ день ея имянинъ. Въ эпоху бѣдствія, разразившагося надъ домомъ, несчастный инструментъ, въ числѣ другихъ, болѣе или менѣе цѣнныхъ предметовъ, попалъ на аукціонъ, и читатель уже знаетъ, какими судьбами онъ потомъ попалъ въ руки мистриссъ Эмми.

Майоръ Доббинъ безъ устали слѣдилъ за устройствомъ новаго дома, которому, по его соображеніямъ, надлежало придать видъ величайшаго изящества и совершенпѣйшаго комфорта. Когда такимъ-образомъ хлопоталъ онъ изъ всѣхъ силъ, въ одно прекрасное утро пріѣхала изъ Бромптона телѣга, нагруженная ящиками, сундуками и картонками нашихъ переселенцевъ, и честный Вилльямъ замѣтилъ съ неизъяснимымъ восторгомъ между этимъ хламомъ и старое фортепьяно. Амелія непремѣнно хотѣла поставить этотъ инструментъ въ своей гостиной, прелестной комнаткѣ втораго этажа, смежной съ спальнею ея отца. Здѣсь обыкновенно старый джентльменъ проводилъ свои вечера.

Когда извощики остановились на лѣстницѣ съ этимъ древнимъ музыкальнымъ ящикомъ, Амелія приказала имъ идти наверхъ въ свою коммату. Доббинъ задрожалъ отъ восторга.

— Мнѣ очень пріятно, что вы позаботились объ этомъ инструментѣ, сказалъ майоръ весьма нѣжнымъ и чувствительнымъ тономъ, — я полагалъ, напротивъ, что вы оставите его безъ всякаго вниманія.

— Какъ это можно! воскликнула мистриссъ Эми, я дорожу этимъ фортепьяно болѣе всего на свѣтѣ.

— Неужели, Амелія, неужели! вскричалъ обрадованный майоръ.

Хотя майоръ никогда не говорилъ Амеліи о подробностяхъ покупки этого инструмента, но до сихъ поръ ему и въ голову не приходило, что она не знаетъ настоящаго покупщика. Такимъ-образомъ естественно было подумать на его мѣстѣ, что она дорожитъ старымъ фортепьяно, какъ подаркомъ, полученнымъ изъ его рукъ.