Он поблагодарил меня и кивнул.
– Мы должны будем внести вас в условия контракта, – улыбнулся он мне, и я уехал.
Глава десятая
В отличие от большинства моих знакомых из мира шоу-бизнеса в подобных обстоятельствах, Чарльз сдержал слово. Фильм, о котором шла речь, был одним из тех, что снимают специально для телевидения, собирая всех модных актеров, у кого на тот момент денежные затруднения, и показывают потом в воскресенье вечером битых три часа подряд.
Это должна была быть история сестер Ганнинг, никому не известных ирландских красоток, прибывших в Лондон в тысяча семьсот пятидесятом году, взявших его штурмом и вышедших за графа Ковентри и герцога Гамильтона соответственно. Брак Гамильтона оказался неудачным, ситуацию исправила ранняя смерть герцога, но овдовевшая герцогиня этак стильно и не без щегольства вышла за своего давнего поклонника, полковника Джона Кэмпбелла, который сам был наследник герцогства Аргайлла.
Именно из такого материала и лепят псевдоисторические минисериалы. Бротон должен был сыграть роль как дворца Гамильтон (разрушенного в двадцатые), так и Инверари (который, я подозреваю, был слишком далеко от Лондона; или же герцогу Аргайллскому предложение киношников не показалось заманчивым). Кроме того, разные интерьеры дома должны были изображать исчезнувшее великолепие Лондона времен короля Георга.
Режиссером был англичанин по имени Кристофер Твист, добившийся некоторой известности парочкой фарсов в конце шестидесятых, когда этот стиль был в моде, и с тех пор кое-как перебивавшийся остатками былого успеха. Я знал директора по актерам, она не раз была добра ко мне и в прошлом, и решил сначала, что это благодаря ей меня пригласили на довольно большую роль – Уолтера Криви (известного сплетника того периода, которого ввели в сюжет в качестве доверенного лица дважды герцогини, хотя не уверен, что существуют достоверные подтверждения этого факта), но Твист незамедлительно раскрыл передо мной карты.
– Я так понимаю, вы – близкий друг графа Бротонского? – спросил он.
Наверное, если человек живет в Голливуде, то ему можно простить, что он перенял американские манеры, так как, в отличие от многих других народов, жители Лос-Анжделеса признают только свои правила. Но все-таки он меня слегка рассердил, причем не тем, что переврал фамилию Чарльза, и не тем, что не к месту употребил его титул, а тем, что воспользовался определением «близкий друг». По моему опыту, любой, кто называет себя «близким другом» какой-нибудь знаменитости, в лучшем случае слегка с ней знаком. Точно так же оборот «источники, близкие к королевской чете» в газетной статье означает сплетни из самого дальнего круга королевских прихлебателей.
– Я с ним знаком, – сказал я. Твиста это не сбило.
– Да? А он о вас очень высокого мнения.
– Как мило.
– Итак, – он откинулся на стуле, вытянув ноги и демонстрируя пару ковбойских ботинок, покрытых жутчайшим индейским орнаментом, – расскажите немного о себе.
Неактеру трудно представить себе глубину депрессии, в которую погружает этот вопрос, когда все роли твоей ничтожной карьеры приходится вытаскивать на всеобщее обозрение, как барахло из потрепанного чемодана коммивояжера. Поэтому я оставлю продолжение беседы за кадром и скажу только, что роль мне дали. Но не из-за рассказанного «немного о себе», а благодаря тому, что Твисту не хотелось начинать работу с немилости леди Акфильд, которая, как я позже узнал, непреклонно настаивала на моей кандидатуре.
Как только мой агент подтвердил, что меня наняли на все два месяца съемок – что предполагало около полутора месяцев в Бротон-Холле или рядом с ним, – я позвонил Эдит.
– Но это же просто здорово! Ты ведь будешь жить у нас?
Всегда приятно получить приглашение, но я твердо знал, что в самом Бротон-Холле останавливаться не буду. Я и так предвидел некоторую неловкость в отношениях с остальной съемочной группой из-за того, что я в дружбе с обитателями, а если бы я еще и жил у них, очень скоро я бы остался в стороне от собственно работы над фильмом.
– Вы очень добры. Не думаю, что вы вытерпите меня полтора месяца.
– Глупости! Конечно вытерпим.
– Было бы неразумно с моей стороны подвергать ваши чувства испытанию.
Эдит достаточно хорошо разбиралась в таких разговорах, чтобы понять – ей отказали, и больше не повторяла приглашения. Я сказал ей, что остановлюсь вместе с группой в отеле, переделанном из деревенского дома, совсем рядом с границей Акфильда, но мы будем часто видеться. Должен признаться, что после первого беглого обзора ситуации – на охоте – мною овладело несколько недоброе любопытство, мне хотелось увидеть Чарльза и Эдит в домашней обстановке. Возможно, где-то на задворках моего сознания притаился отголосок Schadenfreude[26] – того омерзительного удовольствия, которое мы испытываем, когда неудача постигает наших друзей, – хотя я надеюсь, что дело было не в этом. Но я видел, как Эдит входила в страну своей мечты, и боюсь, есть некоторое приятное самооправдание, когда другие разочаровываются в благах этого мира. Это – утешительный приз неудачника.
Прошло две или три недели, я съездил на примерку костюмов в «Берманс» и париков в «Виг Криейшнс», иногда сталкиваясь там с остальными актерами. Сестер Ганнинг должны были играть две американские блондинки, у которых как раз был перерыв в их полицейском сериале. Это с самого начала обрекало фильм на неудачу, если предположить, что он должен был иметь хоть какое-то отношение к искусству. Я не хотел бы показаться снобом. Существует множество ролей, которые, несомненно, нужно отдавать именно американским блондинкам. Я только хочу сказать, что, пригласив Луанну Петерс и Джейн Дарнелл, создатели фильма заранее отказались от мысли попытаться хоть в какой-то мере правдиво воссоздать Лондон XVII века, жертвуя правдоподобностью ради того, чтобы привлечь побольше зрителей. Их невозможно было бы винить, по крайней мере я бы не стал, если бы они честно в этом признались. А так остальной части съемочной группы приходилось, сидя за одним столом с режиссером, выслушивать, как он отчаянно старается добыть подобающие канделябры или шляпы для статистов, когда он не хуже вас знает, что главные героини не имеют и не будут иметь ни малейшего сходства с реальностью. Актеры смеются: «Дают – бери, бьют – беги», – но все равно обстановка не самая вдохновляющая. Но я обрадовался, узнав, что мать сестер, миссис Ганнинг, будет играть актриса по имени Белла Стивенс, с которой мы однажды жили в одном коттедже в Нортгэмтоне, еще когда я работал в репертуарном театре, и мне было приятно возобновить дружбу, которую мы и не пытались поддерживать в промежутке.